Читать книгу "Ацтек. Том 2. Поверженные боги - Гэри Дженнингс"

— Но ведь она привыкнет обходиться и без тебя, — предостерег меня Коцатль.

— Скорей всего так и будет, — вынужден был признать я. — Остается лишь надеяться, что, когда я все-таки вернусь, мы с дочуркой познакомимся заново. А тем временем, если я буду знать, что о Кокотон заботятся и ее любят…

— Мы будем заботиться о ней, — горячо заверила Смешинка, взяв меня за руку. — Будем жить с ней столько, сколько потребуется. И ни за что не допустим, Микстли, чтобы она забыла тебя.

Супруги ушли, чтобы подготовить к переезду те пожитки, которые извлекли из-под развалин собственного дома, а я в ту же ночь собрал легкую, удобную дорожную котомку. Ранним утром я зашел в детскую, разбудил Кокотон и сказал сонной малышке:

— Твоя тене попросила меня попрощаться с тобой, Крошечка, за нас обоих, потому что… потому что она не может оставить без присмотра наш караван носильщиков, а не то они разбегутся и попрячутся, как мышки. Но вот тебе мой прощальный поцелуй. Разве он не точно такой же, как и мамин? — Удивительно, но мне, во всяком случае, показалось именно так. — Так вот, Кокотон, подними пальчиками поцелуй тене от своих губок и подержи его в ручке, вот так, чтобы и твой тете тоже мог тебя поцеловать. Умница. А теперь держи и мой поцелуй, сожми их вместе плотно в кулачке и не разжимай, пока снова не заснешь. А когда встанешь, убери их в надежное место и держи поцелуи там до нашего возвращения.

— Возвращения, — сонно повторила девочка, улыбнулась материнской улыбкой и закрыла глаза, похожие на глаза Цьяньи.

Внизу я попрощался с Бирюзой и Звездным Певцом, шмыгавшими носами, пока я давал им последние напутствия, и напомнил, что до моего возвращения они должны слушаться Коцатля и Кекелмики как своих господина и госпожу. Уже по пути из города я зашел в Дом Почтека и оставил там послание, чтобы его захватил первый же караван, который отправится в направлении Теуантепека. Из небольшой записки Бью Рибе предстояло узнать (я изложил это по возможности деликатно) о смерти сестры и о том, как именно это произошло.

При этом мне даже не пришло в голову, что в связи с постигшим Теночтитлан несчастьем обычные торговые маршруты изменятся, так что послание будет доставлено не скоро. Чинампа, расположенный на окраине Теночтитлана, находился под водой на протяжении четырех дней, причем в тот сезон, когда маис, бобы и другие посадки только-только выпустили ростки. Мало того что вода затопила и погубила будущий урожай, она еще и попала в хранилища, где держали припасы на крайний случай, уничтожив и их. Естественно, что в такой ситуации все почтека и их носильщики долгие месяцы занимались исключительно снабжением Теночтитлана самым необходимым. Они проводили много времени в торговых походах, но походы эти не уводили их далеко от города, а потому Ждущая Луна узнала о смерти Цьяньи лишь больше года спустя.

Все это время я тоже провел в скитаниях, подобно переносимому капризным ветром стручку молочая. Ноги сами уводили меня то в ту, то в другую сторону. Меня мог привлечь какой-нибудь пейзаж, могла заманить вьющаяся тропка, словно нашептывавшая: «Иди по мне скорее. Уже за следующим поворотом лежит край, врачующий разбитые сердца и дарующий забвение».

Такого места, конечно, нигде не было. Человек может исходить все дороги и провести в пути всю свою жизнь, но, как бы далеко он ни зашел, нигде на свете нет места, где можно было бы оставить свое прошлое и уйти вперед не оглядываясь.

Большая часть тех моих странствий не представляет особого интереса, ибо я не стремился ни торговать сам, ни отягощать себя приобретениями, а если и случались заслуживающие внимания находки или открытия (вроде гигантских бивней, на которые я наткнулся, пытаясь в прошлый раз уйти от своих печалей), то я проходил мимо, почти не замечая их. Первое довольно памятное приключение произошло совершенно случайно. Вот как было дело.

Я находился тогда вблизи западного побережья океана, в краю Науйар-Иксу, одной из самых отдаленных северо-западных территорий, подвластных Мичоакану. Я проделал весь этот долгий путь лишь для того, чтобы увидеть вулкан, который бурно извергался почти месяц и угрожал никогда не остановиться. Вулкан этот назывался Цеборуко, что означает Злобное Фырканье, но в ту пору он не фыркал, а просто ревел от ярости, словно эхо чудовищной войны, происходившей внизу, в Миктлане. Над ним поднимались клубы черного дыма и тучи пепла, с треском озаряемые всполохами огня, и все это продолжалось уже так долго, что вся земля Науйар-Иксу и днем пребывала в сумерках. Даже из застилавших небо туч постоянно сыпался теплый и мягкий, но едкий серый пепел. Из кратера доносилось беспрестанное сердитое ворчанье богини вулканов Чантико, вытекали потоки огненно-красной лавы и выбрасывались камни, казавшиеся издали крохотными, хотя в действительности они были огромными валунами.

Цеборуко господствовал над речной долиной, и его лава легко добиралась до самой реки. Та была недостаточно полноводна, чтобы охладить и остановить поток раскаленной магмы, а потому, столкнувшись с нею, вскипала и с шипением откатывалась. С каждой последующей волной горячей светящейся лавы, выбрасываемой из кратера, она сползала по горному склону все ниже, текла все медленнее, охлаждаясь и превращаясь со временем из огненного потока в тонкую струйку. Однако застывшая гладкая поверхность облегчала путь следующему выбросу, который пробегал дальше и останавливался ниже. К тому времени, когда я добрался до долины, чтобы посмотреть на это зрелище, длинный красный язык расплавленного камня уже далеко продвинулся по ложу отступавшей реки. Жар, испускаемый лавой, и шипящий пар так обжигали, что мне, как я ни старался, не удавалось подойти к вулкану поближе. А вот местные жители, напротив, угрюмо собирали свои пожитки, чтобы убраться от Цеборуко подальше. Мне рассказали, что в прошлом случались извержения, опустошавшие всю долину до самого побережья, то есть на добрых двадцать долгих прогонов.

Примерно такое же извержение происходило и в тот раз. Я попытался описать вам его ярость и неистовство не просто так, но желая, чтобы вы поняли меня и поверили моему рассказу о том, как оно, выбросив меня за пределы Сего Мира, зашвырнуло в неведомое.

Поскольку заняться мне было все равно нечем, я провел несколько дней, бесцельно бродя вдоль полосы лавы и подбираясь к ней настолько близко, насколько позволял опаляющий жар, в то время как она обращала в пар воду и заполняла русло реки от берега до берега. Лава двигалась подобно волне грязи, с такой же примерно скоростью, с какой не спеша идет человек. Поэтому я каждую ночь останавливался на привал, разбивал на возвышенности лагерь, подкреплялся чем-нибудь из своих припасов и заворачивался в одеяло на земле или подвешивал свою гише между деревьями, а проснувшись поутру, неизменно обнаруживал, что движущийся поток расплавленного камня опережает меня, так что мне приходилось поторопиться, чтобы нагнать его передний край. Хотя оставшаяся позади гора Цеборуко становилась все меньше, она продолжала изрыгать лаву, а я продолжал следовать за потоком, чтобы выяснить, насколько вулкану хватит пыла. И в результате спустя несколько дней я вслед за потоком лавы добрался до Западного океана.

Речная долина там буквально втискивается между двумя возвышенностями, а потом выходит из ущелья на длинный пологий берег в форме полумесяца, обнимающего просторную лазурную бухту. На пологом берегу находилось рыбачье поселение, но людей возле тростниковых хижин видно не было. Скорее всего, рыбаки, как и те люди, что жили в глубине суши, предпочли убраться подальше, однако кто-то оставил на берегу морской акали, и даже с веслом. Это натолкнуло меня на мысль, что неплохо бы выйти в бухту и полюбоваться встречей потока расплавленной лавы с морем с безопасного расстояния. Мелководная река была не в состоянии дать отпор натиску магмы, но я знал, что неистощимые океанские воды остановят ее. И мне казалось, что на эту встречу двух могучих стихий стоит посмотреть.