Читать книгу "Домовенок Кузька и враг-невидимка - Галина Александрова"

— Не бойтесь, это просто телевизор. Он мультики показывает.

— И вовсе я не боюсь. Что мне телевизора бояться? У него кроме громового голоса ничего и нету. Ни кулаков, ни мускулов, — храбрится домовенок, — только мне что-то мультики, которые в нем заперты, не очень нравятся. Давай их на волю выпустим, а туда лучше красных девиц посадим, коровок, птиц невиданных, жирафов всяких.

— Ты не понял, Кузенька, — горячится Наташа, — их никак нельзя на волю выпустить.

— Чештно-чештно нельзя? — тихонечко спрашивает шишига.

— Честно-честно, — отвечает Наташа.

— Ну, тогда хорошо. Раз они оттуда вылезти не шмогут, пусть себе кричат и грозятся на здоровье. Никто их тут не ишпугается. Эй, не деритесь, порядочные мультики в доме не дерутся. Не шлышите, что ли?

— Они тебя не слышат. И ответить не могут. С ними нельзя играть и разговаривать. Надо садиться на диван и просто смотреть, когда больше делать нечего. Телевизор для того и придумали, чтобы сидеть на диване не скучно было, — объяснила Наташа.

— Шлавненько, шлавненько, — потирает лапки шишига, — очень по душе мне этот телевизор. А то, когда мне делать нечего, со мной ужасные неприятности шлучаются. Я от безделья проказничать начинаю и Кузьке нервы мотать.

А Кузька ничего не сказал. Бездельничать он не умел, да и некогда ему было бездельничать, а представление, которое мультики показывали, ему совсем не понравилось. Про дружбу, про жизнь зверей разных, про чудеса домовенок бы посмотрел с удовольствием. Но в мультиках, которые показывал непутевый ящичек, не было ни дружбы, ни чудес. Звери, правда, были, только они были совсем не добрые: гонялись друг за дружкой и всякими тяжелыми предметами кидались. И звери-то вроде бы нормальные: мышонок, котик. А ведут себя, как самые невоспитанные кикиморы, карагуши и лихи одноглазые. Непорядок. А какому домовому непорядок понравится?

Поэтому вместо того чтобы на диван садиться и бездельничать, как Наташа предложила, домовенок залез на подоконник, чтобы кормушку птицам почистить. Воробьи и голуби, конечно, не куры, да хоть какая-то живность. И поговорить с ними опять же можно, новости всякие разузнать.

Слушает Кузька птичью болтовню, а сам сквозь стекло на шишигу с Наташей поглядывает: птицы такой шум подняли, что он на месте девочек уж ни за что не выдержал бы, подбежал к окошку. А они застыли на диване, как неживые, не шелохнутся. Домовенок уж и кормушку вычистил, и пыль из щелочек повыковыривал, и окошко подолом своей рубахи до прозрачного блеска отчистил, а подруги его все сидят.

— Эй, девицы-красавицы, — стучит в окно Кузька, — полно вам на лавке дремать-то! Принесите-ка зернышек каких или крошек свежих. Птица не кормлена.

Молчат девицы-красавицы, словно в идолов каменных превратились.

— Охти, матушки, охти, батюшки, — всплеснул руками домовенок, — неладно что-то. Никак появился в вашем городе могущественный злой волшебник. Ждет, когда домовые отвлекутся, а сам хозяев в чучела неживые превращает. Ой, чуяло мое сердце, ой, с утра раннего трепетало. Не зря я от совсем не страшных мультиков под диван прятаться полез.

— Чив-чиво чепуху чирикаешь? — подскочил к нему один бойкий воробей. — Чародеи в городе давно исчезли. Теперь вместо них трамваи, светофоры и прочая чушь. А твои друзья просто телевизор смотрят. Человек как его придумал, часто каменеть стал. Я как-то нечаянно в окно залетел, так меня даже и не заметили, пока я о стекло не стукнулся и на пол не чебурахнулся. Еще и чертыхались, что чего-то интересное пропустили. Правда, сильно чихвостить меня не стали. Отпустили. А чего меня зря чихвостить?

Болтает воробей, а Кузька думает. Ой, не нравится ему, что в городе люди каменеть стали! Негоже, чтобы дети и взрослые часами, не шелохнувшись, сидели, света белого не видели, на травке не резвились.

А кто кроме него, домового, этот непорядок исправлять должен? Никто! На то Кузька и домовой, чтобы следить за тем, чтобы в доме все по правилам было.

Глава 3

На помощь!

— Кузенька, ты только посмотри, как интересно, — уговаривает Наташа домовенка, — ну не понравились тебе эти мультики, давай другие посмотрим или на фильм какой-нибудь переключим.

— Ага! Хотите, чтобы и я в чучело превратился! Ни за что! Знаю я эти волшебные штучки. Стоит только расслабиться, как тут же в голову туман зашлют, руки-ноги паутиной окутают, в рот ваты натолкают, — горячится Кузька. — Уберите с моих глаз долой этот волшебный ящичек, вот и весь мой сказ!

— Кузенька, он чудешный, — тихонько вторит Наташе шишига, — он песенки петь умеет и картинки занятные показывает.

— И тебя заворожил? — всплеснул руками домовенок. — Беда на мои лапти! Подумаешь, умеет орать дурным голосом да дерущихся человечков и чудищ невиданных показывает! Ну и что? И чудеснее чудеса видывали, взять хотя бы шапку-невидимку или скатерть-самобранку. Так от них польза есть. И скромные они, лежат себе до поры до времени, пока не понадобятся. Они хозяину служат верой и правдой, а ваш телевизор только время от добрых дел отнимает.

Горячится домовенок, хочет доказать, что телевизор — вещь очень даже опасная. А тут на экране опять человечки появились. Сели шишига и девочка рядышком, в экран смотрят. Да так засмотрелись, что почти и не слышат, что им Кузька говорит. Обиделся он. Губу отпрюнил, пошел укромный уголок искать. Залез на карниз — высоко, удобно, только пыльно. Непорядок! Надо бы шишигу кликнуть, чтобы пыль слизала. Для нее это лакомство, как для человека сахарная пудра.

Только хотел домовенок Юльку позвать, как вспомнил, что он на нее обиделся. А самое неприятное было в том, что раньше для нее Кузька был самым уважаемым существом на свете, а сейчас, кажется, чудесный ящичек она любит даже больше, чем Кузьку…

Так и пошло. Сидит Наташа целыми днями перед ящичком как зачарованная, с Кузенькой не играет, мусор из избы не выносит, гулять не ходит. Шишига вообще от экрана не отрывается. Пристроилась на спинке дивана, чтобы ее лишний раз с места на место не передвигали, даже от родителей Наташи под игрушку не маскируется.

Кузьке, конечно, хочется иногда хоть одним глазком посмотреть, что там человечки на экране выделывают, да гордость не позволяет. Как же он смотреть будет, если сам говорит, что от ящичка — никакой пользы? Вот и бродит он по дому уже целый день один-одинешенек, на весь белый свет разобиженный. А пуще всего белого света — на телевизор. Не было его — и славненько все было: хозяйство спорилось, птички накормленные были, посуда на полках блестела, все между собой разговоры всякие умные и интересные вели.

Обижался, горевал Кузька, а потом решил, что не горевать надо, а действовать. Кто знает, может быть, телевизор — это такой новый современный волшебник. Может, и не хотят в него хозяева дома смотреть, а ничего поделать с собой не могут. И спасать их должен тот, кто за счастье в доме отвечает. Спасать, а не обижаться.