Читать книгу "Поверженный разум - Хосе Антонио Марина"

Дайана Ф. Халперн, одна из соавторов книги Стернберга, приводит в качестве примера глупости связь Клинтона с практиканткой. Бывший президент Соединенных Штатов представляется мне чрезвычайно умным человеком. Зачем же, почему он совершил столь глупый поступок? Ответ „в порыве страсти“ представляется малоинтересным объяснением. Сам Клинтон — уже много позже — дал лучшее толкование. „Я сделал это потому, что мог это сделать“, — сказал он, скорее удивляясь, чем упиваясь своим былым могуществом. В том-то и дело — ему было легко, ничего не стоило просто плыть по течению, наслаждаясь стремительным скольжением вниз по крутой ледяной горке, когда уже ничто, кроме этого упоительного скольжения и скорости, не имеет значения. Весьма часто властитель не осознает в достаточной мере цену и значение своих поступков, потому что обстоятельства или люди не противятся ему. Дать человеку погрузиться в такую злокозненную бессознательность — жестокая ошибка разума, и, несомненно, это крайне опасная штука. „Чудесно обладать силой гиганта, — писал Шекспир, — но ужасно пользоваться ею как гигант“.

Если мы хотим трезво смотреть на вещи, то должны признать, что у нашего разума есть как будто бы два слоя — можно назвать его „разум-дуплекс“. Нижний слой — наши интеллектуальные способности, верхний слой — то, как мы используем эти способности. Умный человек может глупо использовать свой разум. Это есть суть неудачи, великий парадокс разума, который, как и все парадоксы, чреват крупными неприятностями. Различие между „быть умным“ и „умно себя вести“ подсказывает нам, что между двумя слоями есть некоторое пространство, где действуют мало изученные и плохо описанные силы; таким образом, здесь открывается поле для интересных и весьма насущных исследований.

Альваро Помбо[3]в своем замечательном рассказе под названием „Длинная ложь“ повествует о ярком случае ошибки разума. Молодой человек лжет своей невесте и ее родителям, говоря им о том, что уже стал дипломированным архитектором, в то время как на самом деле он еще должен пройти пару курсов. Это банальная, ненужная ложь, которая используется только для того, чтобы произвести хорошее впечатление; своего рода светская любезность, позволяющая избежать огорчительных разговоров в добром семейном кругу. Будущий тесть, архитектор, предлагает юноше работу. И с этой минуты вся жизнь главного героя будет отравлена ложью, в которой он не осмеливается признаться. Обман как будто овладевает всей его жизнью. Не лгать трудно, но жить, запутавшись в постоянной лжи, просто невыносимо. Кьеркегор был прав, когда написал: „Тому, у кого есть тайна, лучше не жениться“. Тайна, как, впрочем, и любая ложь, разрастается сама по себе и душит своего создателя. Необходимость постоянно изобретать несуществующую действительность давит на плечи тяжелым грузом. Невозможность сказать простую правду, всего лишь признаться, что осталось проучиться еще два курса, приводит к драматическим последствиям. Как герой рассказа мог не отдавать себе отчета в своих действиях и их последствиях? Сартр вспоминает в „Дневниках странной войны“ случай императора Вильгельма II: после атрофии мышц руки он в течение всей жизни мучил себя бесполезными упражнениями, стремясь вернуть руке подвижность только потому, что император-воитель не может признаться в физическом несовершенстве. Этот и подобные ему случаи я имею в виду, когда говорю об ошибках разума.

2

Попытаемся составить первую картограмму разума. Мы должны выделить в ней два уровня:

1) структурный разум: базовые способности, которые, как мы понимаем, измеряются тестами, определяющими уровень интеллектуального коэффициента. Для того чтобы подчеркнуть операционный характер данного уровня, определим его как вычислительный разум;

2) использование разума: это разум в действии или, иначе говоря, то, что человек делает со своими способностями. На сегодняшний день не существует способа измерить его.

И между этими двумя уровнями мы должны поместить некий фактор искажения, определенные эпистемологические, аффективные и оперативные деформаторы. Я настаиваю на принятии следующего допущения: то, что я назвал структурным разумом, состоит из ряда механизмов, способностей, способов реагирования, действующих на подсознательном уровне. Нам неизвестно, как именно они действуют, мы видим лишь некоторые результаты этой активности. В нашем сознании всплывают мысли, образы, желания, слова, и мы не отдаем себе отчета в том, почему так происходит.

Я не знаю, откуда берутся эти строки. Я сел перед компьютером, послал некий смутный сигнал моему вычислительному разуму — „я должен писать книгу“ — и ждал. Самое большее, что мне пришлось сделать, — отобрать нужные из внезапно посетивших меня мыслей или использовать некоторые из них для разъяснений или внесения изменений в содержание. Анри Пуанкаре, великий математик, пришел к выводу о том, что все математические доказательства были выработаны неким чрезвычайно способным „подсознательным математиком“. Прав был Э.М. Форстер[4], говоря: „Как я могу знать, что я думаю, если я этого еще не сказал?“ То есть мой вычислительный разум уже знает содержание этой книги, то содержание, с которым я знакомлюсь лишь по мере того, как пишу. И поэтому я иду от открытия к открытию.

Представляется, что механизмы разума формировались в процессе длительной биологической эволюции, причем часто случайным образом. Они работают как некие модули с определенной степенью взаимной независимости. Механизмы зрения не зависят от механизмов волевого контроля, ибо в противном случае мы видели бы то, что нам хотелось бы видеть, например — море вместо кастильских суходолов, и это было бы крайне непрактично, так как мы бы занялись рыбной ловлей, вместо того чтобы выращивать томаты. Мы не можем полностью избежать иллюзий восприятия, хотя осознаем, что это именно иллюзии. Также нам довольно трудно избежать заблуждений в оценках. Тот, кто однажды пожертвовал чем-либо (деньгами, временем, усилиями) ради того, чтобы чего-то добиться, продолжает приносить жертвы и в дальнейшем, несмотря на то что это сулит больше потерь, чем приобретений. Почти все мы хотя бы раз в жизни платили деньги за то, чтобы посмотреть фильм, оказавшийся в итоге плохим. Любопытно, как часто мы отказываемся встать и уйти. Нам кажется, что, оставшись, мы сможем как-то оправдать трату наших денег, хотя нам до тошноты скучно. Эта ошибка, называемая „упрямство инвестора“, — к ней я обращусь чуть позже, — объясняет, в частности, сохранение многих браков. „Я столько вложила в него, что должна и дальше нести это бремя только ради того, чтобы оправдать прежние вложения“. Подобная модель поведения приводит к краху многих биржевых игроков.

Автономные модули предлагают очень конкретные решения очень конкретных задач. Страх — прекрасный тому пример. В животном мире опасность в зависимости от своей природы влечет за собой одну из трех возможных реакций: бегство, оцепенение и атаку. Это модель взведенного курка, когда выстрел производится, едва лишь появляется повод. Но человеческий разум упорно стремится соединить этот набор запрограммированных с доисторических времен модулей для того, чтобы приспособить их к более сложным задачам. В случае страха мы создали новый сценарий: не дать страху включить программу автоматической реакции. Теперь нам нужно не бегство, оцепенение или нападение, а анализ того, реальна ли опасность, стоит ли встретить ее лицом к лицу или надо постараться избежать столкновения. У этого сценария есть свои достоинства и свои недостатки.