Читать книгу "Ловушка памяти - Надежда и Николай Зорины"

Народу тут оказалось совсем немного. Я выбрала столик у окна, пристроила сумку на спинку стула – если положить на соседний, подумают, что он занят, что я не одна, и никто не подсядет. А я хочу, чтобы подсели, все равно кто: мужчина, женщина, гермафродит… Мне нужно сказать… рассказать… о том, что жила на свете одна женщина, и не было у нее детей, а ей так хотелось иметь ребеночка. И колдуньи, к сожалению, под рукой не случилось. Зато случились остроумно мыслящий муж и сестра-сволочь. Ребеночка они решили завести друг от друга.

Официант подошел. Ему рассказать? Нет, с официантами у меня что-то контакта не получается – не чуткий народ, до чужих историй им нет никакого дела.

– Сто граммов «Абсолюта».

Контакта с ним не получится, пусть несет водку и валит прочь.

– На закуску что будете брать?

Хм, филе из внебрачного сына…

– Апельсины у вас есть?

– Вы хотите закусывать водку апельсином?

– Да, хочу. Я все и всегда закусываю апельсином.

– Ну… хорошо. Вам почистить?

– Если не затруднит.

Стоит, не уходит. Принял заказ, а все равно не уходит. Что ему надо? Нарывается на рассказ? Вряд ли, скорее всего думает, что я неплатежеспособна – вид, наверное, у меня еще тот, после шести-то дней загула.

– Сколько с меня?

– Двести семьдесят восемь.

Получил деньги и тут же ретировался – значит, я угадала. Вот, у меня уже аналитические способности проявляться начали.

Лучше бы они раньше проявились, когда я узнала, что Маришка беременна. И когда поняла, что Макс мне изменяет. Но тогда мне и в голову не пришло сопоставить – их друг с другом я никак не связывала.

Водку принесли. Как кстати! Пора принять свой анальгетик, чтобы не сдохнуть.

Хорошая водка. Бар так себе, а водка вполне и вполне.

А идейка, кстати, надо отдать Максу должное, была и правда остроумной. Только уж очень подлая. Я, когда узнала, что детей у нас точно не будет, предложила взять чужого и усыновить, но он наотрез отказался. Возможно, в чем-то он был прав: чужой – он, конечно, не свой. Наверное, тогда-то я его и подтолкнула к той подлой, но остроумной мысли, сама не зная того, подтолкнула: что он может завести своего ребенка почти от меня – от моей сестры. По замыслу Макса я ни о чем никогда не должна была узнать: воспринимала бы ребенка, как племянника, наверное, полюбила бы его – как племянника, разумеется. И Максим делал бы вид, что ребенок – ему только племянник. И Марина делала бы вид, что нам он только племянник. А в общем, племянник он или нет, – все равно ребенок, один на троих, родной, свой ребенок. Эти доводы он тогда сестре и привел. И она согласилась. Но, конечно, все не так прямолинейно вышло. Не то чтобы Макс сразу, с порога, брякнул: давай, Маришка, заведем ребеночка. Исподволь действовал – окрутил, соблазнил. А когда она об аборте заговорила, тогда и привел свои доводы – рациональные, трезвые, подлые доводы. Но с самого начала, соблазняя ее, Макс имел в виду только ребенка. У них все произошло с точностью до наоборот: Марина влюбилась, и потому ребенка решила оставить, на Максовы доводы клюнула, а Макс ребенка хотел получить, и потому влюбился, да так, что совершенно голову потерял. И в прямом, и в переносном смысле.

Он не хотел меня бросать, но и жить без Марины больше не мог. И понял, что семья, которую он себе вообразил, – уродливая семья, совершенно невозможная семья. И жить такой двойной жизнью уродливо и невозможно.

– Я извиняюсь… Можно?

Пьяное, грузное тело бухнулось рядом на стул. Вот и дождалась собеседника. Вернее, слушателя.

– Пожалуйста.

Слишком пьян, пожалуй. А впрочем, какая мне разница?

– Скучаете?

– Теперь уже нет – вы ведь здесь, со мной.

Господи, что я несу? Да и не подходит он мне совсем. Для целей моих не подходит. По-моему, у него на уме только одно: как бы затащить меня в постель. И пьян, слишком пьян.

Да я и сама не трезва.

– Позволите?

Прикуривает от моей зажигалки. Нет, он слишком развязен.

– О чем вы все думаете? Радоваться надо, не думать. Что наша жизнь? – Он патетически откинул руку, но посмотрел на меня и слегка стушевался. – Ну, вы в курсе.

– Видите ли, у меня умер муж. Вернее, погиб… То есть… он выбросился из окна.

– Поздравляю! Значит, вы свободная вдовушка?

Смеется, подмигивает. Что же я делаю? Зачем стала ему рассказывать? Понимала ведь, что он совсем не тот, кто мне нужен.

– И симпатичная! А не выпить ли нам за упокой его души на брудершафт? А, симпатичная вдовушка?

– Ублюдок!

Я бросилась вон из бара. Кажется, опрокинулся стул – что-то грохнуло. Зачем, зачем, зачем я с ним заговорила? Ведь видела же, видела, какой он урод! Что я вообще делаю? Зачем я это все делаю? Надо домой, надо к сестре – ее, конечно, уже выписали из больницы. За все время я ей даже не позвонила ни разу и телефон держала выключенным. Я не знаю, чем все кончилось. Может быть, она умерла. Я не вынесу, если и Маришка…

Зачем же я в парк бегу? Назад, в этот ужасный парк… Мне надо домой. Нет, мне к Марине надо.

А если тот ублюдок из бара за мной увязался? Посмотреть, обернуться? В парк бежать в любом случае нельзя.

Да я уже в парке! Где тут выход? Дорожки, деревья, скамейки… Я не знаю, как отсюда выбраться!

Карусели. Я думала, что повернула назад, а оказывается, в самый центр забежала. Теперь уж точно выхода не найти.

Что мне делать? Я не знаю, в каком парке очутилась, совершенно ничего не узнаю. Наверное, я здесь никогда не была. И ветер поднялся, деревья так жутко шумят… Ночью в парке почти как на кладбище. Да где же тут выход?

Впереди что-то темное, огромное. Вода. Пруд? Озеро? Вот, наверное, я где – это Солдатское озеро с примыкающим к нему парком. Я была здесь когда-то. Давно. Мы с Максом ходили в Зеленый театр. Там выступал Шевчук, и Макс меня пригласил, он еще не знал моих вкусов. А потом выяснилось, что Макс тоже к «ДДТ» весьма равнодушен. Но тогда нам обоим было неудобно, и ему, и мне, и мы долго вешали друг другу лапшу на уши, выражая бурный восторг от концерта – любить «ДДТ» считалось хорошим тоном.

А может, это вовсе и не Солдатское озеро? Мало ли парков с озерами… Да чуть ли не в каждом есть хоть какой-нибудь водоем. Где же тут выход, черт возьми!

Выбралась наконец на дорожку. Вот по ней и надо идти – асфальтовая дорожка в любом случае должна привести к началу. Или к концу. Все равно к выходу.

Забор. А вон там черный провал – выход. Теперь можно не беспокоиться – выбралась. Сяду на скамейку и чуть-чуть отдышусь. Спина совсем мокрая, блузка противно липнет. И лицо горит ужасно. Как будто мне надавали пощечин.