Читать книгу "Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста 1940-1945 - Вильгельм Липпих"

Отчаянное путешествие

18 апреля — 8 мая 1945 года

Под редким огнем советской артиллерии во второй половине дня 18 апреля мы с Юхтером покинули блиндаж и отправились по главной дороге в направлении города Пиллау, расположенного в семи-восьми километрах от нас. Если нам удастся добраться до гавани, то мы попытаемся пересечь короткий отрезок водного пути от Пиллау до самой северной оконечности песчаной косы Фриш-Неррунг.

На закате, часа через три, мы добрались до города, где нашим взглядам открылось печальное зрелище. Вдоль дороги на ветвях деревьев покачивались тела примерно десятка повешенных немецких солдат. Мы с Юхтером не обмолвились ни словом, нам и без того было ясно, что это дело рук эсэсовцев. Для них было безразлично, являлись эти несчастные дезертирами или просто отбились от своих частей.

Большинство немецких солдат, с которыми я сражался бок о бок, считали войска СС (военные соединения СС) частью вермахта, но презирали регулярные части CC, в которых видели лишь кровожадную, бесчеловечную политическую милицию нацистской партии. Когда нацистский режим приблизился к своему бесславному концу, было неудивительно, что в назидание другим эсэсовцы вешали тех, кто, по их мнению, были изменниками. Став свидетелем их жестокой «справедливости», я возненавидел их.

Пока мы передвигались по Пиллау в свете умирающего дня, артобстрел противника усилился — русские обрушили огонь своих орудий на единственную оставшуюся главную цель этой части города. Как только возникало короткое затишье, мы с Юхтером покидали укрытие и бросались к очередному разрушенному дому, постоянно прислушиваясь к канонаде, чтобы новый залп не застал нас на открытом пространстве.

Когда несколько часов спустя мы прибыли в бухту на западной стороне города, то застали здесь скопление из нескольких сотен солдат и гражданских лиц. Несмотря на царящий вокруг хаос, один из двух паромов по-прежнему перевозил людей и транспортные средства через водное пространство в 200 метров, которое отделяло Пиллау от края песчаной косы Фриш-Неррунг. Нам не оставалось ничего другого, как дождаться своей очереди под непрекращающимся артиллерийским огнем противника.

Через полчаса, когда мы с Юхтером наконец втиснулись на паром вместе с доброй сотней солдат, беженцев и несколькими машинами и другим военным снаряжением, стало совсем темно. Оказавшись через десять минут на том берегу, мы вместе с двумя десятками других солдат забрались в кузов грузовика.

Когда артиллерийский обстрел немного затих, наш грузовик влился в импровизированную автоколонну, двигавшуюся к западному краю Фриш-Неррунга. В темноте приходилось передвигаться лишь на малой скорости, с выключенными фарами, чтобы не привлекать внимания вражеской авиации.

Спустя несколько часов мы подъехали к массиву горящих зданий. Поскольку эту местность не обстреливали из орудий и не бомбили, это показалось мне странным. Повернувшись к сидевшему рядом солдату, я спросил:

— Что там происходит?

— Наверное, горит концлагерь, — ответил тот.

Заметив мое недоумение, он объяснил мне, что такое концентрационный лагерь, в котором содержались враги нацистского режима. Сегодня это может показаться невероятным, но только в тот момент, в самом конце войны, я узнал о существовании и функциях концентрационных лагерей.

Новое знание сильно смутило меня, хотя я тогда и не увязал наличие таких лагерей с нацистской политикой геноцида. Мое политическое невежество было типичным для большинства немцев той поры.

Фотографий таких фабрик смерти тогда нельзя было нигде увидеть, о них стало широко известно лишь после войны.

В своих увлекательных мемуарах «Европа, Европа» (издательство «John Wiley and Sons», 1997 год) Соломон Перель, скрывавший свое еврейское происхождение в годы обучения в школе «Гитлерюгенда» в Германии, описывал подобное удивление, которое он испытал, когда впервые узнал о нацистских лагерях смерти.

Способность гитлеровского режима сохранять в тайне творимые им зверства от немецкого населения свидетельствует о его эффективности в деле контроля над той информацией, которая представляла для него опасность. Подобно большинству немцев, я чувствовал невыразимую горечь, узнав, что нацисты уничтожили миллионы евреев, цыган, а также других узников лагерей смерти. Не ради этого я сражался на фронте и не ради этого тысячи моих боевых товарищей отдали свои жизни.

Незадолго до рассвета наша колонна достигла Штутгофа, сборного пункта для войск, сумевших выбраться из горящего Пиллау. Остальную часть дня мы провели в укрытии, прежде чем продолжили путешествие по морю на северо-запад. Сев ночью на паром, мы с Юхтером пересекли Данцигский залив и оказались в Хеле, порту, расположенном на оконечности длинного полуострова примерно в 35 километрах от Штутгофа.

В Хеле мы нашли укрытие в квартале заброшенных четырехэтажных домов. Смертельно устав от долгого пути и нескончаемых боев последних месяцев, мы тут же погрузились в глубокий сон.

Хотя тогда нам это было неизвестно, как оказалось, катастрофа в Фишгаузене произошла в тот самый день, когда Красная Армия, части которой находились западнее нас, начала последнее наступление на Берлин. Таким образом, все Балтийское побережье превратилось в относительно безопасное место большой войны, хотя географическая изоляция Хеля, возможно, замедляла его захват русскими войсками. Во всяком случае, они все так же обрушивали на нас огонь своей артиллерии откуда-то из окрестностей Гдингена, города-порта, располагавшегося в пятнадцати километрах от нас на занятой советскими частями материковой территории.

Оказавшись, наконец, вдалеке от мест непосредственных боев, я почти сразу же вспомнил о моей невесте Аннелизе, с которой познакомился шесть лет назад, за несколько месяцев до призыва на военную службу. Хотя прошло совсем немного времени с тех пор, как мы в последний раз обменялись письмами, моя любовь к ней по-прежнему оставалась единственным источником надежды в беспросветном будущем, ожидавшем меня. В глубине души теплилась мысль о том, что мы непременно будем вместе до конца наших дней, если, разумеется, мне удастся избежать смерти и русского плена и вернуться в Германию.

В следующие дни нам удалось немного отдохнуть и подкормиться. Мне неожиданно посчастливилось увидеть на расстоянии подполковника Эбелинга и нескольких офицеров 154-го полка, однако поговорить с ними я не смог. Несмотря на то что все мы пытались организованно и по приказу вернуться в рейх, было ясно, что вермахт окончательно утратил былой порядок и находится на грани полного развала. Мы оказались предоставлены самим себе и фактически брошены на произвол судьбы.

За это время нам стало известно о двух худших морских поражениях за всю современную историю. В январе и феврале 1945 года немецкие лайнеры «Вильгельм Густлофф» и «Генерал фон Штойбен» при эвакуации гражданского населения из Восточной Пруссии в центральную Германию были торпедированы русскими военными кораблями и потонули.

Несмотря на все то, что мы пережили на фронте, это известие еще больше углубило в нас невыразимое чувство горя и отчаяния.