Читать книгу "Конан и дочь друидов - Дуглас Брайан"

Туризинда освободили, наконец, от рогатины и, точно плененное животное, погнали вперед, вон из таверны.

Глава вторая

В плену

Туризинд ни разу еще не терял свободы. В воображении он всегда рисовал себе всякие ужасы: темное подземелье, куда не проникает ни один луч света, сырая и гнилая солома в углу, склизкие цепи, удерживающие его за ногу или за шею… И вдобавок ко всему – отвратительная вонь.

Должно быть, некоторые узники именно так и проводили свои дни. Однако сам Туризинд после долгих приключений очутился вовсе не в подземелье.

Стражники выгнали своего пленника на двор таверны и крепко скрутили ему руки за спиной, невзирая на раны. Кинжалы из его тела удалили без всякого сострадания – их попросту выдернули, предоставив крови течь, как ей заблагорассудится. Туризинд чувствовал, как с каждым мгновением все больше теряет силы.

– Я не смогу идти, – предупредил он стражников.

Его не услышали. Теперь, когда он был схвачен и связан, с ним обращались так, словно он был бессловесной скотиной, вообще не достойной человеческого внимания. Стражники переговаривались между собой, словно бы не замечая пленника. Один сказал:

– Нужно забрать Иареда.

Другой вызвался:

– Я схожу.

На мгновение раненный Туризиндом стражник встретился с ним глазами, и пленник не увидел в этих глазах ничего хорошего. Что ж, ничего иного ожидать и не приходится, ведь Туризинд убил одного из них и еще двоих ранил.

Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не застонать, Туризинд ждал, пока стражники закончат свои дела в таверне.

Неожиданно Туризинд усмехнулся. Тайна таверны «Напиток бессмертия» была раскрыта: кувшин с заманчивой надписью разбит – он оказался пуст! Таковы, по всей видимости, все великие тайны человечества.

Туризинд покачал головой. Что за мысли появляются в самый неподходящий момент! Должно быть, он и впрямь испуган, коль скоро заботится сейчас о такой ерунде, а не о том, как бы сбежать.

Он пошевелился, и резкая боль тотчас отозвалась в ранах. Нет уж, лучше поберечь силы. Их и без того осталось совсем немного. Судя по всему, стражники намерены гнать его по улицам до самого герцогского замка. Трудно представить себе, что будет, если Туризинд упадет. Вряд ли они понесут его на руках, это он знал точно.

Притащили убитого стражника: его волокли, положив на плечо, так что руки и ноги мертвеца бессильно болтались. Большая черная рана на горле зияла жуткой ухмылкой.

Туризинд отвел взгляд. Он не хотел убивать, но слишком уж неожиданно произошло нападение. Кроме того, он злился. На себя – что позволил себя выследить; на стражников – что так ловко обошли его и превратили таверну в настоящую ловушку. В первое мгновение он растерялся и потому наносил удары как в обычном бою – так, чтобы сразу убить. И только потом все-таки взял себя в руки и даже, кажется, никого серьезно не покалечил.

Для Туризинда всегда легче было убить противника, чем вывести его из строя, не нанося серьезных увечий. Этому искусству господин Муадвин так и не обучил его… Не успел.

Муадвин. Еще одна лишняя мысль. Туризинд сильно зажмурился, изо всех сил стиснул веки, так что перед глазами поплыли желтые и красные круги.

– Эй, ты! – послышался голос того стражника, что ранил его. – Что закрываешь глаза? Боишься смотреть? Хе, правду говорят, что самые лютые убийцы боятся видеть плоды деяний своих.

Туризинд почувствовал толчок в спину и едва не вскрикнул, такой сильной была боль.

– Открой глаза! – рявкнул стражник. – Гляди! Гляди и запоминай, потому что когда тебя потащат вешать, ты не должен будешь считать себя невинной жертвой.

– Проклятье, я убил его в бою, – пробормотал Туризинд, мысленно проклиная себя за слабость.

– В бою? – Стражник громко захохотал, широко разевая рот, точно намереваясь зевнуть. – В бою? Да ты даже оружие не дал ему вытащить! Ты нападаешь первым и не задумываешься о последствиях. Ты считаешь, что дерешься честно? – В голосе стражника зазвенела нехорошая, дрожащая струна, и Туризинд догадался: в свое время этот человек уже имел с ним дело.

Где и когда – этого Туризинд вспомнить не мог. Слишком многих он за свою жизнь задел, слишком многим причинил боль. Иногда – сам того не желая.

Между тем стражник продолжал:

– Ты – машина для убийства. Никто из тех, кто вышел сражаться с тобой один на один, не имеет шанса. О какой честности можно говорить? Ты знаешь то, что для других остается тайной.

Стражник вынул кинжал и поднес к горлу пленника.

– Оставь его, – устало приказал другой, очевидно, старший над прочими. Он вздохнул. – Он надоел мне. Давайте скорей покончим с делом и пойдем выпить.

На шею Туризинда набросили веревку. Старший из стражников сел на лошадь, взял конец веревки в руку. Конь недовольно заплясал на месте, вскинул морду, заржал: животное чувствовало близость мертвеца.

Раненого стражника посадили на коня, позади старшего, и он стал держаться за пояс сидящего впереди. Прочие отправились пешком. Туризинд поплелся за лошадью. К счастью, стражник ехал шагом.

Туризинду казалось, что он провалился в какую-то черную бездну. Никогда за всю свою жизнь он не испытывал такого отчаяния. Царившая вокруг ночь как нельзя лучше соответствовала его состоянию. Никакой надежды для него не оставалось.

В первые мгновения он еще пытался бороться с этим чувством, думать. Вспоминать прошлое. Вспоминать людей, которые учили его. Его первый командир утверждал, что безнадежность – прекрасное состояние: когда человеку нечего терять, он становится непобедимым.

«Чем меньше ты боишься умереть, тем меньше вероятность твоей гибели», – говорил он. Отказавшись от надежды уцелеть, человек побеждает.

Туризинд растянул рот в кривой усмешке. И ведь он побеждал – побеждал когда-то! Он выводил свой отряд из самых безнадежных засад, они ухитрялись уцелеть в самых кровопролитных сражениях. И вовсе не потому, что находились на сравнительно безопасных участках – нет! Наемников никто не жалел. Напротив, ими всегда затыкали самые жуткие дыры. И они выходили оттуда почти без потерь – потому, что не боялись. И потому что их командир учил этому.

Туризинд командовал наемниками больше двух лет и потерял за эти годы всего пятнадцать человек. Нет, семнадцать. Семнадцать. Последних двоих он повесил сам. Он вспомнил тот день, когда закончилась последняя междоусобная война между герцогом Эброндума и графством. Армия герцога получила приказ возвращаться. Победа! Спорные территории отошли к герцогству.

Кругом смеялись и пили, безудержно пили. И только один человек не был счастлив посреди общего веселья. Туризинд сидел в лагере, возле своей палатки, и, уронив голову на большой полковой барабан, безутешно плакал. Слезы изливались из самой глубины его души. Он рыдал, как ребенок, и не мог остановиться. Так он не плакал, кажется, никогда за все двадцать семь прожитых им лет. Даже в детстве, даже похоронив родителей, даже в годы голодных скитаний по всему Аргосу, по Зингаре и Аквилонии.