Читать книгу "Гадание на кофейной гуще - Александра Авророва"

Сообщение меня потрясло. Словно на меня вдруг взвалился груз огромной ответственности — ответственности за человека, который взял и отдал себя в твои руки. До некоторой степени этот груз на мне до сих пор. Но я к нему привыкла, а вот мужчины ответственностью тяготятся.

Вообще-то, я часто удивляюсь. Если б меня какой-нибудь парень обожал так, как Лилька своих избранников, я бы, наверное, никогда не в силах была его оттолкнуть. И относилась бы к нему… ну, по меньшей мере, хорошо. Однако жизнь убеждает, что представители разного пола реагируют на обожание по-разному.

Не стану скрывать — моя подруга очень влюбчива. Хотя я уверена, что, поведи себя с ней кто-нибудь по-человечески, и она остановится на нем, и никого ей больше не будет надо. Но ситуация каждый раз складывается по одной и той же надоевшей схеме. Начинается с того, что Лильку тем или иным способом поманят пальцем. Она тут же теряет голову и выплескивает на объект всю силу своих невостребованных чувств. Сперва это нравится, и ее поощряют. Потом надоедает, и ее пытаются бросить. Только сделать это не так-то просто — как не просто прогнать ту самую приставшую собаку. Поэтому заканчивается роман грубо и жестоко.

Господи, сколько раз я убеждала ее: незачем дважды наступать на одни и те же грабли! У меня есть подозрение, что мало кто способен учиться на собственных ошибках. Мы повторяем их снова и снова. Я разрабатывала для Лильки стратегию поведения, объясняя, что надо сдерживать себя. Мужчины не ценят легких побед. Не ценят они также побед окончательных. Они предпочитают, чтобы их водили за нос. Как бы ни хотелось тебе быть искренней и открытой, если ты намерена его удержать, то должна притворяться и играть. Подруга соглашалась со мной, а делала по-своему. Ей мнилось, что именно на сей раз она встретила того, кто оценит ее и поймет, самого достойного, самого верного. Он любит ее и никогда не покинет. А в результате — новая трагедия.

Наверное, в моем пересказе кажется, что Лилька меняла любовника за любовником. Нет, совсем нет! Три увлечения у нее было в школе, но дальше поцелуев и объятий дело не пошло. Хотя разрывы дались ей весьма болезненно. Потом, в институте, возник Женька. Его корыстность казалась столь для меня очевидной, что в голове не укладывалось, как можно поверить ему и влюбиться. Просто по мере приближения к защите диплома у иногороднего студента все настоятельнее проявлялась потребность в ленинградской прописке. Уезжать назад в Казахстан он не собирался.

Мы тогда с Лилькой даже поссорились. Я неоднократно давала себе слово, что не стану вмешиваться в ее дела, только легко ли спокойно смотреть, как она на твоих глазах идет прямо к краю пропасти? В общем, Женька в конце концов сумел пристроиться получше, отхватив девочку с отдельной квартирой, а моя подруга сделала аборт. Что мы пережили тогда за несколько месяцев, лучше не вспоминать. До сих пор неизвестно, не загубила ли она навсегда свое здоровье. И что? Все то же. Теперь, на работе, ее угораздило влюбиться в Сережку Углова.

На работу нас определил папа. В смысле, он через знакомых отыскал место, где неплохо платят. Мы ведь без опыта, к тому же женщины, поэтому найти что-нибудь приличное трудно. Получив образование, хочется быть программистом, а не девочкой на побегушках под названием «секретарь-референт». Да папа и не позволил бы мне подчиняться какому-нибудь новому русскому. Он у меня до сих пор уважает старые научно-исследовательские институты, те, что созданы во времена застоя и занимаются оборонкой. Но там сейчас такие оклады, что еле хватит на проездной билет. Вот и получается порочный круг. Однако папа сумел его разорвать. Мы с Лилькой попали в НИИ в очень выгодный отдел, который заключил долгосрочный контракт с Индией, и… В общем, военную тайну я раскрывать не собираюсь, сообщу лишь, что мы получаем солидные премии. Конечно, не слишком-то приятно быть сытым среди голодных. Остальные отделы бедствуют и смотрят на нас с завистью. Поначалу меня это несколько терзало, но постепенно я привыкла. А что делать — раздавать зарплату коллегам? Предприятие трещит по швам, каждый руководитель стремится отхватить себе отдельный кус, и нашему это удалось. Фактически мы лишь числимся на государственной службе, реально же трудимся в коммерческой структуре. Заведующий сектором для нас — царь и бог. Нет, завсектором — царь, а начальник отдела — бог. Это точнее.

Цари у нас с Лилькой разные, но бог общий. Я имею в виду, мы в смежных секторах. Смежных как по роду деятельности, так и по местоположению — через стенку. И Сережка Углов сидит напротив меня. Ему около тридцати, однако он уже заместитель заведующего. Хотя мне не кажется, что он такой уж умный. Впрочем, карьера, наверное, строится не на уме? Я хорошо помню папины слова на этот счет. Я спросила у папы, о чем он вздыхает, а он ответил:

— О том, что ты заканчиваешь учебу. Там ты жила в условиях, приближенных к идеальным. В институте людей ценят по заслугам. Вот ты способная, добросовестная, честная, и этого достаточно для того, чтобы тебя выделяли и хвалили. А больше в твоей жизни такого никогда не будет. Пойми это, пожалуйста — никогда! Реально в ход идут совсем другие качества, и твои достоинства никогда больше не будут гарантировать тебе успехов. Мне очень жаль выпускать тебя в открытое плавание.

Что касается успехов Сережки Углова, подозреваю, определяются они его удивительным обаянием. В общем-то, он совсем не красавец, но что-то в улыбке, в манере поведения заставляет об этом забыть. Обаяние его действует даже на мужчин, хотя есть некоторые, которых он, наоборот, жутко раздражает. А уж женщины поддаются все, и пользуется он этим напропалую. Я бы сказала, он профессиональный бабник.

В марте, когда я только пришла в НИИ, у Сережки был в разгаре роман с Викой Бачуриной. Ей всего девятнадцать, она учится на вечернем и работает у нас лаборанткой. Она симпатичная девица, особенно по современным меркам. Знаете, их тех, которые мечтают стать фотомоделями и вечно сидят на диете. Родители потребовали от нее высшего образования, а ее оно интересует меньше всего на свете. Я часто помогаю ей решать задачки, и за это она прощает мне небезупречность макияжа, а то и вовсе отсутствие такового. У нее самой наведение макияжа отнимает почти половину рабочего времени. Впрочем, раз подобное поведение устраивает начальство, было б странно, если б стала протестовать я. Я быстро поняла, что просить нашу лаборантку заняться своими должностными обязанностями бесполезно, и если мне что-нибудь нужно, надо делать самой. Зато Вика не вредная. Наоборот, довольно доброжелательная.

Как бы там ни было, в марте они с Сережкой ворковали, как голубки. Откровенно говоря, мне это здорово мешало. Как я уже упоминала, стол Углова стоит напротив моего. И вот эта парочка садилась у меня под носом и начинала обниматься. Их руки виртуозно шарили по закоулкам тел, а ноги акробатически сплетались. В некоторые моменты объятия переходили в поцелуи, а иногда… честное слово, я опасалась, что мне придется присутствовать при процессе совокупления. Возможно, у меня просто-напросто так называемый комплекс старой девы. По крайней мере, я не знала, куда девать глаза. Смотреть прямо вперед? Неприлично. Потупиться и изучать пол? Смешно. Я пыталась абстрагироваться и думать о чем-нибудь другом, только это не всегда получалось. Не понимаю, почему нельзя было уединиться где-нибудь и проделывать свои трюки там? И еще не понимаю, почему все это терпел наш завсектором, Николай Андреевич. Он вообще довольно странный. Обычно он ведет себя так, будто ничего вокруг не видит. И никого. С ним поздороваешься, а у него становится такой взгляд… ну, словно он размышляет: «Если я притворюсь, что ее здесь нет, возможно, она действительно куда-нибудь исчезнет и мне не придется ей отвечать?» Хотя вроде бы буркнуть «здрасьте» — невеликий труд. Поначалу, когда у меня возникали вопросы по работе, я еще пыталась обращаться к нему, а теперь перестала. Все равно бесполезно. Он вроде бы что-то говорит, однако вычленить из его речей смысл я совершенно не способна. Меня так и тянет предложить ему записывать свои требования на бумаге. Уверена, что он встал бы в тупик, поскольку письменно лить воду куда труднее, чем устно. Только ставить в тупик начальство — не лучшая политика со стороны молодого специалиста, поэтому теперь я пристаю с делами к Углову. Он, по крайней мере, конкретен. А с Николаем Андреевичем я предпочитаю контактов не иметь. Помимо всего прочего, он иногда вдруг меняет тактику и совершает абсолютно неожиданные поступки. Например, однажды он взял и жутко накричал на Сережку с Викой, хотя они вели себя ничуть не хуже, чем всегда. И это отнюдь не единственный пример. А я не люблю людей, от которых неизвестно, чего ожидать. Нет, не то, чтобы не люблю, просто не люблю с ними общаться, и особенно будучи им подчиненной.