Читать книгу "Рецепт вранья - Одри Дивон"

— Все по местам! За работу!

Я узнала интонации Лолы.

— Ты опоздала! — недовольно пробурчал патрон.

— Отвяжись, Жерар. Мелкая заболела. Скажи спасибо, что я вообще смогла вырваться.

Она схватила меня за руку и потащила вон из закутка.

— Не обращай на него внимания. Он не злой, просто немного с приветом. Если бы не я, тут бы все давным-давно развалилось.

Она направилась к лестнице — я топала за ней след в след, ни дать ни взять новобранец в полку. В подвале, где размещался склад, она прочитала мне краткий курс профессионального ликбеза: выписка накладных, названия моделей и закидоны хозяина.

— Жерар приходит четыре раза в неделю. Проверить, что все в порядке, — это он так говорит. На самом деле он является запустить лапу в кассу, а потом идет играть с друганами в кости. Он профессионал в «четыреста двадцать одно», наш Жерар. У него даже своя теория есть. Кости, утверждает он, случайным образом не падают. Главное — тренировка. Он часами может сидеть и бросать кубики. В настоящее время, если ему верить, четверку и единицу он практически укротил. Осталось разобраться с двойкой. Зато, когда он добьется своего, мало никому не покажется. Ну а пока он каждый день продувает половину выручки. Я уж ему советовала раздобыть фальшивые кости. Удачу, знаешь ли, нелишне и подстегнуть.

Она говорила, а я не могла оторвать взгляда от ее похожих на паучьи лапки рук, энергично рубивших воздух. Пальцы взлетали вверх и вниз, и казалось, что унизавшие их золотые кольца танцуют вальс под музыку ее голоса, бабочками кружась вокруг произносимых слов. Они, я ни на миг не усомнилась в этом, жили своей, обособленной жизнью и рассказывали свою историю, не имевшую ничего общего с подвенечными нарядами, бутиком и причудами патрона. Лола принадлежала к породе людей, берущих у мира все, чего им захочется, не спрашивая разрешения. И слова она произносила жадные, прожорливые, хищные. Злые до жестокости. Но всегда попадающие точно в цель. Ее острый язычок выталкивал изо рта фразу за фразой, словно его владелица желала освободить от них свои мысли. Она не стеснялась в выражениях и своей симпатичной вульгарностью стирала в порошок предрассудки.

Вот она сладко, во весь рот зевнула, потянулась, постанывая от удовольствия, и принялась рыться в картонных коробках, вышвыривая из них попадавшиеся под руку ненужные кружева. Рядом с ней я чувствовала себя слишком вежливой, слишком озабоченной впечатлением, которое произвожу на окружающих. Запертой в невидимой, но прочной клетке, отведенной хорошо воспитанным людям. Меня всегда учили уважать строгую иерархию, разделяющую мир на основные категории: работодателей и служащих, взрослых и детей, друзей и врагов. Мне привили массу всевозможных навыков: пользоваться ножом и вилкой, сидеть плотно сжав колени и никогда не показывать на незнакомую тетю пальцем. Мои родители — эмигранты родом из Ливана. Чтобы выжить, они избрали стратегию хамелеона. Приняли все условности, по-французски изъяснялись безупречней академика, гордились государственным флагом, критиковали арабов и каждое 14 июля устраивали фейерверк. И у них все получилось. Банки полюбили респектабельного иностранца в лице моего отца и предоставили ему все кредиты, в которых он нуждался. Клиенты его обожали и заключили с ним множество сделок. Сама Франция воспылала к моему отцу любовью за то, что, сколотив кругленький капиталец, он не вернулся на родину, а продолжал вносить вклад в укрепление демократической системы, аккуратно выплачивая налоги. Подозреваю, что огромные суммы этих налогов грели ему душу, поскольку свидетельствовали о преуспеянии. Меня настолько перекормили всякими правилами, что я перестала соображать, что именно следует делать в каждом конкретном случае, и часто, пожалуй даже слишком часто, заранее опускала руки.

— Не поможешь мне? — спросила Лола.

Вопросительная форма в данном случае носила чисто декоративный характер, выдавая плохо замаскированный приказ. Она швырнула в меня юбкой, метя в лицо, и сама засмеялась своей шутке. Затем мы начали сортировать платья. Оказалось, эта работа хорошо успокаивает нервы. Вещи легко поддавались упорядочиванию.

— На вешалку в глубине зала повесишь вечерние туалеты — это для прагматичных девиц, которые начинают экономить на второй день после рождения. Сбоку развесишь фантазийные модели с цветной отделкой — для клиенток, которые потеряли девственность до того, как пойти под венец, и озабочены тем, чтобы все это заметили. Впереди — самые простые наряды и платья, которые мы даем напрокат. Ладно, дальше давай сама. Мне надо заняться кассой.

Разложенные на полу платья напоминали саваны или пустые оболочки. Прокатные модели, кое-где в дырках, лежали в позе убитых солдат. Печальное поле битвы, покрытое бездушным кружевом.

Я по одному подбирала их и возвращала им достоинство. Я попала за кулисы мечты, в место, куда девушек не пускают. Место, где каждое подвенечное платье имело свою цену, бирку производителя, серийный номер и фирменный знак. Это были платья, только-только покинувшие фабрику. Упакованные в коробки по десять штук и отправленные во Францию с соблюдением договорных сроков. Воображение живо нарисовало передо мной картину: в темном подвале, где-то в Азии, детские ручки старательно пришивают к ткани мелкие бисеринки. Рядом суровый мастер, который время от времени покрикивает: «Живее, живее, бездельники сопливые!» — и тоненькие пальчики начинают двигаться быстрее. И все ради чего? Чтобы молодая кобыла, пощупав ткань, восторженно ахнула: «Как раз то, что я хотела!» — а будущий муж обеспокоенно уставился на ценник. Да, если смотреть на женитьбу под этим углом, сохранить веру в миф довольно затруднительно.

На лестнице послышался мышиный топоток. Дверь у меня за спиной открылась:

— Хелло! — Прислонившись к стене, на меня смотрела светловолосая девушка в лиловой тунике. — Мне сказали, что новенькая здесь.

Блондинка перегнулась и подставила мне розовую щеку. С невероятной фамильярностью дважды чмокнув меня, проговорила:

— Я Синди. Лола, наверное, тебе про меня рассказывала. Мы с ней работаем вместе тыщу лет. У нас потрясные отношения.

— По правде сказать, она пока не успела. Меня зовут Рафаэла. Очень рада знакомству.

Я поднялась и стала пристраивать на вешалку фату. Синди подошла ближе. Она неотрывно смотрела мне на ноги. Вдруг она упала на колени и вцепилась мне в джинсы. Влипла, подумала я. В детстве меня беспрестанно пичкали советами, от которых я отмахивалась — как видно, зря. Мне вспомнились все сказки с плохим концом, все страшилки про подвалы, в которых девочки подвергаются надругательству. Ситуация, в которой я очутилась, выглядела особенно нелепой потому, что в роли потенциального насильника выступала довольно-таки грудастая блондинка.

— Нет, ты только посмотри! — завопила Синди. — Ты же вся в крови! Господи, ужас-то какой! Тебе больно, скажи, тебе больно?

Я помотала головой, еще не совсем оправившись от волнения, причину которого не смогла бы ей объяснить. Она побежала за тряпкой и стаканчиком воды. Присела возле меня и попыталась оттереть с брючины кровавые пятна. Туника была ей чуть тесновата, и из-под нее выпирали пышные телеса. Анатомически точный силуэт, очерченный с любовью и удовольствием. Бюст в вырезе декольте, литые ягодицы. Я только молила Бога, чтобы в эту минуту никто сюда не зашел. Закончив, она взяла мои руки в свои, тепловатые на ощупь. В линялой голубизны глазах мелькнуло просительное выражение, а голос, когда она заговорила, звучал слаще меда: