Читать книгу "Кризис Империи - Дэвид Аллен Дрейк"

Конечно, и Бертингас, и его коллеги, и начальство на всех уровнях постоянно спорили по поводу тематики и техники подачи сообщений. Делились на два лагеря: на тех, кто считал аудиторию стадом баранов, которых удовлетворит любое толкование событий, пусть даже самое идиотское, потому что люди хотят, чтобы их развлекали, и на тех, для кого аудитория — активная сознательная сила, делающая разумные выводы и обращающая внимание на любое несоответствие между словами и делами, потому что люди хотят точной и достоверной информации.

Пропасть между двумя этими лагерями все росла и росла и стала такой глубокой, что противники получили прозвища: одних называли «лакировщики», других — «правдисты».

Бертингас гордился, что он — «правдист». Всякий свеженазначенный директор Бюро коммуникаций — похоже, по этому критерию их и отбирали — был «лакировщиком».

«А для этого не обязательно быть профессионалом», — утверждала старая поговорка.

«Лакировщики» всегда были слабы в теории, бюджеты и расписания считали абракадаброй и плохо представляли себе, к каким последствиям может привести их вранье. Но зато они вполне ясно видели сиюминутную цель и великолепно умели с полуслова угадывать все желания губернатора Скопления.

Тем не менее Бюро приходилось решать вопросы не самые простые, а значит, заместителем директора должен был быть человек достаточно здравомыслящий. «Правдист» вроде Тадеуша Бертингаса.

Взять, к примеру, «Сундук привидений», усовершенствованное хранилище данных. Система капризная. Ясное дело, по-другому и быть не могло, ведь тут хранилось превеликое множество материала. Записи разговоров, торговых переговоров. Любовная лирика. Шпионские донесения. Описания самых разных способов мошенничества. Сплетни, наконец. Не говоря уж о гигантских блоках голографии и видеозаписей.

Но как функционирует гиперволновая спутниковая сеть, Бертингас представлял себе очень плохо. Для этого надо быть физиком-теоретиком и иметь богатое воображение. Это устройство посылало лазерные лучи, несущие информацию, в строго определенные точки пространства, и не только в Скопление Аврора, но и в четыре тысячи других миров Пакта. Сеть передавала эти лучи через гиперпространство. А уж как она это делала — Бертингас совершенно не понимал.

Он знал одно. Информация шла тем же путем, которым продвигалась по Галактике вся цивилизация Пакта. Гиперпространство — штука сложная. Именно по нему, по его изгибам и «улиткам», которые напоминали пути, прогрызенные в древесной коре жуком-короедом, а не по реальному пространству шли от звезды к звезде космические корабли. В момент входа в гиперпространство корабль-путешественник сжимался, коллапсировал и исчезал из виду, а там, где он появлялся вновь, — там и располагался «ближайший сосед». Таким образом, скопления Пакта представляли собой группы звезд, которые были расположены не рядышком в пространстве, а в пределах ближайших прыжков гиперперелетов.

Сообщения модулировались на фотонный луч и выстреливались в центр «улиток». Иногда, впрочем, с лучом что-то происходило, и сообщения начинали путешествовать как в пространстве, так и во времени. Тогда все летело кувырком, техники и программисты сутками сидели у приборов и пытались исправить положение.

Каждая черная дыра должна была функционировать по закону сохранения массы: что в нее запустили, то получат и на выходе. Точность требовалась просто ювелирная. Насколько Бертингас знал, необходимо было производить постоянное кровопускание массе черной дыры путем впрыскивания антиматерии и тем самым держать дыру достаточно голодной и тощей. Благодаря этому фотоны, несущие информацию, не оставались в дыре навеки. Иначе черная дыра увеличивала свою массу и сбивала настройку приборов. Вроде бы так. Короче, сам черт ногу сломит.

По сравнению с проблемами содержания и обслуживания гиперволновой спутниковой сети, содержание всепланетной кабельной сети электронных средств массовой информации «Фри Вид» являло собой работу для идиота. В конце концов «Вид» был всего-навсего нуль-кибернетической сетью оптических стекловолокон и линозитовых лазеров. Бюро пользовалось ею в основном для развлечения.

Десять минут. Счет продолжался.

Бертингас проверил свою способность отсчитывать время по безмозглой кварцевой схеме ПИРа. Он колебался: а может, снова включить динамик ПИРа? Пусть бы ПИР рассказал, что ему удалось разнюхать насчет того, как новость об убийстве Стефана воспринята в столице. Но тогда придется выслушать нудную нотацию: ПИР долго будет говорить, как важно соблюдать ритуал секретности. А у Бертингаса не было настроения слушать и внимать. Он забарабанил пальцами по столу.

Джина принесла кофе и молча вышла. За стеной, в рабочем отделе, громко разговаривали. До Бертингаса доносились отдельные возгласы. Персонал отдела ждал, когда же наконец объяснят, по какому поводу вся эта полуночная кутерьма. В отделе болтали, пили кофе и брюзжали. Кое-кто со скуки даже работал.

Двенадцать минут.

Бертингас многое связывал с базовым Диском рассеянной информации, проще говоря, с оптико-электронной энциклопедической базой данных Скопления, доступ к которой осуществлялся через стекловолоконные кабели, подсоединенные к сети ГСС. Диск находился в Мейербере — в подвале того самого здания, где сейчас сидел и ждал Бертингас. Бертингас начинал здесь свою карьеру десять лет назад в качестве помощника по записи, на груди его сверкал новенький значок выпускника факультета информационных технологий университета «Органум», расположенного в Главном центре. По сути, Бертингас тогда был писклявым диспетчером ввода-вывода информации. С этой должности он начал, потом сделался координатором сектора реального знания, потом руководителем вектора информации и, наконец, стал директором базового Диска, а уже после занял должность заместителя директора Бюро коммуникаций Скопления. Десять долгих лет, чтобы подняться на сотню этажей в том же здании! Карьера «правдистов» двигалась медленно.

Дзинь!

ПИР всегда так звонил, когда поступало сообщение из Дворца. Двенадцать минут двадцать три секунды. Не слишком для мультифазных мозгов.

— Бертингас слушает.

«Говорит мажордом. Ее превосходительство в семь часов созывает расширенное чрезвычайное совещание своего штаба. Вы успеете?»

Это был голос самого мультимозга, на этот раз без синтезированного оксфордского акцента. Обстановка во Дворце, видимо, накалилась.

— Разумеется, — ответил Бертингас. — Утра или вечера?

«Ум-м, — тик-так, — утра, конечно».

— Спасибо. В обычном месте?

«В Золотом павильоне, разумеется».

— Благодарю. Передайте, пожалуйста, миледи Салли, что как заместитель директора Бюро коммуникаций, почту за честь представлять наше Бюро. Если только, конечно, она не соблаговолит воспользоваться случаем и назначить другую кандидатуру…

«Ум-м. Сообщение принято».

Щелчок.

Проклятье! Совещание начнется через полчаса. Времени вернуться домой и принять душ не оставалось. Придется идти небритым и в несвежей рубашке.