Читать книгу "Ленин и Инесса Арманд. Любовь и революция - Лилия Гусейнова"

Но я все равно сдружилась с ними обоими и с самим Ленином и с Крупской. С этого момента началось наше тесное сотрудничество. Вскоре даже марксисты заметили, что мы трое уже перешли на «ты», а это, как оказалось, было большой редкостью для Владимира Ильича, который всем и всегда говорил «вы».

Я, действительно, стала много времени проводить в семье Ленина. Он предложил мне стать его референткой и я, конечно, не отказалась. Также я никогда не чуралась помогать Крупской и Владимиру по дому, для меня было огромной честью подать чашку кофе Владимиру. Я стала для них обоих верной соратницей и доброй подругой. Мы все очень сблизились. А я как будто проснулась от зимней спячки и снова после трагических событий ощутила вкус к жизни. Во мне было столько какой-то жизнерадостности и горячности, что я рада была делиться ею со всеми подряд и главное – быть рядом с Владимиром. Вся наша жизнь была заполнена партийными заботами и делами, и главное – я чувствовала, что я нужна Надежде Константиновне и Владимиру, и чувствовала, что они рады моему присутствию. Я много рассказывала Крупской о своих детях, показывала их письма. Мы много гуляли. Я была обучена музыке с детства и считала себя достаточно хорошей музыкантшей, я сагитировала всех ходить на концерты классической музыки, и сама играла им многие вещи Бетховена. И что более всего приятно – Владимир постоянно просил меня играть. И я была самой счастливой, исполняя для него сонаты.

Владимир как-то сказал мне:

– Ты в свои 35 – просто очаровательна! Я не мог не заметить, что в тебе – неисчерпаемый источник жизни! И эти красные перья на шляпке – словно языки пламени в горящем костре революции. А еще я не мог не заметить: зеленые лучистые глаза, внимательно-печальный взгляд, и блестящую пышную копну твоих изумительных волос. Помню, как я смутилась тогда. Мне было приятно и неловко, я почему-то всегда как будто глупела в присутствии Владимира.

В то время я боялась его пуще огня. Мне всегда хотелось увидеть его, но лучше, кажется, умереть бы на месте, чем войти к нему в комнату, а когда я видела, как он почему-либо подходил к Надежде Константиновне, если была рядом с нею, я сразу как-то терялась, и не могла вымолвить ни слова. Всегда удивлялась и завидовала смелости других, которые прямо заходили к Ленину, говорили с ним. И только по прошествии некоторого времени я немного привыкла к нему. Я так любила не только слушать, но и смотреть на Владимира, когда он начинал говорить. Во-первых, его лицо всегда так оживлялось, и, во-вторых, было очень удобно смотреть, потому что он в это время не замечал этого.

Постепенно мы стали часто подолгу разговаривать в кафе, и я видела и чувствовала, что Ленин не спускает с меня глаз. Как ему интересно разговаривать и спорить со мной. Нас все теснее связывало общее понимание идей социализма, и постепенно разгоралась взаимная и пылкая страсть.

Хотя сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что, наверное, где-то глубоко в подсознании я знала, что Владимир не бросит Надежду даже ради меня.

Ведь их объединяли общие идеалы, взаимное уважение. Нельзя сказать, что их брак был неудачным. Владимир Ильич ценил жену, сочувствовал ее страданиям из-за здоровья. А она, не жалуясь, помогала ему во всем. Вела его обширную корреспонденцию. Целыми днями она шифровала и расшифровывала его переписку с товарищами – дело муторное и трудоемкое. Все это было, и я видела это собственными глазами. И, безусловно, за такую приверженность делу и мужу я уважала товарища Крупскую. Тогда, кстати, в окружении шутили, что практичный Ленин женился на Надежде Константиновне ради ее каллиграфического почерка. Но это в действительности была только шутка – Крупская была вернейшим другом и соратником Ленина. Но тогда мне кажется, я рассчитывала на нечто большее между нами, чем просто страсть…

И каждый раз я особо тщательно подбирала наряды и духи перед встречей с ним, даже если она проходила в сугубо деловой обстановке, и мне нужно было что-то записать или принести Ленину очередную чашку кофе и легкий ужин. Хотя в быту Владимир Ильич оказался непрост. У него была железная воля, но очень хрупкая нервная система. От нервных вспышек сыпь выступала по телу. Он быстро уставал и нуждался в постоянном отдыхе на природе. Он был очень вспыльчивым, раздражительным, легко впадал в гнев и в ярость. Мучился бессонницей, головной болью, поздно засыпал и плохо спал. Утро у него всегда было плохим. Бросалась в глаза его маниакальная забота о чистоте, ботинки он начищал до блеска, не выносил грязи и пятен. Мне нравилось в нем все. И я не видела и не обращала внимания на то, когда он гневался или раздражался по пустякам. Он был для меня всем – я видела вживую своего кумира.

Период с 1909 по 1913 годы был самым спокойным в моей жизни – Владимир работал, Крупская ему помогала, я им помогала и курировала организованную Лениным партшколу в городишке Лонжюмо. Мне было безумно интересна вся эта работа, и я почти неотлучно находилась с тем, кем восхищалась и с кого брала пример. Именно Владимир Ильич в этот период времени стал всей моей жизнью. И я была счастлива.

Глава 3. Вспыхнувшие чувства

В 1909 году мы с Надеждой Константиновной приехали в Париж. Здесь наша Парижская группа вела свою активную революционную агитацию. Я всегда считал, что самодержавие – это гнилая стена, ткни и развалится! И именно на борьбу с самодержавием, борьбу за освобождение народа от гнета я бросил все силы. Но из-за многочисленных арестов мне пришлось эмигрировать за границу. Мне пришлось жить в разных странах и городах, в Мюнхене и его предместье Швабинге, Лондоне, Женеве и вот теперь Париже.

Когда я впервые увидел Инессу Арманд, то не придал значения нашему знакомству. Хотя она и разделяла наши взгляды на политику в стране, все же я отнесся к Инессе весьма холодно. Я уже привык к тому, что те, кто назывался сторонниками идеи и верными соратниками, подчас оказывались предателями. Готовыми при первой же тревожной ситуации либо изменить свою позицию, либо сдать своих с потрохами.

Но чем больше я узнавал Инессу, тем более разубеждался в своих выводах насчет нее. За прекрасной внешностью скрывалась женщина, готовая на все ради общего дела. Она была настолько заразительна, когда говорила, что наша парижская группа стала расти на глазах. Она так активно занималась партийной работой, что мы не могли нарадоваться на нее с Надеждой Константиновной. Заполучить в команду такого энергичного человека, как товарищ Арманд, было чрезвычайно ценно. И по тому, как она рассуждала, не оставалось сомнений, что она хорошо разбирается в идеологии и ценностях, которые мы несли в массы. И знания ее – далеко не поверхностны.

Она оказалась настолько открытым человеком, что как-то сразу влилась не только в коллектив группы, но и в нашу с Надеждой семью. Я взял ее референткой, а она по своему личному желанию, видя, как не просто приходится Наденьке с ее неважным здоровьем, стала еще и помогать жене по дому. И постепенно мы даже уже и не представляли своей жизни без Инессы. Она была с нами вместе всегда – и в те часы, когда мы работали, и когда мы отдыхали. Можно сказать, что Арманд даже стала почти членом нашей семьи.

А я сам даже и не заметил, как много времени мы стали проводить втроем – я, Надежда Константиновна и Инесса.