Читать книгу "Самая прекрасная земля на свете - Грейс Макклин"

Этот мир называется Краса Земель. В Книге Иезекииля сказано, что Бог обещал вывести израильтян из плена и привести в самую прекрасную землю на свете. Текущую молоком и медом. В землю, где есть всё, в чудесную землю, в рай. И земля эта так была не похожа на все остальные земли, что она сияла среди них как бриллиант и называлась «красой всех земель». Когда я закрываю дверь в мою комнату, стены схлопываются и появляются планеты, и радуга, и солнца. А пол вздымается, и у ног моих возникают поля, и дороги, и сотни крошечных человечков. Вытянув палец, я могу дотронуться до вершины горы; дунув, могу устроить волнение на море.

Я поднимаю голову и смотрю прямо на солнце. У себя в комнате я всегда счастлива. Но в тот вечер, в пятницу, я ничего этого не замечала.

Я закрыла дверь и прислонилась к ней. Подумала, не пойти ли назад к папе и не рассказать ли, почему я задерживала дыхание. Но если пойти, он спросит: «А ты сказала учителю?», а я отвечу: «Да, а мистер Дэвис мне на это сказал: „Никто никого не посмеет окунать в унитаз"», а папа скажет: «Ну, так и что еще?» Но я-то знала, что Нил меня окунет за милую душу. И еще я не понимала, почему папа никогда мне не верит.

Я села на пол. Из-под коленки вылезла вошь, пошевеливая усиками и перебирая лапками. Она была похожа на крошечного крокодила. Я смотрела, как она карабкается на песчаный бархан в Красе Земель, и гадала, найдет ли она когда-нибудь обратную дорогу. Мы в школе как-то ставили опыт со вшами. Мы построили из пластилина лабиринт и считали, сколько раз они свернут направо, сколько налево. Они почти всегда сворачивали налево. А все потому, что они не умеют думать. Я гадала, значит ли это, что когда-нибудь вошь все-таки выберется обратно или так и будет ходить кругами и в конце концов умрет, превратившись в комочек праха.

Тьма захлопнулась над долиной, будто книга в черном переплете. Она расползалась над кривоватыми улицами, над крышами, над антеннами, над проулками, над магазинами, мусорными бачками и уличными фонарями, над железной дорогой и высокими заводскими трубами. Скоро темнота потушит все фонари. Некоторое время они вроде как будут светить даже ярче, а потом исчезнут. Если смотреть в небо, там некоторое время еще видно их сияние. А потом — пустота. Я подумала: а может, смерть тоже выглядит вот так? На что она похожа — будто засыпаешь или будто просыпаешься? И времени тогда не будет? Или время будет всегда?

Может быть, то, что я считала настоящим, окажется на самом деле совсем ненастоящее, и наоборот. Не знаю почему, но я стала искать вошь. Вдруг стало очень важно ее обнаружить, но никак не удавалось, хотя ведь лишь несколько секунд назад она была здесь, и в комнате стало не хватать воздуха, будто кто-то чиркнул спичкой и сжег весь кислород.

Я прислонилась к стене, сердце застучало. Что-то подступало, разрасталось, будто туча у самого горизонта. Туча надвинулась. Заполнила мне рот и глаза, и вдруг раздался рев, и все стало происходить очень быстро и сразу, а потом оказалось, что я сижу у стены, из-под волос у меня ползут струйки пота, и мне как-то странно, так странно еще не было никогда в жизни.

И если бы меня спросили, как я себя чувствую, я бы сказала: как коробка, которую вывернули наизнанку. И коробка сама удивилась, какая она пустая внутри.

Почему я долго не проживу

Мне не суждено долго прожить в этом мире. Не потому, что я больна или кто-то меня убьет (хотя с Нила Льюиса станется). А потому, что скоро Бог пошлет нам Армагеддон.

А когда настанет Армагеддон, камни расколются, здания попадают, дороги вспучатся. Море всколыхнется, и сделаются гром и молния, и землетрясения, и по улицам будут кататься огненные шары. Солнце затмится, и луна не станет давать света. Деревья вырвет с корнем, горы попадают, дома осядут на землю. Звезды низвергнутся вниз, небеса сомкнутся, планеты полетят кувырком. Звезды посыплются вниз, а небо расколется с тем же звуком, что и тарелка, и наполнится воздух обломками, а в конце не останется ничего, кроме груды мусора.

Мы-то знаем, что Армагеддон близок, а близок он потому, что все мы живем в Вертепе, и папа говорит, что Праведному уже и ступить некуда, иногда в самом буквальном смысле. А еще мы знаем, что конец близок потому, что вокруг войны, землетрясения и голод и люди лишились «любви к ближнему», а потому привязывают к поясу взрывчатку, или бросаются на кого-то с ножом, потому что у того красивые часы, или отрубают друг другу головы и снимают это на видео. Есть на свете Овцы (братья вроде нас) и Козлища (неверующие) и Заблудшие Овцы (братья, которые были Отлучены от общины или сами Отложились). Есть Плевелы (те, кто прикидывается братьями), Лжепророки (вожди других религиозных культов), Дикие Звери (все мировые религии), Саранча (мы, с нашим разящим посланием), Разгул Безнравственности (секс) и знаки, начертанные на солнце, луне и звездах (что они означают, пока неизвестно).

Только в настоящей Красе Земель не будет неверующих, не будет войн, голода и страданий. Там не будет загрязненного воздуха, никаких городов и заводов. Там будут только поля, и все умершие воскреснут, а живущие никогда не умрут, и болезней не будет тоже, потому что Господь утрет каждую слезинку с наших глаз. Мы это знаем, потому что Бог нам это обещал.

Папа говорит, что рано или поздно кто-нибудь все равно подорвет земной шар, или деньги превратятся в ничто, или нас доконает какой-нибудь вирус, или дыра в озоновом слое размером с Гренландию станет размером с Австралию. Поэтому хорошо, что Армагеддон близок и от старого мира скоро ничего не останется.

Я тоже думаю, что это хорошо, потому что белым медведям нечего есть, а деревья чахнут, а если закопать в землю полиэтиленовый пакет, он там будет лежать вечно, и хватит уже с земли полиэтиленовых пакетов. А еще в новом мире я увижу маму.

Сдвинуть горы

Утром в субботу я проснулась в середине сна, в котором я плавала в огромном унитазе, а Нил Льюис вытягивал меня оттуда, как рыбу на удочке. Всплывая из воды, я и проснулась. На часах у кровати было 9:48. Через сорок семь часов и двенадцать минут я, скорее всего, умру.

Я весь день училась задерживать дыхание и дошла до двадцати восьми секунд. Вечером у меня разболелся живот, пришлось принять гевискон и есть сухарики. В воскресенье я опять проснулась оттого, что всплывала из-под воды, одежда прилипла к коже, а живот болел еще сильнее. Я посмотрела на часы. Жить мне осталось двадцать шесть часов.

За завтраком я не смогла ничего съесть, но папа не заметил. Он положил возле печки охапку дров, размешал чай.

— Готова?

Я была готова. Надела лучший передник, блузку с розочками на воротнике и блестящие черные туфли. Заплела косы. Пробор, наверное, вышел кривовато. Папа снял с вешалки тулуп и шапку, я надела драповое пальто.

На улице было совсем тихо и морозно. В воздухе стоял туман, все небо закрыла туча цвета птичьих перьев. Никого вокруг не было, кроме пса из двадцать девятого дома. Мы прошли через перекресток и зашагали вниз с холма. Отсюда было видно город, антенны, трубы, крыши, завод, реку, столбы высоковольтной линии, шагавшие по долине как одинокие гиганты. А на самом дне долины стоял завод, здоровенная черная штуковина с трубами, башнями, лестницами, кранами, а над ним висело огромное облако дыма.