Читать книгу "Прикрой, атакую! В атаке - "Меч" - Антон Якименко"

После этого воздушного боя к нам приехал Яков Владимирович Смушкевич. Он обошел все самолеты на аэродроме, беседовал с летным составом. Расспрашивал о прошедших воздушных боях. Его интересовали тактико-технические данные японских самолетов в сравнении с нашими. Смушкевич интересовался боевыми возможностями летного состава японцев: их выносливостью, тактикой, мастерством ведения воздушного боя и волевыми качествами. Мы дали высокую оценку летчикам Японии, но сказали, что бьем их и будем бить, пока не уничтожим или не принудим сдаться. Затем командующий авиацией спросил: как мы думаем, пойдут ли японцы на усиление воздушных операций? Наше мнение было однозначным: враг будет пытаться мстить за понесенные потери, но мы готовы ему ответить еще более мощным ударом. Яков Владимирович слушал нас очень внимательно, многие вопросы уточнял, в обращении был прост. Разговаривал на равных, и видно было, что он не любит чинопочитания. Постоянно шутил…

— Необдуманный риск, — говорил он, — приносит лишь потери самолетов, а главное — летчиков.

Подготовленные боевые летчики — это ценные кадры, это специалисты, без которых не решить поставленную задачу по разгрому врага…

Скоро мы в этом убедились. Боевой день 24 июня начался задолго до рассвета. Как и всегда, самолеты техническим составом были подготовлены к боевому вылету. Летчики прибыли к машинам еще в предутренней темноте, дежурные звенья заняли свои места в кабинах. Как только рассвело, наша эскадрилья по приказу нового командира полка Героя Советского Союза майора Кравченко Григория Пантелеевича поднялась в воздух и всем составом взяла курс, указанный стрелой.

В районе Баин-Бурды мы встретили смешанную группу самолетов противника, которая пыталась нанести удар по вторым эшелонам наших войск. Командир полупереворотом своего самолета повел эскадрилью в атаку. И закружились наши и японские машины в горизонтальной и вертикальной плоскости, трассы снарядов скрещивались, как шпаги. Первым сбил самолет противника лейтенант Трубаченко. За ним, отбивая атаку японца от самолета командира, сразил стервятника Голубев. Загорелся еще один И-97, появились парашютисты — один, второй, а бой не ослабевал.

Мы перешли на вертикальный маневр и атаковали сверху, но японские самолеты бросались из стороны в сторону и беспорядочно стреляли. Поразить их было очень сложно. Но вот один попался на долю секунды в мой прицел, и этого хватило, чтобы его сбить. Как же изловчиться, чтоб атаки были все более результативными? Вот самолет противника оказался ниже меня, я открыл огонь, но снаряды шли мимо, самолет противника ускользнул влево, потом увернулся вправо, но все-таки попал прямо под трассу моих огневых точек и, распуская черный дым, ушел к земле. Взрыв.

Что будет дальше? Мы уже достаточно устали и думали, хватит ли технических возможностей и сил нашего летного состава до того времени, когда японцы покинут поле боя. Я резко бросил машину вправо и в это время увидел длинную очередь огневой трассы, направленную в сторону левого борта моего самолета. Хорошо, что успел вовремя уйти, опоздай на долю секунды — и закончился бы бой для меня печально. Но что это? К нашему «клубку» приближалась группа самолетов, рассмотреть, чьи они, мне сразу не удалось, так как перегрузки, созданные непрерывными маневрами самолета, снизили возможность зрения, да и отвле-: каться от боя было смертельно опасно.

Темп сражения между тем становился напряженнее — подошли свежие силы с нашей стороны, но и противник усилил свою группу. Японцы, видно, и на этот раз пытались с разных направлений прорваться к нашим аэродромам. Но все их группы перехватывались истребителями. В этой операции участвовало 80 самолетов противника. Японские летчики, чтобы добиться внезапности, пытались заходить со стороны солнца. Но нас этот маневр не застал врасплох. Солнечную сторону мы не оставляли без внимания, более того, сами старались сблизиться с противником так, чтобы выйти в атаку с солнечной стороны. Для этого часть своих сил мы всегда держали именно на этом направлении.

После первой атаки воздушный бой набрал новый, более высокий ритм, огневые трассы метались между самолетами на встречных или пересекающихся направлениях. Тот, кто попадал под эти трассы, неизбежно проваливался вниз, уходил к земле и больше не возвращался. Падали горящие самолеты, и сыпались парашютисты.

Однако, как противник ни нажимал, дальше горы Хамар-Дабы продвинуться в глубь нашей обороны ему не удалось. Бой подходил к концу. Японцы, преследуемые нашими истребителями, поодиночке пытались резким пикированием выйти из боя и оторваться от преследования, но это им не всегда удавалось, огонь наших пушек настигал их. Темп боя резко усилился. Вижу, за противником «нырнул» Гринев, за ним Райков, облюбовали себе цель Трубаченко, Скобарихин и другие. Выбрал и я «напарника» и тоже устремился за ним. Японец пикировал с углом, близким к 90 градусам. Ну что ж, мой И-16 этот маневр выполнил свободно. Я поймал противника в прицел, но дистанция оставалась великовата, быстро пошел на сближение, но высота тоже упала. Бросил взгляд на высотомер: 1000 метров уже потеряно, пора выводить самолет из пикирования. Обеспокоенный потерей высоты, я открыл огонь. Японец продолжал пикировать, наверно, мои снаряды сделали свое дело. Моя машина вышла из пикирования. Я решил, что японец, потерявший высоту, уже не сумеет вывести свою машину в горизонтальное положение. И когда мне казалось, что вот-вот произойдет столкновение японского самолета с землей, он резко перешел в горизонтальное положение, и мои пушки снова послали длинную очередь, от которой он уже не ушел.

Я вспомнил, что наш летчик Акимов преследовал противника на пикировании и погиб. И тут я понял, что японские летчики изучили маневренные качества нашего самолета и пикируют до самой земли, рассчитывая на то, что мы, увлекшись погоней при пикировании до предельно малых высот, неизбежно столкнемся с землей.

Это открытие было высказано на итоговом совещании вечером в нашей эскадрилье.

В этот день воздушный бой без перерыва продолжался около двух часов. Противник понес большие потери. У нас они были значительно ниже. Забегая вперед, скажу, что эскадрилья не только в этом бою, но и в последующих потерь не имела. Все летчики уцелели, но ранений избежать не удалось.

Пять летчиков во главе с командиром эскадрильи капитаном Чистяковым были удостоены высокого звания Героя Советского, Союза и наград Монгольской Народной Республики, остальные — орденов Ленина, Красного Знамени и монгольского ордена Боевого Красного Знамени.

Вернувшись из боя, я получил приказание: подготовиться к новому вылету для подсчета сбитых самолетов противника. И вот я снова в воздухе. На сей раз вдвоем с ведомым Райковым. Он меня прикрывает от внезапных атак истребителей. Пришли в район прошедшего боя, и я веду подсчет. Летаем змейкой в полосе между Буир-Нуром и горой Хамар-Даба. Уже насчитал 19 упавших самолетов японцев. К сожалению, на земле лежали останки и трех наших истребителей. Кто их вел, я пока не знал. Хотел уже было подать команду ведомому о прекращении работы, но неожиданно к этому же району подлетели три японских самолета, видимо, с той же целью, что и мы.

Резко взмыв в сторону солнца и набрав высоту, мы бросились в атаку. И завертелись все в каскаде замысловатых кривых. Воздух наполнился ревом моторов и треском огнестрельного автоматического оружия. Японцев осталось двое. И это меня беспокоило и раздражало: где же третий? Все время ищу его, не в хвосте ли он? «Японцы пришли позже, и у них горючего больше», — думал я, а сам, атакуя, искал исчезнувший самолет. Но что это ниже нас? Я увидел парашютиста. Вот теперь все внимание оставшимся двум.