Читать книгу "Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память - Юрий Невский"

Казалось, он сейчас вдавит, нажмет их – и эти серые кнопки, как на пульте управления какого-то секретного устройства, приведут в действие некие силы, от которых все, что находится в кабинете и за зеленоватыми шторами, ограждающими от солнечного полдня, провалится в тартарары.

Часть первая

1

По известиям школьного «сарафанного» радио, Надя Орешина была Всешкольной Непререкаемой Поэтессой. Когда училась в четвертом классе, выиграла на поэтическом конкурсе «Моя любимая школа», ее стихотворение заняло первое место. С тех пор была неизменным участником всех школьных, районных, городских литературных конкурсов, олимпиад, викторин, чтений имени того-то, поэтических турниров… Всего, что связано с изящной словесностью. Часто приходилось читать стихи где-нибудь в районной администрации, в торжественном зале завода – или в «красном» уголке (который так называли по привычке) домоуправления. У них что-то вроде агитбригады: девчонки со звонкими голосами, синие юбочки, белые блузки, пышный бант обязательно. Поздравляли ветеранов войны, тружеников тыла, вручали им грамоты, подарки, букеты. Но таких праздничных собраний все меньше в последнее время.

Даже Железный Феликс, директор школы, прочил ей – и гитаристу Калиннику, как восходящей звезде отечественного рока, – славу тех, кто наконец-то напишет слова и музыку к школьному Гимну. Этот Калинник (ах, Калинник! ох, Калинник!) – самый популярный электрический гитарист в школе, звезда самодеятельного рока, по нему все девчонки с ума сходят. Конечно, он был высоким голубоглазым блондином, с обаятельной улыбкой молодого Леонардо ди Каприо.

В детстве Леша был отличником музыкальной школы по классу аккордеона – эдакий увалень-херувимчик с золотистыми кудряшками. На фотостенде «Наша жизнь», на фотографии, ставшей знаменитой, он запечатлен на новогоднем утреннике, где сидит в костюме зайца подле елки с игрушками, на коленях у него «Вельтмайстер». Будущая звезда исполняет для испуганных детишек «Болеро» Равеля. Ножки в беленьких гольфиках и чешках с нашитыми пушистыми помпончиками не достают до пола, из-за концертного инструмента выглядывают глаза, одновременно в печали и недоумении (Господи, что же я среди вас здесь делаю?), да торчат длинные уши из белой байки. Потом этот стенд, провисевший очень долго, похитили целиком, наверное, поклонницы (оказалось невозможным оторвать одно его, намертво приклеенное фото)…

В пятом классе с ним произошли разительные перемены. Вытянулся, волосы отрастил до плеч. После музыкальной школы он, будучи мультиинструменталистом (аккордеон, клавишные, гитара), исполнял порой на школьном фоно музыку из кинофильма «Крестный отец» (что было весьма романтично), записывал (нотными знаками!) аранжировки к своим композициям… И организовал стильную рок-группу. Свою первую самодельную электрогитару изготовил с помощью трудовика по прозвищу Труд на его уроках. «Дядягоша» (школьный мастер-на-все-руки) отыскал и приволок заброшенные где-то за ненадобностью в подвале настоящие красные пионерские барабаны. Из них была сооружена ударная установка. В своей музыке ВИА «Фэнтези» (другое, более радикальное название было бы неприемлемым для администрации школы, пригревшей под своим крылом ныне выросших и оперившихся хард-рок-птенцов) исповедовала направление забытого и мало кому известного канадского рок-трио Rush – ветеранов нержавеющего харда и дедушек жесткого гитарного драйва.

Ребята надевали невообразимые парики с седыми космами до пояса, цепляли такие же накладные усы и бороды, напяливали нелепые черные остроконечные шляпы с огромными круглыми полями… Это называлось «Дикие песни моего народа» – печально известный концерт, после чего подобные «шабаши» были искоренены железной рукой Железного Феликса. Желающие могли наслаждаться этим и другими (ставшими культовыми) выступлениями ВИА на видеокассетах/дисках. Девчонки визжали и плакали, когда Леша с изуверской улыбочкой порочного ангела изгалялся над своей гитарой, мучил и доводил ее до исступления. А то приникал – и она оживала… на его побледневшее лицо ниспадала волна золотистых волос, словно источающих наэлектризованное сияние… Вот так бы его нервные руки (уносились в мечтах поклонницы) ласкали и нежили их, возбуждая стоны, нервные хрипы и какой-то зловещий хохот, которыми жаловалась, плакала, рвалась и металась его электрическая возлюбленная.

Вопрос о Гимне возникал каждый год перед выпускным балом. Но столь же благополучно забывался, как только отзвенит ямщицкий колокольчик (экспонат школьного музея, взятый напрокат) в руках наивной первоклашки в бантиках, которую, посадив себе на плечо, традиционно проносит среди аплодирующих ребят, учителей и родителей верзила-выпускник.

Так что, школьный Гимн должен быть!

Как же ему не быть?!

При этом директор с какой-то особой подковыркой, казавшейся ему весьма остроумной, путал название «Фэнтези» – переделывая его на «экстази» (наверное, узнав из желтой прессы об этом гуляющем в молодежной среде наркотике). Во второй половине дня, после уроков, раздавался особо забористый электрогитарный пассаж, обвал барабанной дроби из школьной радиорубки, служившей репетиционной базой музыкантов, – и он непременно заглядывал к ним со словами: «А-а… что это за экстази у нас тут развелось?»

– Да не экстази, а «Фэнтези», Феликс Альбертович! – каждый раз поправлял его Калинник или кто-нибудь из ребят. Но директор, между тем, не сдавался, принюхиваясь и выискивая характерный запах… ну хотя бы портвейна, считая его основным топливом в двигателе прогресса российской эстрады (как позорной попсы, так и крутого рок-н-ролла).

У Нади же, кроме строчек

коробок мое сердце мои мысли спички

тротуаром весенним или дымом осенним

я иду по дороге и пылят вслед за мной

обгоревшие спички как вода за кормой

больше ничего не придумывалось. А это даже началом Гимна не назовешь! Вряд ли это сойдет за чистосердечное признание в любви к родной школе и милым учителям.

Надины подруги: Ольга Туртанова, Света Сопач и Ксения Лапышева раскручивали ее популярность, подбрасывая в «сарафанный» эфир то один слушок, то другой. Но все это не всерьез, конечно, а так, чтобы было весело и не скучно… Проводили пиар-акции, как сейчас говорят; и порой она использовала это в своих интересах. Могла, например, чисто «по-английски» покинуть последние два урока.

2

Вот как сегодня.

«Чисто по-английски» – это выражение классной руководительницы, Энгельсины Сергеевны (классная! руководительница! Энгельсина! от одного этого, бр-р… мороз по коже). Она, конечно, узнает об ее отсутствии на этих последних двух уроках, и если не предпримет какие-то особые карательные меры, то, уж точно, скажет что-нибудь ядовитое при всех. Половина класса онемеет от ужаса, у другой половины вырвется нервный смешок.

Но если бы в том, что она уходила (частенько вот так: «не попрощавшись»), было что-то корыстное!

А она сидела в приемной Аратюняна, главврача клиники, ожидая, когда, по его словам, «он решит парочку вопросов» и переговорит с ней, как обещал, о состоянии мамы. Она находится на лечении в этой частной клинике. Надя побывала у нее в палате. Но это не то, что поговорила, ободрила, принесла что-то особенно вкусное (и полезное). Не так, в прямом смысле. В палату к ней можно зайти на несколько минут, посидеть рядом, подержать за руку и вдруг почувствовать… теплая река какой-то искрящейся энергии (так и представляла, река в бликах солнечного утра) перетекает из руки в руку, соединяет их! И не надо слов, да и не успеешь придумать, не выразишь все в эти мгновения. А мама узнает о ее делах, проблемах, о том, как они живут с папой, о здоровье бабушки. Надя научилась распознавать по видимым признакам, что мама ее «слышит»: чуть порозовевшая кожа, проступивший румянец, более глубокое дыхание, участившийся пульс… Ведь биение тоненькой жилки – эта, скорее даже мистическая, связь – непрерывна между ними! Ресницы могли затрепетать, будто вот-вот проснется, откроет глаза. И она в ответ – переполнена теплом маминого сердца, ее заботой и переживанием. Но вот строгая медсестра… она здесь же, как будто стоит над душой!