Читать книгу "Сулейман. Султан Востока - Гарольд Лэмб"

— Послушай, Ибрагим, — спросил наследник. — Как ты думаешь, верит ли армия в то, что мой отец отравил своего отца, Баязида?

У того не было готового ответа. Он знал, что армия действительно в это верит. Разве мягкосердечный и проницательный Баязид не отрекся от власти в пользу беспощадного Селима? Разве престарелый Баязид не умер вскоре после этого от неизвестной болезни, когда отправился из Константинополя к месту своего рождения, чтобы спокойно доживать свой век? Однако доказательств отравления не было. И грек не знал, какой ответ удовлетворит султана. Ложь тоже не помогла бы старшему сокольничему.

— Армия верит в это, — осторожно начал он, — потому что султан Угрюмый стремился один, безраздельно пользоваться властью. Пока был жив Баязид, где бы он ни находился, существовало два султана вместо одного.

Сулейман ничем не выдал своего отношения к мнению Ибрагима. Когда он так поступал, грек был не в состоянии разгадать его мысли. Практические вопросы, интересовавшие наследника престола, Ибрагим распознавал без труда, однако пасовал перед мистическим настроем его души. В замешательстве грек сделал попытку угадать настроение своего молодого господина.

— То, что случилось, нельзя изменить. В конце на этой дороги начнется и утро вашего правления. — Обмануть Сулеймана было сравнительно легко, однако прибегать к хитрости сокольничий считал небезопасным. Наследник отличался вспыльчивостью и капризностью, хотя тщательно скрывал это под маской молчания. — Все, что случилось, осчастливит вас, как и предсказывал дервиш. Сам Баязид выражал уверенность, что вы станете верховным властителем. Возможно, султан Селим опасался, что вас призовут на трон вместо него, — проговорил Ибрагим, бросив молниеносный взгляд на подвижное, нервное лицо сиятельного собеседника. И добавил:

— Не оглядывайтесь назад. Смотрите вперед. Вы действительно счастливый человек! — Увлекшись, грек осмелился повысить голос:

— У вас нет братьев, которые могли бы соперничать с вами в борьбе за власть, нет врагов, способных помешать вам следовать своим путем. Империя ждет вашего руководства. Даже Великий визирь дожидается момента, когда сможет склонить голову перед тенью Аллаха на земле. С удачей, которая вам сопутствует, вы сможете сделать все.

Сулейман улыбнулся. Кроме одного — вернуться назад.

Многоголосый город

Он не повернул назад. Мчался галопом вперед три дня. Оставил позади область спокойствия и влажного климата, дымы угольщиков в защитных лесополосах. Копыта его коня клацали по гладким камням дороги, построенной еще римлянами. Она вела к возвышенности, называемой Чамлия, месту кипарисов, которое посещали мертвые, а живые обходили. За возвышенностью открывалась ослепительная синева Мраморного моря.

Наконец Сулейман покинул тишь провинции и подъехал на расстояние видимости к городу, в котором призывался править. Здесь все было по-другому. Местные жители, в отличие от крестьян провинции, склонявшихся над зелеными ростками ячменя или лениво подгонявших стада овец, толпились вдоль дороги, чтобы поглазеть на наследника. И он понял, что до городских жителей каким-то образом дошла та же весть, что и до него. Видимо, слухи проникли в город от караванщиков, устроившихся на ночлег в караван-сараях, от посетителей насыщенных паром бань, от гребцов каиков, сновавших взад и вперед в прибрежных водах. Продвигаясь между выстроившимися толпами народа, наследник услышал возглас: «Теперь с прибытием сына Селима, возможно, и нам повезет!»

На берегу его ждала паромная баржа, место рулевого на которой покрывал ковер. А на противоположном берегу, через переправу, просматривался огромный город, вроде бы не проявляющий никаких признаков мятежа. Он устроился в море подобно соблазнительной, знающей себе цену женщине, равнодушной к посредственности, но ожидающей достойного ее мужчину. Как-то в отсутствие Селима Сулейман уже правил в этом городе, постигая настроения его обитателей так же, как и городские достопримечательности — от минаретов Айа София, возвышавшихся над платанами, до сильно закопченных колонн, которые римляне оставили у ворот его дворца.

Когда лодка, в которую Сулейман пересел с паромной баржи, причалила к пристани дворцового сада, садовники без всякой команды бросились его приветствовать. С косогора мчались молодые солдаты, перепрыгивая цветочные клумбы. Свисающие на их спинах серые шапки развевались по ветру. Эти янычары, молодые воины, охранявшие город, столпились вокруг наследника, кинжалы у их поясов касались его рук. Окружив Сулеймана, они требовали:

— Где подарки? Где мзда, давайте мзду!

Возбужденные, страшные, если выйдут из подчинения, они требовали вознаграждение, которое обычно выдавалось им во время заступления на трон нового султана. Их подвижные атлетические тела теснились вокруг высокой и стройной фигуры наследника. Через толпу янычар пробился ветеран, ага янычар. Тяжело переводя дыхание после бега, он улыбнулся, протянул наследнику румяное яблоко и слегка похлопал его по плечу — принятое приветствие нового командующего корпусом янычар.

— Сын Селима, ты сможешь съесть это яблоко? Яблоко символизировало легендарного врага братства янычар — Римскую империю, лежащую за морем в Италии.

— В свое время, — коротко ответил Сулейман, принимая яблоко.

— Подарки! Где подарки?

— В свое время, — повторил Сулейман, протискиваясь через толпу обступивших его янычар.

Ага цыкнул на подчиненных, и те молча расступились. Стоявший под деревьями у фонтана командир тьмы, на которого была возложена задача поддерживать спокойствие в городе, вздохнул с облегчением и разочарованием. Сулейман почти ничего не сказал. Он не обнаружил ни тени страха перед дворцовой гвардией, однако и не предпринял ни малейшего усилия, чтобы завоевать ее уважение. Вряд ли янычары увидели в нем истинного сына Селима.

* * *

В полдень Сулейман обедал в одиночестве. Из небольших ваз, поставленных на белоснежной скатерти у его колен, выбирал кусочки зажаренного в зелени мяса, дольки кабачков, фаршированных рисом, инжир в сметане. Наследник делал вид, будто ест с большим удовольствием. Коснулся рукой кубка, и безмолвный подросток тут же подбежал, чтобы налить в него шербет.

И хотя Сулейману удалось изобразить аппетит, а также удовлетворение обслуживанием со стороны мальчиков-слуг, на самом деле его не покидало жгучее чувство тревоги. Он не правильно вел себя в присутствии возбужденных янычар. Теперь ему никогда не удастся добиться от них той же преданности, с какой они служили Селиму…

Память перенесла его на десять лет назад. В тот момент Селим восстал против Баязида и был разбит старым султаном. Он укрылся в заморской крепости Крым, куда еще раньше отослал Сулеймана с матерью, высмеивая приказ своего отца направить молодого неопытного Сулеймана управлять Константинополем. Потом Селим с ордами диких татар под гром барабанов выступил против отца-султана и осадил город. Непобедимым янычарам было приказано отбросить их от стен, но, увидев Селима, скакавшего им навстречу, янычары бурно приветствовали соперника султана, выкрикивая его имя, касаясь его стремени и клянясь, что не признают никого другого своим командующим… Так янычары отреклись от Баязида и присягнули новому султану. Отцу Селима пришлось расстаться с мечом Османов, а затем и с жизнью… Если он даже не был отравлен, то все равно потерял волю к жизни… Это были горькие воспоминания о годе жизни, когда между Селимом и Сулейманом, которого держали вдали от него и от армии, пролегла пропасть. Последние слова Селима, обращенные несколько лет назад к сыну, были пронизаны и мольбой и презрением: