Читать книгу "Книга птиц Восточной Африки - Николас Дрейсон"

Сэр, которому как раз массировали только что вымытую голову, был настроен исключительно благодушно.

— А вы бы что предложили?

Парикмахер молниеносно достал с полки над раковиной один из альбомов с выпадающими листами.

— Я бы предложил подбритые височки, а сзади — классический «бостон», — ответил он, показывая фото. — Бачки, если сэр настаивает, можно оставить, но максимум на три четверти дюйма. Возможно, что-то в этом духе?

Он сунул под нос завернутому в простыню клиенту фотографию знаменитого актера Рока Хадсона с рекламного плаката к недавнему фильму. Судя по клетчатой рубашке и платку на шее, это был вестерн. Мистер Малик давно симпатизировал Року Хадсону — особенно в фильмах с божественной Дорис Дэй (при одной мысли о которой мгновенно таял) — и пристально изучил фото. Помимо стрижки, Рок Хадсон обладал довольно внушительными усами и бакенбардами, длина коих существенно превышала три четверти дюйма (либо голова голливудской звезды сильно недотягивала до стандартного размера). Но, в общем и целом, образ был весьма современный. А в стрижке, если прищуриться, чувствовался легкий намек на кок.

Парикмахер, прибегнув к помощи расчесок и зеркал, продемонстрировал мистеру Малику еще одно преимущество нового стиля: если сэр чуточку сместит пробор вправо, то редеющий участок станет абсолютно незаметен. И мистер Малик решился. Он покинул заведение с новой прической и новой пружинистостью в походке, оставив парикмахеру более чем щедрые чаевые. И можете, если хотите, считать это случайным совпадением, но через несколько недель миссис Малик объявила, что — спустя семь лет и один месяц после рождения их единственного сына — снова беременна.

Маленькая Петула росла и толстела, а проплешина мистера Малика ширилась, но вначале не слишком его беспокоила. Достаточно было перемещать пробор еще чуть вправо и забирать побольше волос для прикрытия проблемного участка. А когда лысина стала слишком очевидна, мистер Малик обнаружил, что бриолин (банка так и стояла в шкафчике ванной комнаты со времен кока) прекрасно удерживает волосы в нужном положении. Постепенно, почти незаметно, линия пробора все опускалась, слой бриолина становился толще, и в какой-то момент вдруг стало очевидно: то, что тридцать лет назад началось с подражания Року Хадсону, превратилось в типичный кондовый «заем».

Но… сколько бы ни дразнила отца повзрослевшая (и постройневшая) Петула, сколько бы товарищ по клубу, отвратительно волосатый Патель, ни намекал на одиозных английских футболистов, носящих такую же прическу, сколько бы парикмахер ни предлагал сэру подумать о накладке (теперь, когда миссис Малик скончалась, она, увы, не могла высказаться на сей счет), в жизни нормального мужчины есть место лишь одной кардинальной смене облика. Пусть укладка волос отнимает по утрам массу времени, а результат крайне неубедителен — но парик даже не обсуждается, как и бритье наголо. Люди склонны забывать, что внешний облик и душа — совершенно разные вещи. Между тем в груди мистера Малика бушевали такие же страсти, как и у любого другого мужчины.

Последние три года он — кругленький, смуглый, плешивый — тайно умирал от любви к Роз Мбиква.

3 Цапля

Восемь лет назад жена мистера Малика Аруна умерла от рака, на что он отреагировал так, как многие другие мужчины в подобной ситуации, — еще глубже погрузился в работу. Он любил жену. Любовь пришла не сразу, не в момент знакомства с выбранной для него родственниками застенчивой девушкой, на первый взгляд чересчур высокой и лишь умеренно привлекательной. Но чем больше мистер Малик узнавал эту тихую задумчивую девушку, тем выше ценил ее многочисленные достоинства и тем нежнее относился к мелким недостаткам. Красота ее расцветала изнутри и порой сияла так ярко, что мистер Малик едва мог смотреть на свою замечательную супругу. Ее смерть глубоко ранила его душу, причинила такую боль, которую облегчала лишь бесконечная, неустанная работа. Но потом с ним случился первый сердечный приступ — точно в том возрасте, что и у его отца, который от этого и скончался, — и дочь Петула убедила его проконсультироваться со специалистом.

— И не на Лимуру-роуд, папочка, а на Харли-стрит.

Мистер Малик был человек небедный. В 1932 году его отец основал табачную компанию «Весельчак». Тогда курили буквально все. Это считалось круто. Мужчины курили трубки, богачи — сигары, а женщины, от горничных до маркиз, — сигареты. В фильмах тоже почти все дымили — даже Рок Хадсон (разве что не Дорис Дэй). Однако в Кении по тем временам достать импортные сигареты и сигары было трудновато. Почему бы, подумал мистер Малик-старший, не закупить табаку вместе с необходимым оборудованием и не начать производить курево самому? Компания «Весельчак» с ее фирменным знаком — улыбающимся смуглым красавцем в цилиндре и фраке, пыхающим толстой сигарой, — моментально пошла в гору.

Потом началась Вторая мировая война. Немецкие подводные лодки патрулировали Атлантику; поставки табака в Англию из Америки и Вест-Индии практически прекратились. Кения входила в состав Британской империи, и кенийский табак реквизировали для британских производителей. Река продукции «Весельчака» обмелела, потекла слабым ручейком. Как только наступил мир, на рынок полезли крупные мировые производители со своими «Нейви кат», «Пэлл Мэлл», «Лаки страйк». При устаревшем оборудовании «Весельчак» не мог с ними конкурировать. Ситуация казалась безнадежной. Однако во время войны к сигарам «Весельчак» пристрастился русский консул Михаил Онкратов (на самом деле шпион, о чем в Найроби все знали, но… он закатывал такие грандиозные балы). После окончания боевых действий Онкратов начал коробками отсылать кенийские сигары родственникам в Россию и друзьям в Восточную Европу. Эти сигары были бесконечно лучше тех, что производились в соцлагере, и дешевле гаванских, а потому пользовались невероятным спросом. Их популярность за недавно опустившимся «железным занавесом» сделалась так велика, что Онкратов выразил желание стать экспортером мистера Малика-старшего. К 1960 году Михаил Онкратов приобрел чудный дом на озере Комо, а товарищи гурманы от Гданьска до Сталинграда и Софии стали курить исключительно найробийский «Весельчак», на производство которого работало уже триста человек. В 1964-м мистер Малик-старший умер от инфаркта.

Мистер Малик к тому времени закончил школу и уехал учиться в Лондонскую школу экономики. Экономика нисколько его не интересовала (ЛШЭ он выбрал по настоянию отца), зато Лондон он полюбил. Он поселился в меблированных комнатах в Клеркенуэлле и под серыми северными небесами наслаждался жизнью так, как ему никогда не удавалось под жарким экваториальным солнцем. Он был в восторге от пабов, улиц, женщин, свободы, студенческой жизни и даже начал писать политические заметки в студенческую газету Лондонского университета (тогдашний «Феррет»). Неожиданно раскрывшиеся журналистские способности будоражили его до такой степени, что он частенько возвращался домой с лекций по Флит-стрит исключительно ради того, чтобы мельком заглянуть в настоящие издательства и вдохнуть аромат типографской краски. Может, получив диплом, стать журналистом? Затем пришла телеграмма. Мистер Малик, как и подобало послушному старшему сыну, каким он являлся, сразу все бросил и вернулся домой — невольным владельцем и управляющим табачной фабрики «Весельчак».