Читать книгу "Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва - Виктор Поротников"

Спешившись возле ярко пылающего костра, Мамай столкнулся лицом к лицу с военачальником Кайрауком, начальником над тысячей всадников. Кайраук почтительно поприветствовал Мамая, слегка склонив голову, обмотанную окровавленными тряпками из тонкого льна.

– Что, приятель, не ожидал узреть меня живым? – ухмыльнулся Мамай, небрежно потрепав Кайраука по плечу. – Вижу, не ожидал! Русы в затылок мне дышали, но я все же ушел от них! И вот я здесь.

– Рад видеть тебя во здравии, повелитель, – пробормотал Кайраук и отвесил поклон Мамаю. – Моя юрта – твоя юрта. Отведай моего жаркого из барашка, моего творога и кумыса.

– Ты ранен, что ли? – Мамай окинул военачальника пытливым взглядом. – Серьезно или как?

– Какой-то русич едва не расшиб мне башку топором, но я успел заколоть его копьем, – горделиво ответил Кайраук. – Покуда слуга перевязывал мне голову, в битве случился перелом. Русские собаки нанесли удар из засады и опрокинули наши тумены. Началось повальное бегство. Коль татары бросились наутек с Куликова поля, то и моим батырам тоже пришлось удирать от русских полков.

Кайраук топтался перед Мамаем с виноватым видом.

– Ты храбрый рубака, друг мой. – Мамай ободряюще кивнул Кайрауку. – В том, что случилось на поле Куликовом, нет твоей вины.

В этом кипчакском стойбище проживала родня Кайраука со стороны его жены.

Кайраук привел Мамая в большую теплую юрту, где в очаге пылал огонь и пахло свежезажаренным мясом. Две пожилые женщины в длинных до пят балахонах, увешанные серебряными монистами, услужливо поднесли Мамаю медный таз с водой и белый чистый рушник. Мамай с наслаждением смыл со своего лица и с рук пыль и пот. Впервые за последние четыре дня Мамай снял с себя пояс и сапоги.

Жуя горячую баранину, Мамай расспрашивал Кайраука о том, далеко ли отсюда разбросаны прочие курени племени карабиркли, много ли воинов уцелело в его тысяче после сечи на Куликовом поле, смогут ли в ближайшие два-три дня сюда съехаться старейшины и беки из окрестных кипчакских родов.

– Гонцов по кочевьям разослать нетрудно, повелитель, – молвил Кайраук, потягивая кумыс из неглубокой круглой чаши без ножки. – Токмо зачем все это?

– Я хочу объявить новый сбор войск для похода на Москву! – ответил Мамай, икая и давясь непрожеванным мясом. – Князья русские в скором времени разойдутся по своим уделам, московляне начнут праздновать свою победу на Куликовом поле, тут-то я и застигну русов врасплох! Нагряну к Москве нежданно-негаданно и схвачу московского князя за горло! – Мамай сжал кулак и потряс им перед собой. – Я жестоко отомщу урусам за свое нынешнее бегство, залью Москву кровью! Суздаль и Владимир сровняю с землей!..

Мамай закашлялся, подавившись мясом.

Кайраук заговорил было о том, что вот-вот наступит пора для перекочевки на зимние пастбища, поэтому кипчакам теперь будет явно не до войны. Как и всем прочим степнякам, живущим в донских и приволжских степях.

– Пусть стада и повозки с барахлом перегоняют на юг женщины и рабы, – сердито рявкнул Мамай, отшвырнув к войлочной стенке юрты обглоданную кость. – Мужчин из татарских и кипчакских кочевий я заберу с собой в новый поход на Русь. Как я решил, так и будет!

Кайраук примолк и, опустив глаза, допил кумыс из чаши. Он по-прежнему робел перед Мамаем, могущество которого было неоспоримо, во всяком случае, до битвы с русами на Куликовом поле. Уходя в этот злосчастный поход на Москву, Мамай велел убить хана Мухаммеда-Булака. Мамай собирался сам занять трон Золотой Орды после разгрома русских князей. Пусть Мамаю не удалось разбить московского князя и его союзников, но ведь ханский трон теперь пустует. Кто посмеет помешать Мамаю стать золотоордынским ханом?

Так размышлял Кайраук, выйдя из теплой юрты на промозглый ветер, чтобы выполнить повеление Мамая. Отобрав из своих воинов самых крепких и смышленых, Кайраук разослал их к ближним и дальним кипчакским кочевьям, невзирая на сгустившиеся сумерки. Мамаю не терпелось начать сбор нового войска, поэтому гонцы уже к рассвету были обязаны передать его волю кипчакской родовой знати.

Выполнив приказ Мамая, Кайраук сел у костра рядом со своими сотниками. Здесь же сидели, угощаясь кумысом и жареным мясом, татарские военачальники, прибывшие в это стойбище вместе с Мамаем. Узнав от Кайраука, что Мамай собирается еще до первого снега собрать новое конное войско и двинуться с ним на Москву, знатные татары принялись делиться своими мнениями относительно этой Мамаевой затеи. Разгоряченные кумысом военачальники высказывались смело и дерзко.

– Мамай свихнулся, не иначе, – сказал Чалмай, постучав кулаком по своей выбритой наголо голове. – Он с таким трудом собрал десять туменов, потратив на это пять месяцев и кучу денег. И где ныне эти тумены? Они разбиты вдрызг русскими полками у речки Непрядвы, разбиты и рассеяны по степи, как дым под порывами ветра. Скоро во всех кочевьях узнают о страшной бойне на Куликовом поле, узнают о многих тысячах убитых татар, саксин и кипчаков, которые уже никогда не вернутся к своим семьям… После таких слухов под стяги Мамая никто не пойдет, я уверен в этом.

– Это верно, – согласился с Чалмаем Огул-бек. – Мамай упустил поводья из рук. Поражение от урусов отныне будет довлеть над Мамаем, как проклятье. Удача отвернулась от Мамая.

– Мамай еще не сознает в полной мере, что он теперь батыр, выбитый из седла, – заметил мурза Сатай. – Снова сесть в седло Мамаю будет весьма непросто. Похоже, звезда Мамая закатилась. Мамай всегда с таким презрением отзывался о русах, как о своих рабах. И именно урусы нанесли Мамаю сокрушительное поражение! Воистину, это злая усмешка судьбы!

– Мамай всегда смеялся над теми, кто предрекал ему беды и поражения, – вновь заговорил мурза Чалмай. – Мамай любит повторять, что он крепко держит судьбу за хвост. Но получается, что рок выскользнул из рук Мамая и обрек его на унизительное поражение от своих же данников. Что может быть ужаснее и смешнее этого?..

Но разговор у костра вдруг разом прекратился. Военачальники замолкли и замерли, слегка растерявшись. Из мрака, окружавшего костер, бесшумно появился Мамай в наброшенном на плечи длинном плаще, подбитом волчьим мехом. Мамай был заметно во хмелю, на его раскрасневшемся лице с тонкими усиками и маленькой куцей бородкой застыла мина нескрываемого раздражения. Вместе с тем раскосые глаза Мамая сверкали злорадным блеском, ибо он видел, как смутил своим внезапным появлением не в меру разговорившихся военачальников. Войлочная шапка с загнутыми полями и высоким верхом торчала на голове Мамая, съехав набок.

– Петухи раскукарекались, полагая, что хозяин спит, утомленный долгой дорогой, – насмешливо проговорил Мамай, чуть заметно пошатываясь из стороны в сторону. – Петухи позабыли, как хозяин рубил головы таким же пустобрехам, кои осмеливались открывать рот не к месту. Даже хан Мухаммед-Булак остался без головы, возомнив о себе слишком много и забыв, кому он был обязан ханским троном.

– Мы тут просто беседуем, повелитель, – промолвил мурза Сатай, стараясь скрыть снедавшее его волнение. – Обсуждаем наше непростое положение, только и всего.