Читать книгу "Самурай Ярослава Мудрого - Александр Ледащёв"

В круг влетели сразу двое уных, и мне на какое-то время стало не до загадочного человека, с которым шептался князь. Эти двое, видимо, сговорились заранее, что делать, и теперь атаковали не меня, нет! Эти два вояки атаковали мой меч, мое «весло», субурито! Видимо вспомнив, что меч деревянный, но забыв, что он в состоянии сделать, юнцы старались перерубить его своими сверкающими клинками.

Обычное субурито делается из белого японского дуба, который, к слову сказать, тоже не так-то просто перерубить. Но я зарабатывал им на жизнь там, в двадцать первом веке. И я мог себе позволить заплатить действительно приличную сумму денег, чтобы действительно серьезные мастера, умеющие работать с деревом, изготовили мне это субурито. Из бакаута. Уверен, что мало кто слышал это название. Тем более держал это дерево в руках. Я имею в виду тех, кто проживает на благословенной территории России. И уж тем более здесь, сейчас – на Руси? Или где мы? До России еще далече, а Семиречье, думаю, уже ушло, и Орея уже позабыли. Судя по распятиям.

Как бы то ни было, а этот меч клинки уных не брали. Да и я не давал им проверить прочность моего субурито прямым ударом. Была нужда. Нет, при необходимости это можно будет сделать, ничуть не опасаясь за результат, но зачем идти на поводу у тех, кто и сам думать не способен, и других за дураков считает? Пусть считают, что я оберегаю свой меч от их молодецких ударов, хотя мое «весло» в состоянии переломать их железо к чертовой матери. Желаете убивать безоружного? Как-то оно даже и не к лицу уным такого великого князя, нет? Знать бы еще, что это хоть за князь…

Уные работали быстро, азартно, страстно. Лучше бы слаженно и спокойно. Иногда двум противникам куда сложнее противостоять, чем десятку, можете мне поверить.

Нет земли. Нет неба. Нет ветра. Нет ничего. И есть сразу все, и есть ты. Мне становится скучно, и я встречаю меч уного своим – поставив его даже не ребром под удар, а боковой стороной. Отбрасываю его меч и правой рукой два раза бью его в голову кулаком – в переносицу и в юношеский острый кадык. «Кулаком ночного демона» – рука сжата в кулак и выставлен средний согнутый палец, плотно зажатый с боков остальными. Все, это насмерть. Я умею бить не только мечом.

Второй уный, оставшись один, теряется и тут же валится с перебитыми лодыжками. Я медленно подхожу к нему, поднимаю над его лицом (он упал на спину) меч и, как копье, втыкаю субурито в его межключичную ямку. Готов.

Не зря, не зря приметил я того неулыбчивого воина. Вот он наклонился к князю и что-то негромко прошептал ему. Лишь потом я узнал, что он сказал. Когда мы стали с ним не то друзьями, не то соратниками, не то врагами, не то соперниками. В общем, своими.

– Князь, он перебьет всех твоих уных. До единого. Всех, – вот что сказал этот человек горячему и упрямому князю, – им не совладать с ним. И мало кому совладать из тех, кто сейчас здесь. Но лучше бы тебе его к себе принять. Стоит дело того.

– И тебе?! – Холеное лицо князя перекосила издевательская улыбка. Улыбку я видел, а слов, ее вызвавших, не знал.

– Если велишь, князь, я попробую его убить, – ратник спокойно посмотрел князю в глаза. Этому человеку уже давно никому и ничего не надо было доказывать.

– Кто бы кого ни убил, а я в убытке, – негромко бросил князь и возвысил голос: – Может, я должен убить его, а? Князь ваш? – насмешливо спрашивал князь, будто не услышав ни предложения воина, ни его ответа. Это я уже расслышал.

– Если ты, князь, чего и должен, так это дураком не быть, – это уже заговорил я. Мой холодный, неприятный, резкий голос, бедный на эмоции и на чувства, подействовал на князя как кружка воды в лицо. Он умолк и внимательно посмотрел на меня; глумливая улыбка стекла с его губ, а брови строго и властно сошлись у переносицы. – Войди в круг – и я разобью тебе голову. Мне ведь плевать, что потом с твоими вотчинами будет и землями твоими, кто твоих людишек себе заберет, а кто дело твое и предков твоих псу под хвост пустит – не ваш я, чужой я. Даже казнить меня ты не можешь, князь! – Я позволил себе усмехнуться. Сейчас он отдаст приказ, и начнется последняя битва. – Ибо я не твой данник, не закуп твой, не твой человек. Даже с бою я не взят. Так что приказать убить меня ты властен, а вот казнить – нет. Но где тогда разница, где князь, а где тать? Чем я нарушил законы ваши, которых не знаю? Тем, что шел по лесу?

Я говорил правду. Почти правду. Меня повязали именно так – я вышел к их кострам. Его люди, свита его. Судя по всему, князь, несколько нарочитых, несколько опытных рубак и уные тешились тут звериным ловом, когда нелегкая вынесла меня к их стану. Князь же, насколько я понял, несмотря на свою молодость был очень оригинальным и очень выдержанным человеком. Того, что я только что наболтал, на мой же взгляд, вполне хватало, чтобы меня нашпиговали стрелами, как утку чесноком. Но такого приказа он не отдал, лишь резче, чуть-чуть, но резче обозначились его тонкие ноздри. Далеко пойдет. Очень далеко.

– Украл ли я что? Убил ли кого? За что велел ты своим уным меня убивать? Ответы мои тебе не понравились? Так иных нет. Я правду говорил, – не унимался я.

– Кто ты? – строго спросил князь. Как бы то ни было, а это был очень умный и сильный человек. Он удержал удар, и не один, и позорище уных, и мое оскорбление. Он знал цену и словам, и времени.

– Человек я, княже, – повторил я. Те же ответы уже привели меня в круг костров.

– Откуда ты? – повторил князь уже звучавший вопрос.

– Не помню, княже.

– А что ты помнишь? Ты воин? Ты тать? Говори правду. Лучше говори правду.

– А что мне темнить? Не воин я, не был воином. Помню, что был поединщиком, за деньги сражался. Татьба это? Нет, думаю. В лес этот умирать пришел. Откуда – не помню. Куда шел – не помню. Что мне тут понадобилось – не помню. Хочешь, князь, вели меня пытать, хочешь – убить, больше нечего добавить. – Было, было чего добавить! И про пытки я так, от наглости заговорил. Разве что знал я, что не дамся живым, а оттого и не боялся. Ни князя, ни пыток.

– А звать тебя как? – Князь снова пристально посмотрел мне в глаза, и я не отвел взгляда.

– Ферзь. Меня зовут Ферзь, князь, – ответил я. И не соврал. Там, откуда я пришел, меня называли и так.

И князь весело рассмеялся.

– Ну так и будем тебя кликать. Ферзь, а? Посмотрим, как ты в поле, Ферзь, посмотрим. Что с уных упало – твое. – Князь повел рукой, уцелевшие уные опустили глаза, воины постарше одобрительно загудели, бояре что-то закудахтали, а неулыбчивый ратник, тот, кого слушал и кому кивал сам князь, не глядя больше на меня, встал и ушел к шатрам.

И я понял, что князь – очень рассудительный и бережливый человек, умеющий вложить деньги. А я теперь человек если и не состоятельный, то не бедный. Кольчуги, мечи и шлемы уных, их мешки и кошельки перешли в мою полную собственность. Как и кони. Как и одежда. Это немалые деньги.

И их, конечно, придется отработать, это очевидно. Как и то, что мне не забудут дерзких слов, сказанных князю.