Читать книгу "Минута молчания - Зигфрид Ленц"

Я направил бинокль Фредерика на отель и кафе на берегу и нисколько не удивился, увидев за некоторыми столиками гостей отеля. А в одном из окон светло-зеленой гостиницы Стеллу, она все еще была в своем купальнике. Она разговаривала по телефону; сидела на подоконнике и говорила в трубку и смотрела при этом на нашу бухту, погрузившуюся в вечернюю тишину; на легких волнах уже покачивались чайки.

Один раз Стелла вскочила, проделала по комнате несколько шагов, явных шагов протеста и разочарования, вернулась потом на прежнее место, и я увидел, как она отстранила от уха трубку, словно не хотела дольше слушать то, что ей там, очевидно, внушали. Неожиданно она вдруг положила трубку, в задумчивости посидела какое-то время, взяла книгу и попыталась читать. То, как ты сидела и якобы читала, заставило меня вспомнить одну из наших картин у окна, приглашавшую зрителя посмотреть поверх изображения и предаться догадкам и предположениям.

Я не сводил с тебя бинокля, пока Фредерик не толкнул меня и не повторил того, что пробурчал себе под нос мой отец: на сегодня рабочий день окончен.

То, что во время траурной церемонии будет говорить господин Куглер, никак не предвиделось, но он вдруг неожиданно вырос перед подиумом, склонился перед фотографией Стеллы и долго смотрел на нее, словно хотел вызвать ее появление перед нами. Он приложил к лицу несколько раз свой белоснежный платок, сглотнул слюну и потом обратился к тебе, выразив жестом беспомощность: «Зачем, Стелла, — спросил он, — зачем это должно было случиться?» Я не удивился, что он обратился к ней на «ты», что он с искренним потрясением спросил: «Неужели для тебя не было никакого другого выхода?» Ни наш директор, ни присутствовавшие учителя не выразили своего удивления по поводу этой неожиданной доверительности в обращении к тебе, их лица по-прежнему хранили безликое выражение скорби.

Я невольно вспомнил наш морской праздник, капеллу из трех музыкантов, старавшихся изобразить веселую бодрящую музыку, я так и видел перед собой местную публику, в полной нерешительности собравшуюся на берегу, любопытствуя и с напряжением ожидая, что получится из этого праздника.

Парни с соседнего острова спустились сюда через небольшой светлый парк, прошли по песчаному берегу, сначала только лишь для того, чтобы узнать, кто появился, а кого нет, и после вялого приветствия устремились к свободным столикам, поманив к себе кельнера. Все заказывали пиво, яблочный сок, а за столиком, где сидели трое парней такелажников, что-то еще легкое на закуску. Я нашел свободное место рядом с пожилым мужчиной, который, задремав, уткнулся носом в кружку с пивом, где медленно оседала пена. Как же он обрадовался, когда я подтвердил ему, что я действительно сын Вильгельма, добытчика камней со дна морского, — остальное его вообще не интересовало. А я вдруг почувствовал у себя на спине руку, услышал сдержанное хихиканье, рука не прекращала нежно поглаживать меня, словно хотела выяснить, когда же ее наконец заметят. Я резко обернулся и схватил руку, это была Соня, дочка наших соседей. Она изворачивалась, изгибалась, но я крепко держал ее, и она тотчас же успокоилась, как только я похвалил ее платье с рисунком из божьих коровок в полете и еще маленький венок из маргариток у нее на голове. «А ты пойдешь танцевать, Кристиан?» — спросила она. «Возможно», — ответил я. «И со мной тоже?» — опять спросила она. «А почему бы и нет?» — сказал я. Она сообщила мне по секрету, что ее отец придет на праздник со своей острогой для ловли угрей, она у него с пятью зубцами, пусть люди думают, что он настоящий бог морей.

Когда Стелла появилась в дверях отеля и стала медленно спускаться по ступенькам к кафе на берегу, за некоторыми столиками стихли разговоры, такелажники повернули, как по команде, головы, а музыканты, будто появление Стеллы было для них условным сигналом, заиграли La Paloma. У меня не было необходимости махать ей, она и так сразу направилась к нам, я принес ей стул и предоставил им с Соней возможность познакомиться друг с другом без моего участия.

Соня пила сок маленькими глоточками; внизу на берегу разожгли костер, огонь в нем поддерживали ее друзья выловленными из воды досками — не самые сухие дрова потрескивали не хуже настоящих и рассыпали время от времени яркие пучки искр, — она не выдержала и бросила нас, побежав к костру; Соня принялась таскать сучья и обломки ящиков. «Ваша соседка?» — спросила Стелла. «Да, моя маленькая соседка, — сказал я, — наши отцы работают вместе, оба добывают со дна моря камни». Я вспомнил, что Стелла выразила желание увидеть эти подводные каменные поля, и спросил ее, когда мы сможем поехать посмотреть на них. «В любое время», — сказала она. Мы договорились на следующее воскресенье.

Электрические лампочки погасли, но потом вспыхнули снова, еще раз погасли и через мгновение осветили место, предназначенное для танцев. Эта игра с миганием лампочек была сигналом, а может, призывом опробовать хорошо утрамбованную танцевальную площадку. И едва только появились две первые пары танцующих, как меня обхватили две тоненькие ручонки, и около самого моего уха Соня прошептала: «Давай, Кристиан, ты обещал». Какой она была легкой в танце, какой гибкой и как старалась, подпрыгивая, поймать мой шаг. Ее маленькое личико было серьезным. Когда мы в танце проходили мимо нашего столика, она махала Стелле, и Стелла сопровождала наш танец самыми признательными взглядами. В какой-то момент Соня отказалась приблизиться к нашему столику, она осталась одна на площадке и принялась танцевать в одиночестве, раскованно и самозабвенно, так что такелажники, пришедшие на праздник из своего морского училища с соседнего острова, стали ей аплодировать. Однако она, судя по всему, не очень осталась довольна своим танцем, вероятно, думала, что ей еще надо кое-чему поучиться, подглядеть у нас, потому что когда я танцевал со Стеллой, она присела на корточки и внимательно следила за нами, считала наши шаги, старалась запомнить все вращения, иногда вскакивала и повторяла наши движения — как мы сходились, как расходились. Она ждала, ждала того, когда закончится мой танец со Стеллой, она то и дело давала мне понять свое нетерпение, стучала ладошкой по полу или писала что-то по воздуху, что означало сигнал расставания. Но мы, Стелла и я, расставаться не хотели, и только когда заметили, что Соня всхлипывает, мы взяли ее за руку и вернулись за наш столик, Стелла усадила ее к себе на колени и стала утешать обещанием непременно потанцевать с ней.

Капелла музыкантов устроила перерыв, и тогда как по команде поднялись такелажники и выстроились на танцплощадке в ряд, подчиняясь свистку боцмана. Один из них размотал канат, да так, что каждый в строю мог за него ухватиться. Какой-то миг они стояли неподвижно, потом согнулись, наклонившись друг к другу, их ноги уперлись в пол, казалось, они прилагают огромные усилия, чтобы поднять в воздух большую тяжесть. И только когда они запели, стало понятно, что таковы правила игры, это было глухое, сумрачное пение, ритмично подгонявшее их, они собирались с силами, концентрировались, и невольно создавалось впечатление того, что они изображают на сцене — поднимают паруса, тяжелую грот-мачту. Исполнив этот номер, они изобразили полное изнеможение, образовали круг и спели два известных шанта, наши люди из Пастушьей бухты охотно подпевали этим морским куплетам. Кельнеры принесли такелажникам пиво, его спонсировал для них какой-то неизвестный.