Читать книгу "Янтарные цветы - Джулия Хиберлин"

Ножки его стула тихонько поскрипывают по деревянному полу – он меняет положение тела. Готовится к прыжку.

– А ты как считаешь?

Предсказуемо. С гримасой отвращения на лице я снова утыкаюсь в журнал. Страницы холодные, гладкие и плотные. Пахнут приторными духами. В таких журналах обычно полным-полно костлявых злых девиц. Вот такую девицу он во мне и видит. За прошлый год я скинула двадцать фунтов. Мышцы почти атрофировались, а ведь я была одной из лучших бегуний школы. Правая нога после третьей по счету операции замурована в новенький свинцовый гипс. Грудь распирает горячий пар ярости. Я втягиваю воздух. У меня одна цель: полностью избавиться от чувств.

– Хорошо, – уступает врач. – Глупый вопрос. – Он, судя по всему, внимательно за мной наблюдает. – Тогда задам другой: почему ты выбрала меня?

Я опускаю журнал. Пытаюсь напомнить себе, что он наверняка сделал для меня исключение – возможно, оказал добрую услугу окружному прокурору. Он редко работает с подростками.

– Вы подписали соглашение, что не станете назначать мне лекарств, публиковать материалы о наших встречах или использовать меня в качестве объекта исследований без моего ведома. Никто не должен знать, что вы принимаете одну из Чернооких Сюзанн. Также вы согласились не применять гипноз.

– По-твоему, я в самом деле не стану этого делать?

– Нет, – огрызаюсь я. – Но я хотя бы разбогатею, если станете.

– У нас еще пятнадцать минут, – говорит он. – Можем провести это время так, как хочешь ты.

– Клево!

Я беру в руки журнал с костлявыми злыми девицами.

Тесса сегодня

Через два часа после того как я выхожу из дедушкиного дома, Вильям Джеймс Хастингс III приезжает ко мне домой – а живу я в Форт-Уэрте, в бунгало 1920 года постройки с мрачными черными ставнями и без единой округлой или резной детали. За дверями и ставнями – буйство красок и жизни, но снаружи мое жилище совершенно анонимно и непритязательно.

Я впервые вижу этого человека с аристократическим именем, который теперь сидит на моем диване. Ему лет двадцать восемь, и он высокий, под метр девяносто, с длинными руками и большими ладонями. Коленками он упирается в журнальный столик. Вильям Джеймс Хастингс III скорее напоминает профессионального бейсболиста в расцвете сил, нежели адвоката. Кажется, стоит ему взять в руки мяч, от этой мнимой неуклюжести не останется и следа. Бойкий парень. Симпатяга. Если б не большой нос – так вообще красавчик. Вместе с ним приехала женщина в сшитом на заказ белом жакете, черных брюках и рубашке с белым воротничком. Таким нет дела до моды – удобство и профессионализм превыше всего. Короткие светлые волосы. На пальцах ни одного кольца. Коротко подстриженные ногти. Единственное украшение – золотая цепочка с дорогим кулоном… какая-то знакомая загогулина, но что это – так сразу не припомнить. Наверное, она из полиции, зачем явилась – непонятно.

Серый сверток, до сих пор покрытый пылью и древней паутиной, лежит теперь между нами на журнальном столике.

– Зовите меня Билл, – говорит он. – Не Вильям. И уж точно не Вилли. – Улыбка. Интересно, сколько раз он произносил эти слова перед присяжными заседателями? Мог бы что-нибудь поинтересней придумать. – Тесса, как я уже говорил по телефону, мы безумно рады вашему звонку. Удивлены – и очень рады. Надеюсь, вы не возражаете, что я взял с собой доктора Сегер – Джоанну. Нам нельзя терять время. Джоанна – криминалист, которая завтра начнет исследовать останки… Сюзанн. Она хочет взять образец вашей слюны. Чтобы получить ДНК. Из-за нюансов, связанных с возможной потерей улик и фальсификацией результатов, она хотела бы взять образец сама. Если вы действительно настроены серьезно. Энджи и подумать не могла…

Откашливаюсь.

– Я настроена серьезно.

Сердце сжимается при мысли об Анджеле Ротшильд. Опрятная седовласая старушка донимала меня последние шесть лет: она была убеждена, что Террел Дарси Гудвин невиновен, и методично ставила под вопрос все подробности моей истории, одну за другой – и в конце концов пошатнула мою уверенность.

Энджи была святая с бульдожьей хваткой – и немного мученица. Последнюю половину жизни и большую часть наследства она потратила на освобождение людей, несправедливо осужденных штатом Техас. Свыше полутора тысяч заключенных насильников и убийц ежегодно мечтали оказаться под ее крылом, так что Энджи пришлось стать привередливой. Мне она рассказывала, что игра в Бога – необходимость ежедневно решать судьбы людей, отказывая им в помощи, – была единственным, из-за чего она порой хотела выйти на пенсию. Однажды я побывала у нее в офисе (она сама позвонила мне и пригласила встретиться). Он располагался в подвале старой церкви, в весьма неблагополучном районе Далласа, который славился в первую очередь высоким уровнем смертности полицейских. Энджи рассудила так: если ее клиенты не могут позволить себе погреться на солнышке или забежать за чашечкой кофе в «Старбакс», то и она не должна себе это позволять. Компанию ей составляли кофеварка, три профессиональных адвоката – у каждого из которых была другая, более высокооплачиваемая работа – и несколько студентов юридических факультетов, желающих бесплатно практиковаться под ее руководством.

Девять месяцев назад на моем диване точно так же сидела Энджи – в джинсах и потертых ковбойских сапогах. Она принесла письмо от Террела и умоляла меня его прочитать. Потом она еще не раз будет умолять меня что-нибудь сделать – например, отдаться в руки одного из ее гуру по восстановлению памяти. А теперь Энджи лежит в могиле. Сердечный приступ. Ее нашли на работе, лицом в кипе документов по делу Террела Гудвина. Репортер, писавший ее некролог, счел это весьма романтичным. С тех пор меня сильно мучает совесть. Энджи, как я поняла слишком поздно, была моим страховочным тросом. Одной из немногих, кто никогда бы не поставил на мне крест.

– Я правильно понимаю – это то самое?.. – Билл смотрит на грязный полиэтиленовый пакет из дедушкиного подвала так, словно это – мешок золота. С пакета на стеклянный столик осыпалась серая цементная пыль. Рядом лежит розовая резинка, в которой застряло несколько рыжеватых волосков моей дочери Чарли.

– По телефону вы сказали, что вам надо куда-то съездить… за этой вещью. И что вы уже говорили Энджи об этом своем… замысле, но не знали точно, где искать.

Поскольку вопроса он так и не задал, я не вижу смысла отвечать.

Билл разглядывает гостиную, заваленную хламом художницы и подростка.

– Предлагаю встретиться через несколько дней у меня в офисе. После того как я… все изучу. Чтобы подать апелляцию, нам предстоит заново перелопатить все материалы. – Для такого здоровяка он на удивление деликатен. Интересно, каков он на суде? Деликатность – его главное оружие?

– Можно я возьму образец слюны? – вдруг вмешивается доктор Сегер. Она уже натянула латексные перчатки и рвется в бой – наверное, боится, что я передумаю.

– Конечно. – Мы обе встаем. Она щекочет меня за щекой ватной палочкой и прячет микроскопические кусочки меня в полиэтиленовый пакет. Я знаю ее планы наперед: она хочет добавить мою ДНК в коллекцию Чернооких Сюзанн, две из которых до сих пор не опознаны. От нее прямо пышет жаром. Нетерпением.