Читать книгу "Иллюзия любви. Сломанные крылья - Ольга Дремова"

— Лёнь, я не знаю, как тебе сказать… — Надя облизнула пересохшие губы, прерывисто вздохнула и почувствовала, как её сердце глухо заколотилось. — Дело в том, что… мне очень нужны деньги. — Больно ударившись, сердце упало куда-то вниз, и на какое-то мгновение Надежде показалось, что оно перестало биться совсем.

— Деньги? Какая прелесть! — Откинув голову назад, Тополь рассмеялся. — И ты решила попросить их у меня?

— Да, — губы Надежды дрогнули.

— Слушай, ты правда не от мира сего или просто так ловко придуриваешься? — искренне удивился он. — С какого перепуга я побегу тебе их давать?

— Деньги нужны не мне, — обжигаясь словами, выдавила из себя Надежда. — Если бы это было нужно для меня, ты же знаешь, я никогда бы не пришла к тебе с протянутой рукой. Очень тяжело заболел Сёмка.

— И что с того? — пожал плечами Тополь.

Из-под наспех расчищенного подтаявшего мартовского снега выступали неровные тёмно-серые полосы асфальта, похожие на узкие косые лоскуты заплаток. Сгорая со стыда и отчаяния, Надежда вглядывалась в эти кривые разводы, понимая, что шанса у неё почти нет, но сил уйти у неё тоже не было. Надеяться на то, что у Тополя вдруг проснётся совесть, казалось нелепым, но ноги Надежды буквально приросли к этим утрамбованным бугоркам снега. Чувствуя, как всё её тело обдирают острые волны ледяного озноба, она, сама не зная зачем, продолжала стоять между Леонидом и входом в подъезд.

— Странная ты, Надь, если не сказать хуже, — свысока бросил он. — Нашла куда прийти попрошайничать.

— Я пришла не куда-нибудь, а к отцу своего ребёнка.

— Ха! Вспомнила! — высоким фальцетом взвизгнул он. — А не ты ли мне говорила три месяца назад, чтобы я вычеркнул вас из своей жизни? Или мне всё это приснилось? — Тополь склонил голову к плечу и растянул светло-розовую гармошку узких губ. — Надо же, как тебя жизнь моськой об стол повозила! А куда же, Надька, подевалась твоя хвалёная гордость? Испарилась? «Я! Да чтобы я! Да никогда!!!» — закатив глаза, в нос загундел Леонид. — Твои слова?

— Да как же ты не поймёшь…

— Не надо было плевать в колодец, моя милая! — губы Тополя стали медленно растягиваться в светлую ленточку.

— Лёнь, сейчас не время считаться.

— Нет, вот как раз сейчас самое время. Когда у тебя было всё хорошо, я тебе был не нужен, а теперь — нате, чухнулась: Лёня, помоги! Знаешь что, моя ласточка, как сумела заварить кашу, так сама её и разваривай. Альтруизмом я заниматься не намерен. Нужны деньги — заработай.

— Где же я их заработаю? — стараясь удержать наворачивающиеся на глаза слёзы, Надежда обречённо уставилась на огромную круглую пуговицу, выступающую из длинной прорези петли дублёнки Тополя.

— Я тебе что, отдел кадров?

— А кто же останется дома с малышом? — губы Надежды беспомощно задрожали.

— Моё какое дело? И вот грузит, как ей быть да куда податься. Ты для меня отрезанный ломоть, вот и нечего пристраиваться.

— Лёнь, ты, наверное, не так меня понял. Семёну очень, очень плохо, и деньги мне нужны не через месяц, а сегодня, сейчас, понимаешь?

— Понимаю.

— Ну, ты же можешь мне помочь… — хрипло прошептала Надежда.

— Могу. — Он несколько секунд помедлил. — Но не буду. Пусть тебе это станет наукой.

— Если Семён не выживет, его гибель будет на твоей совести, — она до боли закусила нижнюю губу.

— Ничего, моя совесть как-нибудь переживёт.

— Человек ты или нет?! — огромный горячий ком ненависти внезапно поднялся к самому горлу Надежды.

— Ты попусту теряешь время, — Леонид почувствовал, как через подошву холод начал подбираться к ногам, и несколько раз постучал одним ботинком о другой. — От меня ты ничего не добьёшься, так что прибереги свои душещипательные истории для следующего слушателя. Если тебе нужны деньги, ступай на работу. Было бы желание, а место уборщицы в какой-нибудь аптеке найдётся всегда.

— Какая же ты первостатейная дрянь, Лёнька!

— Это уже мы проходили, придумала бы чего-нибудь поновее, — усмехнулся он. — Ладно, покончим с этим. Выслушивать по сотому разу то, что ты обо мне думаешь, я не намерен. Ты хотела, чтобы я исчез из твоей жизни — я исчез, так что все претензии, пожалуйста, только к себе.

— Тополь, миленький… — понимая, что сейчас он скроется в тёмном проёме подъезда и ничто его уже остановить не сможет, Надежда ухватила Леонида за руку и громко всхлипнула.

— Не висни на мне, это бесполезно, — с отвращением проговорил он, пытаясь освободиться от вцепившейся в его рукав бывшей жены. — Ты противна мне, так что ни твои слёзы, ни увещевания не помогут. Неужели ты думаешь, что, глядя на твоё сморщенное личико, я раздрипну и раскошелюсь? Нет, милочка, со мной такой номер не пройдёт.

— Но как же мне быть?!

— Вот это меня заботит в последнюю очередь, — светлые губы Тополя изогнулись. — Хотя… кое-что я подать тебе всё-таки смогу… — запустив руку в карман, Леонид нащупал несколько мелких монет, сгрёб их в пригоршню и бросил мелочь под ноги бывшей жене. — Хватит? Или ещё?

Внезапно вокруг Надежды повисла ватная тишина. Тишина оказалась настолько глубокой, что сквозь неё не было слышно абсолютно ничего: ни хриплого карканья воронья на старой берёзе у подъезда, ни тупых ударов первых весенних каплюшек, ни собственного дыхания. Враз оглохнув и онемев, пространство замкнулось вокруг неё плотным кольцом, похожим на прозрачную липкую карамель без вкуса и запаха.

— Бог тебе судья, Тополь… — медленно наклонившись, она подняла с асфальта блестящую копеечную монетку. — Настанет день, когда тебе захочется увидеть своего взрослого сына, захочется до слёз, до крика, до раздирающей боли, и вот тогда этой несчастной копейке не будет цены.

Крепко зажав монету в ладони, она опустила руку в карман пальто, долго, будто стараясь запомнить навсегда черты когда-то близкого и родного человека, посмотрела Тополю в глаза и совершенно отчётливо и ясно осознала, что в этой жизни она осталась одна и что, кроме как на себя, ей надеяться больше не на кого.

* * *

Март восемьдесят третьего был бурным, со звонкими капелями и шумными, быстрыми ручьями. Блестя на солнце бриллиантовыми бусинками талых слёз, рыдали длинные тонкие сосульки; обдирая горло до хрипоты, наперебой вопили одуревшие от ласкового весеннего тепла воробьи. Подмытые водой застывшие кристаллики льдинок падали в водяные водовороты и, подхваченные течением, кружились и таяли в последнем танце уходящей зимы.

На площадке перед входом в детский садик две воспитательницы младшей группы проводили время, перемывая косточки знакомым, обсуждая последние новости и с нетерпением ожидая момента, когда, наконец-то раздав всех подопечных, можно будет со спокойной совестью отправиться по домам.

— Слушай, скоро родители начнут потихонечку подтягиваться. Наши гаврики-то ничего, не вымокнут? Водищи кругом — море разливанное.