Читать книгу "Шкатулка с бабочкой - Санта Монтефиоре"

— Буэнос диас, сеньора, — поприветствовала ее Лидия, которая не знала английского языка.

— Доброе утро, Лидия. Мне нужен нож, чтобы отремонтировать этот проклятый паровоз, — произнесла Элен на испанском, не пытаясь выдавить из себя даже легкое подобие улыбки. Она была сейчас слишком озабочена, чтобы думать о ком-либо еще, кроме себя.

— Я бы так не беспокоилась об этом, ведь скоро дон Рамон будет дома и сможет все исправить сам. Это ведь мужская работа, — жизнерадостно порекомендовала Лидия.

— Благодарю тебя, Лидия, за полезный совет. Феде, дай мне нож, — раздраженно произнесла Элен. Федерика протянула нож и проводила ее взглядом до двери.

— Ах, это так здорово, что твой папа возвращается домой, — восторженно сказала Лидия, нежно обнимая Федерику. — Я готова поспорить, что ты за ночь не сомкнула глаз.

— Так и было, — ответила та, посматривая на часы. — Скоро он уже будет здесь, — сообщила девочка, и Лидия заметила, что ее маленькие руки задрожали, когда она стала резать масло на куски.

— Будь осторожна, чтобы не порезаться, — сказала она мягко. — Ты ведь не хочешь, чтобы твой папа вернулся к дочери, у которой только семь пальцев. — Она засмеялась, но тут же задохнулась и закашлялась.

Элен, которая обычно была очень искусна в ремонте вещей, окончательно сломала двигатель от паровозика, и Хэл расплакался. Мать взяла его на руки и попыталась успокоить, обещая купить новый, более мощный и красивый. — Все равно этот мотор уже отработал свое. Какой от него толк? И вообще, поезд без него выглядит гораздо лучше, — мягко сказала она и почему-то подумала, что ей вряд ли понравилось бы оказаться вагоном без двигателя.

Она снова закурила. Дверь во двор была открыта, приглашая в гости нежный морской бриз, вкусно пахнущий апельсинами и озоном. Сейчас слишком жарко, чтобы сидеть в доме, им следовало бы отправиться на берег, подумала она, предчувствуя, что привычный уклад жизни уже рушится. Вытерев пот со лба тыльной стороной ладони, она посмотрела на часы. Ее горло конвульсивно сжалось — его самолет должен был уже приземлиться.

Федерика и Лидия летали по кухне, как дуэт пчел по цветочной клумбе. Федерика обожала такую совместную работу и выполняла указания Лидии с величайшим энтузиазмом. Она ощущала себя взрослой, и Лидия обращалась с ней соответствующим образом. Они непринужденно болтали о проблемах Лидии: болях в ее спине, о ее желудочных коликах и о бородавке ее мужа, которая причиняла домочадцам множество неудобств.

— Я даже боюсь ступать босиком там, где он проходил, — поясняла она, — даже в душе не снимаю носков.

— Я поступила бы точно так же, — соглашалась Федерика, не совсем понимая, что это такое — бородавка.

— Ты такая же чувствительная, как и я, — ответила Лидия, с улыбкой глядя на маленькую девчушку с поведением, соответствующим гораздо более старшему возрасту. Лидия подумала, что она слишком развита для ребенка, которому нет еще и семи лет, но достаточно взглянуть на ее мать, чтобы понять причину этого явления. Элен взвалила на ее хрупкие плечи столько ответственности, что это дитя, пожалуй, могло бы справиться со всем домашним хозяйством и без ее помощи.

Когда Элен вошла в кухню, запах пастель де чокло ударил ей в ноздри, и ее желудок конвульсивно сжался от смешанного импульса голода и вызванного ожиданием напряжения. Лидия мыла кухонную утварь и миски, а Федерика протирала посуду полотенцем. Элен ухитрилась завладеть остатками крема, прежде чем пухлые руки Лидии отправили посудину в мыльную воду. Она провела пальцем вокруг дна чаши и затем поднесла его к своим бледным губам.

— Очень вкусно, дорогая, — произнесла она с чувством, поскольку действительно была поражена отменным вкусом крема. Она улыбнулась дочери и провела чистой рукой по ее блестящим светлым волосам. — Ты очень хорошо готовишь.

Федерика тоже улыбнулась, поскольку уже давно привыкла к переменчивому характеру матери. В какой-то момент она могла быть раздражена, а буквально через минуту ею овладевало миролюбивое настроение, совсем не так, как у отца, который всегда был веселым и беззаботным. Похвала матери, как обычно, воодушевила Федерику, и она чувствовала себя так, будто подросла не меньше чем на дюйм.

— Она не только хорошая кулинарка, сеньора, но и отличная хозяйка, — ласково сказала Лидия, и большая черная родинка на ее лице вздрогнула, когда оно расплылось в широкой улыбке. — И сама убрала все после завтрака, — добавила она слегка осуждающим тоном, поскольку сеньора Элен всегда оставляла черновую работу дочери.

— Я это знаю, — ответила Элен. — Что бы я делала без нее, просто не могу себе представить, — произнесла она безразличным тоном, который никак не соответствовал смыслу сказанного, стряхнула пепел с сигареты в ведро для мусора и вышла из кухни.

Она отправилась наверх, ощущая неожиданно нахлынувшую усталость, такую, что каждый шаг давался с трудом. Когда она проходила по прохладному белому коридору, ступая босыми ногами по деревянным доскам, то не смогла по пути даже поднять руки, чтобы оборвать засохшие цветы в горшках с бледными орхидеями. В ее спальне белые полотняные занавеси шаловливо играли с легким ветерком, будто пытаясь самостоятельно раздвинуться. Она раздраженно раздернула их и посмотрела на открывшийся морской пейзаж. Море было трепетным и радужным, призывая уплыть по манящим волнам в другие края. Горизонт обещал ей свободу и новую жизнь.

— Мама, можно я помогу тебе убрать в твоей комнате? — тихо спросила Федерика. Элен повернулась и посмотрела в искренние глаза на миловидном личике дочери.

— Я полагаю, ты хочешь сделать это для папы? — задала она риторический вопрос, взяв пепельницу и загасив в ней сигарету.

— Ну, я собрала немного цветов… — застенчиво проронила Федерика.

Сердце Элен сжалось. Она жалела свою дочь за любовь, которую та испытывала к отцу, несмотря на его длительные отлучки, которые, казалось, должны были вызвать в ней совсем противоположные чувства. Тем не менее она любила его беззаветно, и чем больше он отсутствовал, тем более счастлива она была видеть его, когда он возвращался, безоглядно бросаясь в его объятия. Элен не торопилась раскрыть ей глаза и развеять иллюзии, поскольку сама еще не вполне от них освободилась. Она считала, что мир дочери наполнен безоблачным счастьем, и испытывала к ней своего рода зависть.

— Хорошо, Феде. Ты подготовишь ее для папы, и цветы ему понравятся, я уверена, — произнесла она напряженным голосом. — Не обращай на меня внимания, — добавила Элен, заходя в ванную комнату и закрывая за собой дверь.

Федерика услышала, как она включила душ, и поток воды, льющейся в эмалированную ванну, весело забарабанил по ее стенкам. Девочка застелила постель, надушив простыни свежей лавандой, как научила ее бабушка, и поставила маленькую голубую вазу с жимолостью на туалетный столик у кровати отца. Она сложила постельное белье матери и положила его в старый дубовый шкаф, попутно превратив обнаруженный на полках хаос в образцовый порядок, достойный витрин солидного магазина. Затем она распахнула окна, насколько это было возможно, так, чтобы садовые и морские ароматы смогли вытеснить въевшийся запах сигаретного дыма. Потом она присела у туалетного столика матери и подняла старую фотографию отца, улыбавшегося ей из-под стекла витиеватой серебряной рамки. Он выглядел чудесно со своими блестящими черными волосами, смуглой кожей, сияющими карими глазами, излучавшими искренность и ум, и большим ртом, улыбавшимся ироничной улыбкой человека, обладающего острым чувством юмора и бесспорным обаянием. Она провела пальцем по стеклу, одновременно поймав в зеркале свое задумчивое отражение. В нем она уловила сходство только с матерью. Светлые волосы, голубые глаза, бледно-розовые губы и светлая кожа — все это никак не напоминало смуглую итальянскую внешность отца, которую она так хотела бы унаследовать. Он был очень красив, и, несомненно, Хэл будет таким же красавцем. Тем не менее Федерика привыкла к повышенному вниманию к своей персоне именно из-за этих волнистых светлых волос. Все другие девочки в ее классе были такими же смуглыми, как Хэл. Когда она приезжала в Вальпараисо вместе с матерью, люди с откровенным удивлением смотрели на нее, а сеньора Эскобар, которая держала закусочную на площади, называла ее «ла Анжелита» (маленький ангелочек), поскольку не могла поверить, что у человека могут быть такие светлые волосы. Лучшая подруга Элен, Лола Мигуэнс, попыталась скопировать этот цвет, осветлив свои черные волосы перекисью водорода, но потеряла терпение на половине пути, так что теперь щеголяла с шевелюрой цвета их терракотовой крыши, что, по мнению Федерики, смотрелось совершенно ужасно. Ее мать не беспокоилась о своей внешности, как это было принято у чилийских женщин, которые всегда славились длинными ухоженными ногтями, идеально нанесенной губной помадой и безупречной одеждой. Волосы Элен чаще всего свисали небрежными прядями, а изо рта обычно торчала сигарета. Федерика считала, что ее мама может быть привлекательной, когда прилагает к этому какие-то усилия, и, судя по старым фотографиям, раньше она действительно была настоящей красавицей. Но с недавних пор она махнула на себя рукой, хотя Федерика и надеялась, что мать еще сможет сделать попытку в связи с приездом отца.