Читать книгу "Пегас, лев и кентавр - Дмитрий Емец"

– И зайка-попрыгайка! – продолжала ворковать Яра.

– И зайка-доставайка! – поправлял Ул. – Короче, жила вся эта братва в некотором царстве – некотором государстве, а именно на станции метро «Савеловская», недалеко от компьютерного рынка, и питалась говорящими тараканами без музыкального слуха.

Так текли дни этой восхитительной осени. Временами на прежде серьезную, почти строгую Яру нападало дурашливое настроение.

– Всё для меня сделаешь? И глаз свой рукой потрогать дашь? – коварно спрашивала она.

Ул был счастлив и втайне боялся своего счастья, понимая, что смешон, как влюбленный пес бойцовой породы.

* * *

В ту предснегопадную прогулку Яре и Улу все было дико смешно. Смешные люди гуляли по смешным улицам и с глубокомысленным видом делали потешнейшие вещи: покупали, отвечали на звонки, пугливо посматривали на небо и поднимали воротники. Топталась на одном месте замерзшая женщина с тележкой, продававшая телескопические устройства для прочистки засорившихся раковин. Устоявшиеся семейные пары вежливо шипели друг на друга или переругивались взаимно уставшими голосами.

А потом вдруг хлынул снег, и всё куда-то скрылось. И площадь, и метро, и «мясо курц» в лаваше, и женщина с тележкой. Остались гудки машин, короткие заблудившиеся полоски фар и они двое. И в ту минуту, когда весь мир состоял из одного снега, Ул поцеловал Яру. Поцеловав же, потерся носом о ее нос. Яре это понравилось. Они стояли и терлись носами, как лошади. А между носами пытался проникнуть снег.

– Ну я пойду! – долетел сквозь снежную пелену голос Афанасия.

– Куда?

Афанасий хотел сказать, что совсем уходит, но вместо этого буркнул: «Воды куплю!» – и отошел к киоску. Ул услышал досадливое восклицание: то ли на него налетели, то ли он на кого-то налетел.

– Странный он сегодня! Что-то его грызет. Наверное, ревнует, – серьезно сказала Яра.

– Кого? – озадачился Ул.

– Тебя. Вчера ты был его, а сегодня мой.

Ул склонен был считать, что он свой собственный.

– Может, это из-за нырка? Терпеть не могу быть проводником. Случится что, потом вовек себе не простишь, – предположил он.

– А кого он ведет? – спросила Яра, собственническим движением сметая с плеча Ула снег.

– Дениса.

– Афанасий не может быть проводником. Надо, чтобы у него всё улеглось. В таком состоянии ему не пробиться через болото! – сказала Яра решительно.

Ул долго смотрел на нее, потом кивнул. Лучше заживо телепортировать в мясорубку на колбасном заводе, чем застрять в болоте. Конечно, Афанасий будет хорохориться, но пускать его нельзя. Яра права.

– Давай, я сам поведу Дениса! – предложил Ул.

Яра цокнула языком.

– Ты не можешь. У вас разная скорость прохождения.

Улу нечего было возразить. Прохождение не зависит ни от возраста, ни от пола. Утюг и перина не будут погружаться с одной скоростью, даже если они равного веса.

– А кто тогда? – спросил Ул озадаченно. – Афанасий отпадает. Я тоже. Кавалерия вообще погружается как игла. Может, Макса попросим или Родиона?

– Не надо никого просить, – сказала Яра. – Проводником пойду я.

Ул встревожился.

– Ты никогда не была проводником! Это совсем не то, что шнырить самой! Я против.

– Надо же когда-то начинать. Я поговорю с Кавалерией, а ты с Афанасием. Идет? – просительно сказала Яра.

Ул задрал голову, открыл рот и стал ловить снежинки. Яра представила, как у него в желудке вырастает сугроб.

– Скажи! – потребовала она.

– Что я согласен? Я не согласен!

– Ну скажи!

Ул проглотил снег.

– Не мешай! Не видишь: человек питается.

– Пожалуйста!

– Ну хорошо: говорю, – неохотно уступил он. – Довольна?

– Нет. Скажи еще, что ты меня любишь!

Ул нахмурился.

– Не вымогай!

– Скажи! – настаивала Яра.

Он перестал ловить снежинки. Лицо у него было мокрое. Только на бровях снежинки не растаяли.

– Я не умею такого говорить! У меня язык замерз.

– Не выкручивайся! Повторяй: «Я тебя…»

– Ты меня…

– ОЛЕГ!

Яра попыталась его придушить, но шея у него была слишком мускулистая. Своими жалкими потугами она только доставила Улу удовольствие. Слово «люблю» Ул всегда произносил под величайшим нажимом, утверждая, что чем реже его произносишь, тем бóльшего оно стоит.

– А зачем ты прятал по всему городу розы и подбрасывал координаты? Одну розу я нашла в старой голубятне на «Савеловской», другую на чердаке двухэтажного дома на Полянке! Отвечай!

Ул наклонился, зачерпнул снег.

– А на «Войковской» не нашла? Так я и думал.

– Сознался! Ага!

– Не ага. Я просто видел, как её подбросили, – выкрутился Ул.

– Кто?

– Неизвестный в черной маске. Я преследовал его, загнал в угол, но он выпил кислоты. Остались дымящиеся шнурки. – Ул быстро посмотрел на негодующее лицо Яры и внезапно предложил: – Хорошо. Давай я это проору!

Прежде чем Яра его остановила, он вскочил на какой-то ящик и, держась рукой за столб, крикнул сквозь снег:

– Человечество, ау! Это моя девушка! Вот эта, в зеленой шапке! Ее не видно, потому что она за столбом прячется!

– Я не прячусь! – возмутилась Яра и, воспользовавшись тем, что он стоит на одной ноге, дернула его за щиколотку.

Ул полетел боком. В воздухе извернулся, как кот, перекатился и вскочил. Кому-то могло показаться, что он переломает себе все кости. Но это – если не знать, на что способен шныр и что такое шныровская куртка.

– Соображать надо! Асфальт всё-таки! – возмутился он.

– Я бы тебя навещала в больнице. Приносила бы в баночке геркулес и овсянку! – обнадежила его Яра.

– Постой! – быстро переспросил Ул. – Ты действительно считаешь, что овсянка и геркулес – это разные продукты? Хорошую мать я выбрал моим бедным детям!

– Чего-о??? – возмутилась Яра. – Каким таким детям?

Подошел Афанасий с минеральной водой. Вода была ледяная, а сверху на бутылку садился снег.

– Никто не хочет? – спросил он с надеждой.

Никто не хотел. Тогда Афанасий, мучаясь, отхлебнул сам, и у него сразу замерзли десны.

О чем-то вспомнив, он расстегнул рукав и озабоченно посмотрел на кожаный шнурованный щиток на левой руке. Похожий на средневековые наручи и продолжавшийся от запястья до локтя, щиток был украшен мелкими литыми фигурами. Птица с женской головой; подозрительно коротконогий кентавр; пучеглазая дамочка с раздвоенным рыбьим хвостом; лев, напоминавший пухлого оскаленного кота. Таким мог представить льва тот, кто никогда живых львов не видел, зато от пучеглазых дамочек с рыбьими хвостами отбивался острогой.