Читать книгу "Леший - Николай Старинщиков"

Однако я продолжал лежать, не двигаясь. Я понимал, чего от меня хотят. При ее громадных размерах и моем состоянии ничего хорошего не получится. Она изломает меня всего. Кажется, я сильно перепугался. Глаза сами закрылись. Почудилось, кто-то тихо прилег рядом и обнял. Мы катались с ней по площадке. Она ласкала меня. И все время нашептывала, что помнит с того самого раза, когда впервые заметила вверху, на косогоре. Мать держала меня за руку…

Когда она уходила, появился серпик месяца. Женщина встала и сказала, что ей пора, что она поссорилась накануне с отцом. На прощание она пообещала, что будет мне помогать. Я не спрашивал, кто у нее отец. Да она и не сказала бы, потому что считала, что я должен был догадаться. Я понимал: их дом – тайга.

Потом была долгая дорога лесом. Тьма стояла, словно в доме без окон. Серпик месяца почему-то исчез. Все время казалось, что позади кто-то идет. Я останавливался, и там останавливались. Я начинал путь, и там продолжали идти следом. Я знал, что это раздаются собственные шаги, и успокаивался. Но вдруг послышалось, что рядом, вдоль дороги, непролазными дебрями кто-то в самом деле идет теперь напролом. Дорога сделала крутой изгиб. Полная луна вышла из-за туч, и на голом взгорке я увидел его: морда продолговатая, на голове рога лосиные. Ноги лошажьи расставил и стоит, ехидно ухмыляется, развесив желчные губы.

Мое тело в один миг оцепенело. Еще несколько движений ноги сделали по инерции, и я почувствовал, что торможу седалищем по мерзлой октябрьской дороге.

– Попался? – Он перестал улыбаться. – Думаешь, если втер девице очки, так, значит, и умник уже?

Он вздрогнул всем телом, переступил с ноги на ногу. Ноздри округлились, он судорожно вздохнул и опустил голову, готовый подцепить меня на рога. Позади него вдруг громко щелкнул под чьей-то тяжестью валежник, и сразу раздался низкий грудной голос:

– Только попробуй…

Для него это оказалось неожиданностью. По косматой хребтине пробежала недовольная волна.

– Опять ты?! – прогремел он. – Зачем ты вмешиваешься?!

– Я все сказала, – последовало в ответ.

– Но что здесь делает этот мутант?! – опять взревел он.

– Не трогай его…

– Хорошо, не буду. Ступай. Пусть живет, – сказал он, гордо подняв голову. – Можешь идти и быть совершенно спокойной: обещаю тебе и даю слово Лесного! Иди! – недовольно приказал он. – Мне надо его допросить!

В ответ послышались шаги. Там уходили прочь. Возможно, навсегда…

– Говори, – обернулся он ко мне. – Для чего ты сюда воротился?

– Я никого не убивал! – крикнул я, пытаясь оправдаться.

– Знаю! И не ори! – перебил он. – Здесь не глухие! А у меня просто такой голос! Тише я не могу…

– Я не виноват…

Он мотнул рогами, заставляя продолжать.

– Я из здешних мест…

– Будто это никому неизвестно, – ехидно заметил он.

– Банки консервные под каждым кедром – ни проехать, ни пройти. Кучами лежат! – вновь усилил я голос.

– Вот именно! А я что говорил!

Он воскликнул, будто только что обсуждал этот вопрос на Политбюро. На морде у него появилось подобие улыбки от уха до уха, и блеснули широкие зубы.

– Банки, значит, говоришь?…

– Они самые. Железные… Ржавые…

– Так их надо собрать и в переплавку.

– Одному не справиться, – смелел я на глазах.

– А ты заставь. Скажи, что сам, мол, велел. Леший… Лесной то есть… И на рожон-то впредь больше не лезь…

Я собирался еще раз открыть рот, чтобы произнести хотя бы слово, но не смог. Леший развернулся и пошел вразвалку от дороги, руками раздвигая заросли и подергивая временами косматой спиной. Позади я ожидал увидеть у него хотя бы лосиный хвост, но ничего не увидел. Волосы на заднице у него, к удивлению, оказались реже, так что даже в темноте белела кожа. «О пни да булыжники, сидючи, отшлифовал, – второпях думал я. – Где ведь только не носит тебя…»

Из глубины леса вдруг снова раздался его голос, и я вздрогнул.

– Живи и помни: человек бывает алчен, резв и двоедушен!.. И еще своеволен!..

…Липкий пот покрыл тело: я лежал на кучерявой овечьей шкуре. Во рту, как в Сахаре, даже язык показался вначале обрубком дерева. Голова по-прежнему кружилась. От полной луны вокруг светло. Лупоглазый филин снялся с ближайшего куста и на бреющем полете ушел над болотом к реке.

Мне не хотелось есть. Я огляделся вокруг, ища со страхом кучерявую подружку, но никого не нашел. Виднелись лишь чьи-то следы, а под широким воротником тулупа лежала целая куча хвои – вместо подушки.

Повернувшись на другой бок, я укрылся свободной полой и вскоре вновь уснул. На этот раз ничего не чудилось.

Утро явилось с ощущением незабываемой встречи. Я оглядывал хвою: на ней виднелись явные следы. Конечно, это следы моих стоп, потому что вчера я собирал здесь хвою, чтобы подложить под голову. И все-таки с чего приснилось такое? Всему виной, скорее всего, высокая температура. Скажи кому, что видел лешего, засмеют. Вдруг вспомнилось, как когда-то давно, зимой, в сани к мужику подсел в здешних местах среди ночи странный попутчик и заставил того мужика хватать с дороги замерзшие конские «яблоки» и есть их. Мужику казалось, что грызет настоящие яблоки. На половине пути попутчик попросил остановиться и произнес:

– Вот я и доехал. А тебе спасибо. Разинь-ка рот.

Мужик открыл бородатый рот. Попутчик вынул из-за пазухи сапожные клещи и давай дергать тому зубы. Раз за разом. Зуб за зубом.

– Дай ладошку-то, – вновь распорядился попутчик.

Мужик протянул, и тот высыпал ему горсть собственных зубов в руку, свернув ее в кулак.

– Это тебе золотишко на молочишко. Но впредь не шляйся тайгой по ночам.

Мужик, радехонек, приехал с окровавленным ртом домой и сообщил домочадцам «радостную весть» – золото привез, целую горсть. Утром он слег в горячке. С трудом, лишь только к весне, встал потом на ноги.

Воспоминание об этой истории ударило жаром в лицо. «Это я удачно отделался, – думал я облегченно. – Каких только фокусов не выкинет матушка-природа…»

Взгляд по-прежнему блуждал среди сучьев. Мучила жажда. Ближе к полудню надо было сходить к ручью за водой, а потом подумать о хлебе насущном. Начинал пробиваться аппетит. Голод сделал свое дело: жар отступал. Наверное, мозги у меня были вчера не на месте, иначе как можно объяснить свой поступок. Мог бы признаться, что состою на службе, нахожусь в отпуске, что в поселке живет моя мать.

«Размечтался! – остановил другой голос. Грубый. Ему всегда приходилось верить. Он не обманывал. – А двое быков в «Мерседесе»? Забыл? – Я хлопнул себя ладонью по лбу. – Ты испортил им всю игру, перемешал карты. Они на тебя не рассчитывали и списали бы со счетов за ненадобностью…»