Читать книгу "Повседневная жизнь российских железных дорог - Алексей Вульфов"

Купол, конечно, давно разрушен. Рельсов тоже никаких нет, но в остальном — цела ротонда, до сих пор кажет свой темный, закопченный временами кирпичный круг, словно какой-то доисторический амфитеатр, — а ведь бомбили немцы Бологое до тридцати раз в день, и после каждого налета на станции камня на камне не оставалось, только дымилось жуткое «рагу» из скрученных рельсов, кусков кирпичной кладки, горящих остовов вагонов и шпал, перевернутых паровозов. А вот эти николаевские камни уцелели. Возвышались такие ротонды в Спирово, Бологое, Окуловке, Малой Вишере (там они тоже уцелели в войну) над настоящей лесной пустыней, словно города каких-то неземных пришельцев, возведенные в отрешенной глуши, как в мире ином. Сюда, в этот мир, вместе с чугункой, с блеском аксельбантов инженерских мундиров и веселым топотом вечерней мазурки пришла цивилизация — и строго воплотилась навеки в неулыбчиво роскошных каменных сводах, напоминая собою о Петербурге, в который ведет дорога, о «соединенных как бы воедино» двух столицах, о незыблемой глыбе имперской державы…

Отлично помню старые, первозданные будки обходчиков — стояли они на полянах у полотна вдоль дороги одна за одной, абсолютно одинаковые, из розового кирпича, с садочками и стандартными витыми оградками, как декорации детского сказочного спектакля. Ночью, бывало, мелькают эти будки за окном электровоза полузаметными застенчивыми пятнами абажуров и желтых ламп в узких окошках почти на каждом километре, дружным рядком идут справа по ходу движения от Москвы на Питер — ныне их почти вовсе нет, брошены, разрушены, растасканы на кирпич. Мы, бывало, вздыхали по каждой порушенной, проезжая, пока не сбились со счета потерь. Смотрелись они неброско — а ведь совсем не того облика стала дорога, утратив их… А уж когда во время очередной «реконструкции» магистрали варварски снесли при тогдашнем начальнике дороги Комарове старый вокзал в Окуловке, поуничтожали старомодно выразительные блокпосты с изящными балконами, даже не оглянувшись на возраст их и историю, совсем сделалась первая русская магистраль чужой, сторонней, утратила привычный отзыв в душе… Словно напоказ выставила равнодушие самой к себе, к своему историческому достоинству — ширпотребной одинаковостью облика, случайной плебейской эклектичностью, какими-то уродливыми заборами чуть не во всю длину дороги, заколоченными окнами старых зданий, напоминающими навек закрывшиеся глаза…

Первая железная дорога России Петербург — Москва (только так читается ее название, ведь именно с Петербурга начинается отсчет верст — и в служебном, и в символическом смысле) стала и первым самобытным выражением чугунки. Ничего подобного Россия прежде не видывала: деповские ротонды, лирообразные стрелки (действительно похожие то ли на музыкальную лиру, то ли на какой-то пышно распустившийся цветок), водонапорные башни-столпы («водяные дома»), перекрестья мостовых пролетов, буквально летящие над реками, эстакады и каменные лестницы, вновь возведенные пристанционные храмы, прямоугольники казенных зданий, густо дымящие, сыплющие искрами и свистящие локомотивы, сверкающие медными кольцами котлов и трубами — диковина!

Наконец, большие вокзалы с протяженными навесами и колоннадой перронов («Станция походила на волшебный замок», — пишет в своих воспоминаниях один из строителей дороги инженер А. И. Штукенберг) так называемого островного типа, то есть расположенные между главными путями. Пассажиры, пообедав в станционном буфете в Бологое или Твери, иной раз путали поезда, теряясь, где направление на Москву, а где на Питер. Меж столицами был сооружен, по сути, целый город длиной в 600 верст, выстроенный на долгие века в духе казенной николаевской эстетики — но, безусловно, эстетики, а не «типового проекта», присущего гораздо более поздним временам.

На этой магистрали впервые появилось множество образцов локомотивов и вагонов, сооружений и сигнальных устройств. Ведь это ко всему прочему скоростная дорога. Практически идеальные геометрические показатели магистрали Петербург — Москва, близкое расположение ее к столичным научным и административным центрам позволили сделать из нее уникальный скоростной полигон на тихоходной в целом российской чугунке. Все отечественные рекорды скорости поездов поставлены именно здесь — между Питером и Москвой. Сама мировая цивилизация, достигая российских столиц и побуждая к сжатию пружины времени, словно подгоняла эти поезда: «Шибче! Шибче!»

Первый поезд прошел от Петербурга до Москвы 1–2 ноября 1851 года за 21 час 45 минут. Затем пассажирские поезда шли от Питера до Москвы 18 часов (товарные — 48 часов). Однако уже в 1853 году, всего через два года после открытия регулярного движения по магистрали, на ней был установлен один из мировых рекордов скорости хода: экспериментальный поезд прошел между столицами за 12 часов, из них находясь в движении 10 часов 40 минут. Новый рекорд скорости был установлен 6 декабря 1913 года, когда опытный поезд от Петербурга до Москвы был проведен за 7 часов 59 минут. На ряде перегонов скорость, несмотря на сильную метель, достигала 125 км/ч, приближаясь к современным показателям.

Появившийся в 1931 году знаменитый экспресс «Красная Стрела» находился в пути 9 часов 30 минут. Позже появление пассажирских тепловозов ТЭ7, имевших скорость 140 км/ч, позволило запустить в обращение на магистрали дневные экспрессы, впоследствии названные «Авророй», которые проходили всю магистраль за 6 часов 20 минут. В 1962 году дорога от Москвы до Ленинграда была электрифицирована на всем протяжении, что совпало с поступлением в СССР из Чехословакии первых электровозов серии ЧС2, имевших конструкционную скорость 160 км/ч. После начала их эксплуатации на магистрали время хода «Авроры» достигло 4 часов 59 минут. Впоследствии были начаты экспериментальные поездки скоростного поезда «Русская Тройка», который находился в пути между столицами 4 часа 30 минут. Этот замысел был окончательно реализован лишь в 2000 году, когда между Москвой и Петербургом начал курсировать «Невский экспресс» со скоростью 200 км/ч. Но и это не предел — уже планируется вывод на линию импортных электровозов, способных развивать скорость до 250 км/ч и даже выше.

До 1923 года Петербурго-Московская железная дорога носила имя своего создателя Николая I, а потом была переименована в Октябрьскую. Дорога эта — российская, что называется, до мозга костей, до основания. Потому что это дорога парадоксов, сочетаний несочетаемого. На первый взгляд — парадная, державная, на особом счету, с особыми традициями. А в сущности — такая же бессонная трудовая лошадь, как и вся остальная российская чугунка. До начала XXI века, пока из нее не сделали малопонятную транспортную коммуникацию для богатых, она была одной из самых грузовозных дорог в стране. Сквозь громадный поток товарняков проносились по замиравшей, на недолгие минуты затаившей дыхание линии скоростные поезда ЭР200 и экспрессы «Аврора». И ведь умещались в перевозочном потоке, проскакивали молниями, как скажут железнодорожники — «выдерживали график»!

Две российские столицы — города из числа крупнейших в мире. А между ними дичь и глухомань такая, что однажды в старину, только лишь дорога открылась, паровозную прислугу остановившегося товарного поезда съели волки — у паровозов ведь будок машиниста тогда еще не было, и укрыться паровозникам оказалось негде: швыряли в хищников горящими головнями, пока огонь в топке не потух… А полтора века спустя близкий приятель и двойной тезка автора этой книги, машинист депо Москва-Октябрьская Алексей Борисович Апрельский, следуя ночью со скоростным экспрессом № 31 Хельсинки — Москва, сбил живого медведя возле станции Тосно, в 65 километрах от Невского проспекта, и произошло это в самом начале третьего тысячелетия…