Читать книгу "Назвать своей - Оливия Гейтс"

– Если верить Селене, ты сама подаешь им к этому повод своим бурным образом жизни.

Зеленые глаза Кассандры вспыхнули весельем.

– Да, я игнорирую их строгие правила и традиционные надежды, возлагаемые на меня. Одну за другой я упускаю возможности обзавестись завидным для общества «спонсором» с тугим кошельком и нарожать с ним потомство. Чтобы затем этих отпрысков, предпочтительно мужского пола, протолкнуть на путь величия, которым до них прошли мои братья и кузены, и увековечить романтичный, пусть и обманчивый, стереотип всемогущего греческого магната.

Кали рассмеялась. Бесстрастный юмор подруги расшевелил ее почти атрофировавшееся в последнее время чувство юмора.

– Твоих родных, наверное, всех разом хватил удар, когда ты в восемнадцать уехала из дома, чтобы самой пробить себе дорогу в жизни: училась в колледже, работала за гроши, а после добавила семье разочарования и беспокойства, став моделью.

Кассандра ухмыльнулась:

– Они и в самом деле приписывают моему скандальному поведению все свои расстройства здоровья, будь то скачки давления или повышение уровня сахара в крови. Уж сейчас-то могли бы и успокоиться, когда мне уже стукнуло тридцать. Мои денечки модели, рекламирующей белье, позади, и я пытаюсь стать успешным дизайнером. Так нет же. Родных все еще терзают прежние кошмары, в которых я сталкиваюсь с опасностями, извращенцами и хищниками, которых якобы множество в моей профессии. Что ни день, близкие громко сетуют на то, что я до сих пор не замужем, и все больше волнуются о моей уходящей красоте и увядающей способности рожать детей. Для греков тридцатилетняя женщина – то же, что пятидесятилетняя у других народов.

Кали фыркнула:

– Когда они запричитают над тобой в следующий раз, скажи им: пусть радуются, что ты, в отличие от меня, не принесла в подоле незаконнорожденного ребенка.

Изумрудные глаза Кассандры заблестели.

– А может, и мне надо родить? Ведь, боюсь, мне не найти мужчину, который настолько запудрит мне мозги, что я смирюсь с такой катастрофой, как брак, хотя бы для того, чтобы продолжить род Ставросов. Уж не говоря о том, что замечательные малыши – твой и Селены – заставляют звенеть мой биологический будильник.

Сердце Калиопы ёкнуло. Каждый раз, когда Кассандра говорила так о ней и о Селене, вспоминалась жестокая истина: у Селены были двое детей и любимый мужчина, а у нее, Кали, только Лео и больше никого.

– Не стоит легкомысленно рассуждать о том, чтобы стать матерью-одиночкой, – пробормотала она.

Раскаяние наполнило глаза Кассандры.

– Тебе виднее. Я помню, как переживала Селена, пока к ней не вернулся Аристидис. Даже такой успешной женщине, как она, очень тяжело одной растить детей. А ведь до этого я была убеждена, что в первые несколько лет жизни ребенка отец в лучшем случае играет второстепенную роль. Но, увидев, как изменилась жизнь Селены и Алекса благодаря твоему брату… Хотя он скорее исключение. Все знают, что такой мужчина, как он, всего один на свете.

«Так же как и Максим – единственный в мире», – подумала Кали и вздохнула:

– Меня до сих пор поражает, какой Аристидис замечательный отец и муж. А мы с сестрами когда-то полагали, что он – точная копия нашего бессердечного отца.

Особенно их укрепили в этом мнении события, случившиеся в ночь смерти их брата Леонидаса. Пока Кали с сестрами не могли прийти в себя от ужасной потери, внезапно появившийся Аристидис позаботился обо всем, включая общение с полицией и похоронным бюро, а также бдение у гроба. Но он даже не сделал попытки утешить сестер и уехал сразу после похорон.

Конечно, он повел себя лучше, чем Андреас, который даже не приехал на похороны, но Калиопа тогда решила, что Аристидис такой же бесчувственный, как их отец. Уже позже она поняла, что брат вовсе не такой – просто он не умел открыто выражать свои чувства. Но с тех пор как Селена, по его словам, «покорила его», он очень изменился. По-прежнему безжалостный в бизнесе, он стал более открытым с близкими.

– Значит, твой отец был таким плохим? – спросила Кассандра.

Калиопа сделала глоток чаю, ощутив нежелание говорить об отце. Раньше она охотно рассказывала о нем, но внезапно ее поразило, как его поведение близко к ситуации между ней и Максимом.

– Полное отсутствие у него моральных принципов и забота лишь о собственных мелочных интересах стали почти легендой. Когда моей матери было семнадцать, он заделал ей ребенка – Аристидиса. Отец был на четыре года ее старше, постоянно менял работу, так как все, что он умел, – лишь нравиться женщинам. И только после того, как его собственный родитель пригрозил, что перестанет снабжать его деньгами, он женился на маме. А после продолжал строгать детей, чтобы выжимать у своего папаши больше денег на содержание, причем тратил все средства только на себя. Когда его отец умер, он получил наследство и исчез. Промотав деньги, он вернулся, прекрасно зная, что мама всегда позаботится о нем, уделив ему из скудных средств, заработанных ею или полученных от ее родных. Впрочем, ее семья перестала ей помогать, узнав, что их заработанные потом и кровью деньги достаются этому нахлебнику. Отец то пропадал, то снова появлялся, каждый раз добавляя моей матери еще одного ребенка и новое бремя на плечи. Возвращаясь, он клялся в вечной любви и, рыдая, рассказывал, как жестока к нему жизнь.

– А твоя мать пускала его обратно?

– Аристидис говорил: она даже не представляла, что можно поступить иначе. Он понимал это, потому что рано повзрослел: надо было помогать матери. Уже с семи лет он выполнял всю ту работу, которую обязан был делать наш никудышный отец, пока мать заботилась о младших детях. В двенадцать Аристидису пришлось бросить школу и трудиться на четырех работах, чтобы семья могла с трудом сводить концы с концами. Когда ему исполнилось пятнадцать, наш горе-отец исчез в последний раз, оставив маму беременной мной. Аристидис продолжал прокладывать себе дорогу в жизни упорным трудом. Он сумел пройти путь от рабочего в доках на Крите до крупнейшего в мире корабельного магната. К сожалению, мама застала лишь начало его успешного восхождения – она умерла, когда мне было всего шесть. Тогда Аристидис привез нас всех, своих братьев и сестер, сюда, в Нью-Йорк, оформил нам американское гражданство и обеспечил лучший уход и самое блестящее образование, какие только возможно получить за деньги. Но его никогда не было рядом с нами. Брат даже не оформлял себе американское гражданство, пока не женился на Селене. Его успех и все, что есть сейчас у нас, – это не благодаря, а вопреки тому, что сделал наш отец, который едва не разрушил наши жизни так же, как разрушил жизнь мамы. В конечном счете, я даже рада, что он не отравил мое существование, как сделал это Аристидису и остальным своим детям.

– Но это уму непостижимо! Как можно так дурно относиться к тем, о ком обязан заботиться! Впрочем, он совершил в жизни и хорошее дело – помог появиться на свет тебе, твоим сестрам и братьям. Вы, ребята, классные.

Кали промолчала о том, что считала таковым только Леонидаса, а с недавнего времени еще и Аристидиса. Что же касается трех ее сестер, которых она очень любила, к сожалению, они в той или иной степени унаследовали от матери пассивность и непротивление угнетенному состоянию. Андреас, пятый из семи детей, был загадкой. Всю жизнь он неохотно общался с родными, и Кали была склонна думать о нем даже хуже, чем когда-то об Аристидисе.