Читать книгу "Белый отель - Дональд Майкл Томас"

Сердечно Ваш,

Сакс

Вена,

Берггассе, 19.

18 мая 1931 г.

Серкретарю Комитета

по столетнему юбилею

со дня смерти Гёте

Городской совет,

Френкфурт

Уважаемый господин Кун,

Простите, что задержался с ответом на Ваше любезное письмо. Однако я, насколько это позволяло состояние моего здоровья, не сидел тем временем без дела, и статья готова. Моя бывшая пациентка не возражает против публикации своих сочинений вместе со статьей, и я их прилагаю. Надеюсь, Вас не смутят непристойные выражения, разбросанные в ее слабых стихах, равно как менее вызывающие, но все-таки порнографические материалы в прозаическом толковании ее фантазий. Нужно иметь в виду, что а) их автор страдал сильной сексуальной истерией и б) эти сочинения относятся к области науки, где всегда принимается и применяется принцип nihil humanum[4], и не в последнюю очередь тем поэтом, который советовал своим читателям не бояться и не отворачиваться от того, «что, неведомое людям или ими отвергаемое, бродит ночами по лабиринтам сердца».

Искренне Ваш,

Зигмунд Фрейд

ЧАСТЬ 1
дон жуан

1

Мне снилась буря: рушились стволы

деревьев, из ненастной сизой мглы

безлюдный берег выпростался вдруг,

дрожа от страха, я пыталась люк

открыть, но не смогла; там был Ваш сын,

в купе игру затеяли мы с ним,

в тоннель влетел наш поезд – тьма, хоть глаз

коли – рука проворно пробралась

ко мне под платье, между бедер, сил

дышать не оставалось, пригласил

Ваш сын меня с собою – он хотел,

чтоб в белый мы поехали отель,

что в изумрудном озере в горах

весь отражен, уже ни стыд, ни страх

мне не могли, пылающей, помочь

подол мой опустить, отбросить прочь

его ладонь – и палец, два, и три

протиснулись в меня, дрожа внутри,

я ноги развела: по ним текло,

тут проводник протер в купе стекло,

на миг остолбенев, потом ушел,

я вся была как пустотелый ствол

желанья, жажды – до тех самых пор,

пока мы в вестибюль во весь опор

не ворвались – консьержка там спала —

и он, ключи схвативши со стола,

наверх стремглав не бросился опять,

меня не прекращая раздевать

при этом; небо было голубым,

но к вечеру как будто белый дым

поверх деревьев стройных закружил —

то ветер дул с заснеженных вершин,

с неделю провели мы среди них,

постель не покидая ни на миг,

Ваш сын меня почти распотрошил,

профессор, я разбита, я без сил,

не знаю, чем усталость эту снять,

Вы можете помочь или понять?

Второй наш вечер помнится мне так:

ярился ветер жесткий, как наждак,

меж лиственниц, окреп он, чтоб сорвать

с беседки крышу – пагоде под стать;

валы вздымались, многим утонуть

сулила ночь, Ваш сын ласкал мне грудь,

потом прижался ртом, сосок набух,

в отеле свет мигнул, потом потух,

шаги и гомон слышались во мгле,

казалось, мы на белом корабле

в открытом море, плеск и беготня

повсюду раздавались, он меня

сосал, сосал – я сдерживала крик:

с такою силой он к соскам приник,

что оба затвердели; как сквозь сон,

порой мы различали стекол звон,

потом в меня он втиснулся опять,

Вам не понять, профессор, не понять,

что там, в горах, за звезды, – свет их чист,

огромные, что твой кленовый лист,

все падали, все падали они,

в воде озерной гасли их огни,

то были Леониды, он сказал,

мы слышали – на помощь кто-то звал;

помимо члена, палец был во мне,

они крест-накрест терлись в глубине,

звучал то плач, то быстрый шепоток,

он влез в другой проход, мой ноготок

у комеля во мне сокрытый член

ласкал – в меня утоплен, схвачен в плен,

ему он больше не принадлежал,

зигзаг слепящей вспышки пробежал

так быстро, что исчез скорее, чем

над крышей раскололся гром, затем

все снова почернело, лишь в воде

неверный свет струился кое-где,

в бильярдной был потоп, все сбились с ног,

боль нарастала, кончить он не мог,

нам было так чудесно, со стыда

сгораю я, профессор, но тогда

мне было не до этого, хотя

кричала я; примерно час спустя

услышали мы хлопанье дверьми —

от озера скорбящими людьми

вносились трупы, ветер не стихал,

Ваш сын, заснув, объятий не разжал.

Однажды – мы стояли у окна —

спасти решили кошку: чуть видна,

чернела средь листвы она густой,

в которой двое суток с ночи той

с испугу провела; слепую злость

ее когтей спасателям пришлось

отведать, в тот же вечер из меня

кровь заструилась, алым простыня

окрасилась, я помню, он как раз

показывал мне снимки – мы о Вас

беседовали; я спросила: ты

не возражаешь против красноты? —

не следует буквально понимать

слова «не покидали мы кровать», —

едва коснулась кошка та земли,

как мы, одевшись, ужинать сошли,

там были танцы, прямо меж столов,

пошатывалась я, под мой покров —

одно лишь платье – воздух проникал,

а он опять рукой меня ласкал,

я слабо попыталась оттолкнуть

его ладонь, но он успел шепнуть:

я не могу, позволь мне, разреши, —

танцующие пары от души

нам улыбались; отодвинув стул,

он сел и быстро пальцы облизнул,

я видела, как красная рука