Читать книгу "Крестьянский бунт в эпоху Сталина - Линн Виола"

Когда крестьяне прибегают к актам сопротивления, они «высказываются в полный голос». Тем самым историки получают нечастую возможность зафиксировать и проанализировать модель поведения этого обычно недоступного их рассмотрению слоя общества. Взгляд сквозь призму сопротивления помогает выделить ключевые характеристики крестьянского общества, его культуры и политики. Мосты, ведущие нас к пониманию крестьянского мира, складываются из таких элементов его сопротивления, как дискурс, стратегия поведения, действия, в свою очередь находящих выражение в слухах, фольклоре, культуре, символической инверсии, пассивном сопротивлении, насилии и бунте. Историки разных стран и поколений отмечали, что именно через эти аспекты сопротивления проявляются сознание крестьянства, его ценности и верования{4}.

В эпоху коллективизации наиболее отчетливо выступает феномен, который можно обозначить как культуру сопротивления — присущий крестьянству особый стиль коммуникации, поведения и взаимодействия с элитами, характерный для всех времен и стран. В этом стиле стремление диктовать свою волю власти, протестовать против ее шагов сочетается с попытками приспособиться к установленному ею режиму посредством обхода законов, организации восстаний и других пассивных и активных форм народного сопротивления, вызванных необходимостью защищать свое существование и свою самобытность. При этом культура, оказавшаяся в подчиненном положении по отношению к культуре господствующей, опирается на собственные институты, традиции, ценности, ритуалы, способы выражения и оформления сопротивления.

Вступив на путь сопротивления коллективизации, крестьянство проявило свою обособленность от советской власти и антитетичность ей. Единство и солидарность, которые оно продемонстрировало, были не столько следствием минимального уровня различий в социально-экономическом положении общин (тезис, лежащий в основе работ западных авторов{5}), сколько результатом нарушения государством интересов крестьянства в целом. Самооборона сплотила его как культурное сообщество, стремящееся выстоять против лобовой атаки государства на экономику крестьянского подворья, деревенские обычаи и образ жизни. Во многих местах восстание возглавили женщины, в сферу интересов которых коллективизация вторгалась грубее всего. Под ударом оказались домашнее хозяйство, приусадебный участок и скот, а также воспитание детей и прочие аспекты семейной жизни. Крестьяне сплотились в противостоянии нарушению своих жизненно важных экономических, социальных и культурных интересов и традиционного уклада, основанного на малом сельскохозяйственном производстве, семейном хозяйстве и общинной жизни{6}. Солидарность, возникшая в ответ на наступление на интересы крестьян, заложила фундамент культуры сопротивления.

Единство, которое советское крестьянство продемонстрировало в период коллективизации, не зависело от социально-экономических процессов и даже не являлось типичной чертой крестьянской общины. Коллективизм и общинность служили образцом, идеалом деревенской жизни, ее высшей ценностью, но далеко не всегда отражали реальность. В обычное время крестьянское общество характеризовалось значительной степенью сегментации и внутренней стратификации. Жители деревни разделялись по уровню обеспеченности, принадлежности к семейным кланам, по полу, возрасту, группам интересов, по принципу «свой-чужой». Коллективизм, единство и равенство были важными ценностями и нормами в деревенском этосе, однако столь же или даже более важную роль играли в нем средства принуждения, которые патриархальная властная структура деревни применяла к непокорным, несогласным, а порой и просто другим голосам, раздающимся в общине[4].

Сплоченность крестьян зависела от ситуации и контекста. Чаще всего она проявлялась при конфронтации с «чужаками» — представителями города, чиновничества и доминирующих классов или групп{7}. Общество, обычно пронизанное конфликтами и разделенное по целому ряду признаков, оказалось способным к единству и сплоченным действиям перед лицом кризиса. В этом случае интересы крестьянства как единого целого оттеснили на второй план обычные разногласия и расколы внутри общины{8}. В то же время «политика» коллективизма и единства могла обернуться против тех жителей деревни, которые действовали в качестве агентов государства или поддерживали ненавистные методы «чужаков». Во время коллективизации крестьянство фактически вступило в гражданскую войну с государством, однако внутри нее разворачивалась еще одна, не менее жестокая гражданская война, обратившая деревенскую общину против меньшинства сельских должностных лиц и активистов, которые перешли на сторону советской власти{9}.

Неожиданным последствием революции 1917 г. стало усиление многих аспектов крестьянской культуры, в особенности ряда ее значимых черт, лежащих в основе сплоченности общины. Хотя человеческие и материальные потери военных лет и голод, прокатившийся по стране после Гражданской войны, нанесли крестьянству тяжелейший урон, революция в сочетании с потрясениями того времени произвела на общину восстанавливающий эффект. Началось повсеместное выравнивание социального статуса крестьян. К середине 1920-х гг. доля бедняков упала примерно с 65% почти до 25%, в то время как доля обеспеченных крестьян снизилась приблизительно с 15% (в зависимости от подсчетов) почти до 3% за тот же промежуток времени{10}; главной фигурой в советском сельском хозяйстве стал середняк. Сказались потери военных лет, социальная революция и перераспределение благ, а также возвращение (зачастую принудительное) значительного числа крестьян, которые в период столыпинских аграрных реформ покинули общины, чтобы основать собственные личные хозяйства. Различия крестьян по социально-экономическому статусу оставались практически неизменными на протяжении 1920-х гг., время от времени лишь незначительно усиливаясь. Такое выравнивание укрепило однородность, сплоченность деревни и позиции середняков, представлявших, как пишет Эрик Вульф, наиболее «культурно консервативную страту» крестьянства и ту его силу, которая активнее всего сопротивлялась переменам{11}. Укрепилась и община как таковая, поскольку большинство «столыпинских» крестьян вернулись к общинному землевладению, составлявшему в середине 1920-х гг. примерно 95% всех форм землевладения, тем самым увеличив степень однородности сельской экономики{12}. И хотя многие семьи давали трещину, так как дух свободы, навеянный революцией, побуждал деревенскую молодежь освобождаться от патриархальной власти, большинство крестьян, особенно женщины и слабейшие члены общины, все крепче держались за привычные и консервативные понятия хозяйства, семьи, брака и веры, пытаясь пережить эпоху перемен. Революция, без сомнения, внесла изменения в основные стороны крестьянской жизни, но историки все больше склоняются к выводу что основные структуры и институты деревни демонстрировали значительную устойчивость перед лицом привнесенного революцией раскола. Во многих случаях они крепли, выступая в качестве защитного вала против экономических трудностей и разрушительных вторжений воюющих правительств и армий, что красных, что белых{13}.