Читать книгу "Помни меня - Лесли Пирс"

Мэри не разделяла мечтаний своей сестры. Друзья и соседи часто поговаривали, что лучше бы ей родиться мальчиком. Она не умела держать в руках иглу, а работа по дому ей быстро наскучивала. Зато она была на вершине блаженства, когда отец брал ее порыбачить под парусом, потому что чувствовала себя одним целым с морем и умела управляться с лодкой почти так же ловко, как он. Мэри также предпочитала мужскую компанию, потому что мужчины и мальчики говорили об увлекательных вещах: о других странах, войне, контрабанде и о своей работе на оловянных шахтах. У нее не было времени на хихикающих, болтающих глупости девочек, которые не интересовались ничем, кроме сплетен и цен на ленточки для волос.

Именно жажда приключений заставила Мэри уехать из Фоуэя, и она твердо верила, что сможет оставить свой след на земле, если вырвется оттуда. Когда Мэри уезжала, Долли сказала почти сердитым тоном, что все это потому, что Мэри никогда бы не нашла себе возлюбленного и боялась, что никто никогда не захочет взять ее в жены.

Это было неправдой. Мэри совершенно не хотелось выходить замуж. По сути, она чувствовала скорее жалость, чем зависть, по отношению к девушкам, рядом с которыми выросла и которых уже обременяли двое или трое детей. Мэри знала, что их жизнь становится тяжелее с каждым новым ртом, что они живут в страхе потерять своих мужей, которые могли утонуть в море или попасть под обвал в шахте. Но впрочем, жизнь была тяжелой для каждого, кто жил в Корнуолле, исключая мелкопоместных дворян. Все остальные могли либо ловить рыбу, либо работать в шахте, либо идти на военную службу.

Долли работала в Фоуэе в семье Треффрисов помощницей экономки, но Мэри упрямо отказалась следовать ее примеру. Она не хотела проводить свои дни, выбрасывая мусор и разводя огонь по первому приказу суровой экономки. Она не видела в этом никакой перспективы. Но альтернативой было разделывание и засолка рыбы, и, хотя Мэри делала это с детства и любила это занятие за возможность поболтать во время работы и за дружелюбие товарищей, она знала, что еще никто не стал богатым, потроша рыбу. От работников шел омерзительный запах, а зимой они замерзали. Мэри иногда смотрела на согнутые спины и скрюченные пальцы женщин, которые провели за этим занятием большую часть своей жизни, и понимала, что это означает раннюю смерть.

От моряков Мэри слышала о Плимуте. Они говорили, что там красивые магазины, большие дома и неограниченные возможности для любого решительно настроенного человека. Мэри думала, что сможет получить работу в одном из магазинов, ведь она, не умея читать и писать, складывала цифры быстрее, чем ее отец.

У ее родителей были смешанные чувства по поводу ее отъезда. С одной стороны, они хотели удержать ее дома в Фоуэе, но наступили тяжелые времена, и они поддержали ее. Возможно, в глубине души они надеялись, что через несколько лет она остепенится, займется приличным делом, найдет возлюбленного и в конце концов выйдет замуж.

Мэри тогда не могла дождаться, когда же она вырвется из Фоуэя, а вот сейчас лежала на твердом холодном полу тюремной камеры и вспоминала тот день, когда оставила свой дом, и ее терзали угрызения совести.

Было раннее утро. Начинался прекрасный июльский день без облачка на голубом небе, и солнце уже светило ярко. За несколько дней до того отец уплыл во Францию, и Мэри настояла, чтобы только Долли спустилась на пристань проводить ее. Она не хотела снова выслушивать нравоучения матери о том, как должна вести себя леди на борту корабля и как избегать общения с незнакомцами.

Ее мать никогда не давала волю своим эмоциям. Но когда Мэри, уже у двери, напряженной походкой подошла поцеловать ее в щеку, та вдруг крепко обняла ее.

— Будь хорошей девочкой, — сказала мать, и голос ее задрожал. — Не забывай о молитве и не попадай в неприятности.

Мэри помнила, как торопилась прочь вместе с Долли, хихикая от возбуждения. И только дойдя до конца узкой улочки и оглянувшись назад, она увидела, что мать все еще стоит в дверном проеме и смотрит на них. Она выглядела такой старой, маленькой и странно уязвимой, потому что с утра не заплела своих кос. Мать казалась серым пятном в своем невзрачном платье и почти сливалась с каменной стеной коттеджа. Мэри не видела лица матери отчетливо, но она знала, что та плачет. И все же Грейс заставила себя весело помахать рукой на прощанье.

— Я не знаю, почему ты думаешь, что в Плимуте будет лучше, чем здесь, — язвительно сказала Долли, когда они спустились к пристани и увидели корабль. — Держу пари, что даже обойдя вокруг земли, ты не найдешь места лучше.

— Перестань, — возразила Мэри, решив, что Долли завидует. Ее сестра была намного красивее, чем она: глаза голубые, как небо, нежно-розовый цвет лица и чудесный маленький вздернутый носик. Но Мэри иногда казалось, что Долли хотела стать более смелой и наверняка возмущалась из-за того, что ее жизнь уже расписана наперед.

— Ничего не могу с собой поделать, — ответила Долли тихим голосом. — Мне будет тебя не хватать. Возвращайся скорее.

Мэри вспомнила, как обняла сестру, а потом пообещала, что, как только устроится, сразу вызовет Долли, чтобы та приехала к ней. Если бы она знала, что это будет их последняя встреча, она бы сказала сестре, как сильно любит ее. И все же тем солнечным утром Мэри никак не могла дождаться, когда же наконец ступит на борт корабля. Ей даже не приходило в голову, что в Плимуте удача может отвернуться от нее.

Мэри даже не предполагала, что каждую неделю в Плимуте сходили с корабля сотни девушек и только самые грамотные и красивые из них, с хорошими рекомендациями получали лучшие места. Мэри удалось найти работу лишь в пивной для моряков, где она мыла горшки и натирала полы. Кроватью ей служило несколько мешков в погребе.

А накануне дня святого Николая хозяин выгнал ее. Он сказал, что она украла какие-то деньги, но это была неправда. Вся ее вина заключалась в том, что она отказалась стать более уступчивой по отношению к нему. Без рекомендаций она не могла найти другого места, а гордость не позволяла ей вернуться домой в Фоуэй и услышать: «Я же тебе говорила».

В тот момент, когда Мэри встретила на пристани Томаса Кугана, она подумала, что ей уготована прямая дорога в ад. Наверняка ни одна приличная девушка не позволила бы совершенно незнакомому мужчине угостить себя обедом и держать за руку. Она должна была убежать сломя голову в ответ на его предложение пожить с ним, пока она не найдет другой работы. Но Мэри увидела что-то такое в его худом костистом лице, в огоньках, светившихся в его голубых глазах, и в историях, которые он рассказывал о путешествиях во Францию и в Испанию. Все это покорило ее.

Томасу были чужды все те правила, на которых воспитывалась Мэри. Он совершенно не считался с королем, церковью и вообще с какой бы то ни было властью. Томас вел себя как джентльмен и ревностно следил за собственным внешним видом. С ним было просто хорошо, лучше, чем с кем-либо, кого Мэри вообще знала.

Возможно, в какой-то мере это происходило потому, что он так сильно желал ее, стремился обнимать и целовать. Ни один мужчина раньше так не хотел ее, они смотрели на нее просто как на друга. Томас говорил, что она красива, что ее серые глаза как надвигающаяся буря и что ее губы созданы для того, чтобы целовать их.