Читать книгу "Свирепые калеки - Том Роббинс"

Чуть больше года спустя, когда ему исполнилось два, ребенок решительно подошел вплотную к бабушке, пригвоздил ее к месту не по-детски свирепым, гипнотическим взглядом зеленых глаз, подбоченился и приказал: «Зови меня Свиттерс». Маэстра некоторое время изучающе рассматривала внука, озадаченная его внезапной самоидентификацией с ничем не примечательной фамилией, и наконец кивнула.

«Хорошо, – сказала она. – Убедил».

Мать продолжала называть его Симпомпончик. Но недолго.

В вестибюле Маэстры не обнаружилось, и Свиттерс двинулся вперед, методично прочесывая первый этаж. С тех пор, как он в последний раз гостил в особняке, минуло около года, но дом остался в точности таким, каким ему запомнился: строгим, элегантным, сияющим безукоризненной чистотой (дважды в неделю Маэстра пользовалась услугами фирмы по обеспечению домашней уборки, а еду заказывала в китайских ресторанчиках и пиццериях «навынос»); что за разительный контраст с теми трущобами, в которых зачастую живал ее отпрыск – и, в свою очередь, их отпрыск. Ни в чьей помощи Маэстра не нуждалась. Над очагом в гостиной висел Анри Матисс[4]– полотно маслом, изображающее громадную синюю обнаженную женщину с руками-ногами неправильных пропорций, явно вывернутыми в суставах, женщину, возлежащую на гаремном диване с кричаще-пестрым узором. Свиттерс был почти уверен, что Матисс – подлинный.

Бабушка обнаружилась в библиотеке, за компьютером. Большую часть библиотеки загромождала всяческая электроника: со времени последнего визита Свиттерса количество ее удвоилось. Бабушкина коллекция великих книг теперь выстроилась в два и в три ряда в одном конце комнаты, а в противоположном конце обосновались два компьютера, гора модемов, принтеров, телефонов, сорокадюймовый телевизор, к которому подсоединялась чертова прорва черных ящиков, факс и шлем с защитными очками – для вхождения в виртуальную реальность, надо думать.

– Маэстра! Так рано – и уже в Сети?

– Утром скорость выше. Свиттерс! Ты один?

– Безусловно, один. Кого, по-твоему, я бы рискнул притащить с собой?

Выйдя из Интернета, Маэстра повернулась к нему лицом.

– А я тут, к слову сказать, перехватила одно электронное письмецо, в котором ты обещаешь малышке Сюзи «свозить ее к милой бабушке». – Любящий взгляд посуровел до негодующего.

Свиттерс вспыхнул так ослепительно ярко, что вполне мог бы ссужать свою физиономию в качестве вывески над пивной. В кои-то веки он просто не находил слов.

– Или, может, под этим выражением ты подразумеваешь нечто совсем другое? Э? Или я чего-то «не догоняю»? – Улыбалась она иронически и самую малость ехидно. – В конце концов, меня ты «бабушкой» в жизни не называл – чего-чего, а хорошего вкуса у тебя не отнимешь!

– Э-э… ну-у, – пролепетал Свиттерс. – Сюзи? Сюзи в Сакраменто, откуда, ради всего святого, у тебя доступ к ее почте?

– Хе! Просто, как дважды два. Детская игра. Уж кому и знать, как не тебе. – Резкий излом ее улыбки отчасти смягчился. – Ну ладно, ладно, Свиттерс. Иди сюда. Расцелуй эти морщинистые старые щеки. До чего я рада тебя видеть. Радость, правда, сомнительная – но все-таки радость. М-м-м… Ух ты. Так чего ты мне принес? Класс, ты же знаешь, я от хризантем без ума. И тыква просто отменная. Да-да. Тыквочка – что надо! – Невооруженным глазом было видно: подарки ее разочаровали.

Из пиджачного кармана Свиттерс выудил бакелитовый браслет цвета розоватой ириски.

– Нарыл эту штучку в парижском антикварном магазинчике. Парень уверял, он принадлежал самой Жозефине Бейкер.[5]

– Ну что ж, а теперь он мой! – Маэстра обожала браслеты и меры в том не знала – порой нацепляла штук по десять на каждую из худых рук. – Какой ты заботливый, Свиттерс. Ужасно мило с твоей стороны. – Она помолчала, застегнула браслет на руке, присовокупляя его к разношерстной коллекции, полюбовалась им так и эдак. – Только не думай, что дешево отделался, приятель. Мне не нужно повторять тебе, что ты за гнусный выродок.

– И все же повтори, повтори еще раз. Вот так стоял бы и слушал… Оно так взбадривает!

– Да, гнусный выродок. Негодяй, извращенец, прожигатель жизни… И спрячь свой довольный вид в карман, будь так добр. Ничего смешного в этой истории с малюткой Сюзи нет. Она просто тошнотворна. Скажу более, это подсудное дело. Ты всегда был абсолютно безответственным…

– Ну полно, полно. И как у тебя только язык поворачивается сказать такое? Я – государственный служащий, предан своему делу, имею правительственные награды и допуск к сверхсекретной работе. Тоже мне резюме никчемного лодыря!

– По-твоему, мне полагается крепче спать ночами, зная, что курятник сторожат такие, как ты? Просто поражаюсь, что тебя до сих пор на работе держат.

– Вот уже больше десяти лет.

– Поражаюсь, что тебя вообще завербовали.

– Это все мой волевой подбородок и трагически-благородная внешность.

– Это все твой университетский диплом. – В голосе Маэстры прозвучала плохо скрытая гордость. – Декан в Беркли лично сказал мне: в том, что касается кибернетики и лингвистики, таких, как ты, они в жизни не видели…

– Не забудь про современную поэзию. На моем счету – девять часов современной поэзии.

– Вот об этом декан умолчал. А тренер по регби, ну, тот смуглокожий англичанин, уверял, что ты – единственный американец из всех, кого ему доводилось тренировать, который действительно понял суть игры.

– Найджел просто-напросто беззастенчиво тебе льстил. Его испепеляла безответная страсть. Ты сводила его с ума.

– Хе! Чушь собачья. Я уже тогда была, что называется, «представительница старшего поколения». А регби – сплошное варварство. Хуже футбола. Однако по баллам ты, что называется, сорвал банк – отрицать не приходится.

– А всё гены, Маэстра. От кого, как не от тебя, унаследовал я свои таланты?

– Хе! – Старуха против воли расплылась в улыбке. – Да, в отдельных областях ты куда как смышлен, но все равно удивляюсь, что тебя взяли на службу, учитывая твои вне-университетские развлечения и моральную неустойчивость.

– Я на государственной службе, Маэстра. На мораль там никто не смотрит.

– К сожалению, здесь с тобой не поспоришь. Ну и какими темными делишками занялось это твое агентство на сей раз? Что ты там затеваешь? И чего ты поделываешь в Сиэтле? И как скоро ты меня покинешь?

– С приходом розовоперстной зари.