Читать книгу "Последний поезд в Москву - Рене Нюберг"

С отсутствием родственников и друзей она смирилась. Вспоминала порой октябрь 1944-го – тогда она потеряла во время родов первенца, здорового младенца-мальчика. Отец в то время еще служил командиром роты штаба 30-й авиационной дивизии на аэродроме возле Хювинкяа (хельсинкский аэродром Малми был передан в пользование Союзной контрольной комиссии)[11]. Младший лейтенант Нюберг был демобилизован лишь в середине ноября. Мать вспоминала, что только одна из тетушек по материнской линии позвонила ей после родов справиться о самочувствии.

Уже в глубоко пожилом возрасте мама снова затронула эту тему, вспоминая, каким славным ребенком я был, и добавила: “Мне пришлось родить тебя дважды”. Я спросил, знают ли они, что означает имя Рене, которым они меня нарекли. Мама то ли не знала, то ли с возрастом запамятовала, что по-французски это значит “Вновь Рожденный” (re-né).

Не знаю, говорила ли мама с друзьями о своем происхождении, но подозреваю, что едва ли. Я заметил, что круг ее друзей после смерти отца сузился и переменился. Друзья были друзьями отца, и теперь встречи стали реже. Она свыклась с новым статусом, продолжала работать, превратилась в классическую тещу и заботливую бабушку. Ежедневно читала газеты “Хуфвудстадбладет” на шведском и “Хельсингин Саномат” на финском (с годами отдавая предпочтение первой). Но семейное табу – ее еврейское происхождение – не отпускало ее.

Помню, как кузен моей жены, пастор Тимо Хольма, за свадебным столом спросил у моей матери о ее корнях, и она ответила, что род ее происходит из Венгрии. По одной из версий, предки матери, перебравшиеся в Финляндию из Орши (ныне Витебская область), действительно имели венгерские корни. Но это не было прямым ответом на вопрос. (Я побывал в Орше в октябре 2014-го.)

Когда в 90 лет мама отправилась к врачу, невролог первым делом уточнил, действительно ли она родилась в 1910-м. Следующим вопросом было, ударялась ли она когда-либо головой и переносила ли сотрясение мозга. Мама недолго думая ответила: “Разве что в детстве, когда попала под автомобиль на Хенриксгатан, которую сейчас переименовали в проспект Маннергейма, и русские солдаты отвезли меня в хирургию”. Когда мы вышли от врача, мама заметила: “Я же не могла сказать доктору, что возвращалась с урока иврита”.

Мама, предположительно вместе с сестрой, которая была годом младше, занимались ивритом частным образом. Меламед (то есть учитель), уроки которого после несчастного случая прекратились, жил в южной части Хейкинкату – в начале века это был еврейский швейный квартал вместе с площадью Наринка (финский язык освоил так слова “на рынке”). Наринка– последнее, что оставалось от “еврейского базара” – квартала, снесенного в 1931-м. Начало квартала Хейкинкату было скромным хельсинкским аналогом Гармент-дистрикт на Манхэттене или же Хаусфогтайплац[12] в довоенном Берлине.

Частное дело, начавшееся с магазина подержанной одежды, развивалось и видоизменялось. Это была, как писала Лаура Катарина Экхольм, финская версия быстрого обогащения, перехода из маргинального слоя в средний класс[13]. Лавка отца моей матери, Мейера Токациера, располагалась в его собственном доме на площади Хаканиеми. Из окна этого дома мама видела труп белой лошади весной 1918-го. После гражданской войны Мейер, как и остальные хельсинкские буржуа, обзавелся маннергеймкой – белой ушанкой а-ля Маннергейм.

С годами история матери становилась для меня понятнее благодаря в том числе встречам с американскими евреями и позже, с развалом Советского Союза, знакомству с евреями из России. Особенно запомнился заместитель министра обороны США Дов Закхайм, состоявший в то время в браке с нееврейкой. Он подтвердил, что знаком со многими рожденными в смешанном браке полукровками, и добавил: важно понимать, что мы все are eligible for Auschwitz – то есть евреи в степени, достаточной для того, чтобы попасть в лагерь смерти.

Я упоминал уже, что привык шутя называть себя полукровкой первой степени – в соответствии с Нюрнбергским расовым законом 1935 года: двое из родителей моих родителей были евреями. Однажды шутка пришлась не к месту. Я встречался в Тель-Авиве с немецким послом, одним из ведущих специалистов Германии по Израилю. Я рассказал ему, что не воспитывался в еврейской культуре и не ощущаю себя евреем, но при этом являюсь типичным полукровкой первой степени. Посол изменился в лице. Я понял, что выражение было слишком резким и даже могло быть воспринято как оскорбительное и критическое по отношению к Германии. Как важно чувствовать тонкости!

Мой одноклассник Кристиан Бьорклунд, в свою очередь, вспоминает выражение, однажды сорвавшееся с языка пастора немецкой общины, преподавателя религии в старших классах Герта Зентске[14]: “Тут вам не еврейская школа!” Преподаватель был возмущен шумом и беспорядком в классе. Кстати, под “еврейской школой” изначально имелась в виду синагога, называвшаяся на идиш “шуль”, дословно – “школа”, где дети громко повторяли за меламедом строки из Торы[15]. Родившийся в Бреслау Зентске был типичным протестантским пастором, не терпевшим беспорядка.

Кристиан впоследствии употребил это выражение в Германии – беседа тут же оборвалась. Современные немцы цепенеют, когда кто-то отклоняется от проторенной политически корректной тропы. Корректность – их отличительная черта. Особенно это касается евреев и всего, что связано с еврейством.

Немецкая школа

Мы с сестрой ходили в немецкую школу – без преувеличения лучшую языковую школу Хельсинки и превосходное образовательное учреждение. Помимо финского аттестата выпускники получали немецкий аттестат.

Школьником я мало об этом задумывался, но впоследствии заинтересовался причинами, которыми был продиктован родительский выбор. Родители объясняли его компромиссом между финской и шведской школами. Уже гораздо позже, когда мама была сильно в годах, я спросил, не из мести ли своему отцу она определила меня в немецкую школу. Мама, конечно, отрицала это. Однако ей самой посещение немецкой школы, по ее собственным словам, было неприятно. А мамин младший брат, по воспоминаниям моего кузена Гилеля Токациера, и в 1950-х годах не покупал даже немецких карандашей[16].