Читать книгу ""Зверобои" штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага - Владимир Першанин"

— Выстрел! — снова скомандовал Чистяков.

— Есть выстрел! Второй снаряд рванул тоже с недолетом. Однако взрывная волна сорвала напрочь защитный экран в центре, смяла одно из нижних колес и окончательно обездвижила тяжелую машину.

— Добиваем гада! — орал азартный в бою Манихин, забрасывая в ствол новый снаряд.

Но крепко помятую «штугу» добили танкисты. Две «тридцатьчетверки», приблизившись к немцу на скорости полста километров, соревнуясь друг с другом, всаживали в неподвижную цель снаряд за снарядом. Из отверстий в броне потянул дым, показались языки пламени.

— На готовое примчались, — бурчал наводчик Коля Марфин. — Теперь эту «штугу» себе запишут.

Александра Чистякова больше заботила судьба самоходки Петра Тырсина. Старший лейтенант удачным выстрелом разнес противотанковую пушку, прятавшуюся среди вязов. Другой снаряд контузил часть расчета второй «гадюки», но скорострельная «семидесятипятка» тоже угодила в машину Тырсина.

Самоходка осела на левую сторону, но продолжала вести огонь. Взрыв подломил вяз, который рухнул возле «семидесятипятки», подняв снежное облако. Орудие Петра Тырсина выпустило очередной снаряд, а когда снег осел, Чистяков увидел опрокинутую пушку и убегавший расчет.

— Куда, сволочи! — матерился Коля Марфин и выстрелил, целясь в немецких артиллеристов.

Расстояние было велико, вряд ли он кого-то достал. Чистяков приказал гнать к машине Тырсина.

— Живой? — крикнул он, высовываясь из люка.

— Кажись, — тряс головой его заместитель. — Оглушило малость. И заряжающего ранило.

Поединок с «гадюками» дался ему нелегко. Снаряд порвал гусеницу и смял ведущее колесо. Еще две болванки оставили глубокие отметины, но броню не пробили.

На разостланной шинели лежал заряжающий. Он был ранен мелкими осколками брони. Кроме того, удар снаряда крепко приложил парня телом о стенку рубки.

— Два или три ребра сломаны, — сказал наводчик, делавший перевязку. Угадав тревогу и страх в глазах молодого сержанта, поспешил успокоить его: — Не смертельно, жить будешь.

— Петро, санитаров подошлю позже, — сказал Чистяков. — Занимай вместе с танкистами круговую оборону, а мы к аэродрому двигаем.

Туда же отступало второе штурмовое орудие, огрызаясь огнем длинноствольной пушки. Приближаться к нему было опасно. Снаряды летели довольно точно, а «штуга» уходила зигзагами, делая короткие остановки для прицельных выстрелов.

Сунувшийся было напролом лейтенант Алексей Воробьев словил бронебойную болванку, которая ударила в скошенный борт рубки, оглушила экипаж и контузила наводчика. За прицел сел Воробьев и стал наводить орудие в цель.

Стрелял он неплохо и училище прошлым летом закончил в числе лучших. Уже имел опыт боев, но схватка с вражеским танком или самоходкой — это не стрельба по мишени. Нервы да еще полученный встречный удар не давали точно прицелиться.

Лейтенант Воробьев, лишь неделю назад получивший вторую звездочку на погоны и медаль «За отвагу», выпускал снаряд за снарядом, уменьшая и без того невеликий боезапас тяжелой самоходки.

— Леша, не торопись, — посоветовал механик. — Бей с остановки.

Совет оказался дельным. Лейтенант двумя фугасами все же догнал «штугу». Один из них взорвался возле кормовой части и повредил двигатель. Тот заглох, снова завелся, но работал рывками. «Штуга» потеряла скорость. Единственное, что ее спасало, меткая стрельба немецкого экипажа.

Бронебойная болванка отрикошетила от мерзлой земли и ударила в рубку «зверобоя» рядом с орудием. Сильный толчок сбросил с сиденья лейтенанта Воробьева и выбил рычаги из рук.

Вперед вырвалась «тридцатьчетверка» и всадила подкалиберный снаряд в лобовую броню «штуги». Машина задымила, из люков выпрыгивал экипаж, следом показались языки пламени.

Но упрямый молодой лейтенант не желал уступать победу. Ведь «штугу» подбил он. Значит, должен поставить последнюю точку. Фугас был уже в стволе, а самолюбие помогло навести орудие точно в цель.

Трехпудовый снаряд взорвался под брюхом «штуги», проломил броню и согнул длинноствольную пушку. Вспыхнул бензин, сдетонировали сразу несколько снарядов, выламывая куски брони. Самоходка горела от носа до кормы, окутавшись клубами сизого дыма.

— Так ее, сучку немецкую! — оценил действия своего начальника экипаж. — Кто скажет, что не мы ее раскурочили!

— Молодец, Воробей! — поддержал по рации товарища Петр Тырсин, следивший за схваткой. — Как надо уделал фрица.

Лейтенант Воробьев не любил прозвище, которым за спиной окрестили его. Но правильно решил, что не в прозвище дело. Сработал нормально, если замкомандира батареи хвалит.

— Горит фашист, — высунувшись из рубки, лихо сплюнул девятнадцатилетний лейтенант. — Сейчас рванет.

Аэродром находился в трех километрах от места боя. Из «студебеккеров» выскакивали авиационные техники и солдаты охраны. С завидной расторопностью оцепляли территорию, выставлялись посты.

— Чего раньше сюда не спешили? — посмеивались над ними танкисты и самоходчики. — Пушки, что ли, испугались?

И кивали на развороченную 105-миллиметровую зенитку. Ее оставили для защиты аэродрома или не сумели эвакуировать из-за поврежденного лафета. Орудие успело сделать всего с полдесятка выстрелов. Зенитку с ходу разнесли фугасными снарядами «тридцатьчетверки».

Они же обстреляли спешно уходившие немецкие автомашины, в которые грузили оборудование и горючее. Водители вовремя разглядели русские танки и успели уйти из-под снарядов.

Взлетная полоса оказалась почти неповрежденной, чему больше всего обрадовался майор Лыков. Правда, немцы успели поджечь бензохранилище, которое полыхало с оглушительным треском. Языки пламени переплетались на высоте десятков метров. Авиационный керосин, смешавшись со смазочным маслом, гудел, выплескивая вместе с огнем густые клубы дыма.

— Хрен с ним, с горючим, — отмахнулся представитель штаба. — У нас своего хватит. Подвезем. Главное — взлетная полоса наша.

Немцы успели также поджечь и взорвать часть поврежденных самолетов. Те, которые уцелели, имели довольно жалкий вид. У немецких техников руки до них не дошли. Истребители и штурмовики с черными крестами на фюзеляжах были сплошь издырявлены в воздушных боях.

У некоторых подломились при посадке шасси, и они лежали на брюхе. У других отвалились или погнулись крылья, обгорели двигатели. Лыков с удовлетворением рассматривал работу своих коллег.

— Это вам, гады, не сорок первый год, — обходя «Мессершмитт» с вывернутыми пробоинами от 20-миллиметровых авиапушек, потирал руки майор. — Получили по полной!

Именно тогда начинал воевать на устаревшем истребителе И-16 («ишачке») лейтенант Лыков. Был трижды сбит, сам «приземлил» с десяток немецких самолетов и после тяжелого ранения был переведен на штабную работу.