Читать книгу "Архив - Виктория Шваб"

Я громогласно заявляю, что впредь буду подниматься только пешком.

Мама пытается вылезти из-за баррикады чемоданов.

— Но у него ведь есть определенный…

— Шарм? — как попугай, передразниваю я. Но мама игнорирует мою шпильку и делает попытку перешагнуть чемодан. Она оступается на каком-то ремешке, и папа ловит ее под руку.

— У него своеобразный характер, — поддакивает он.

Я поворачиваюсь в холл, и моя душа уходит в пятки. По правую и левую руку от меня простирается вереница дверей. Не тех, привычных, а глухих, замазанных краской и заклеенных обоями, так что от них не осталось ничего, кроме контуров и складок.

— Разве это не восхитительно? — говорит мама. — Лишние двери сохранились еще с тех времен, когда это был отель. Потом стены-перегородки стали ломать и объединять номера в апартаменты, делая перепланировку. А двери оставили, просто заклеив их обоями и бумагой.

— Восхитительно, — эхом повторяю я. И жутко. Будто я в новой, лучше освещенной версии Коридоров.

Мы проходим в самый конец анфилады дверей, и папа открывает последнюю, с затейливым значком «3F», прибитым к поверхности. Квартира оказывается такой же потрепанной, как и все остальное здесь. Уже обжитой другими. Здесь всюду следы и метки, но они не наши. В нашем прежнем доме, даже после того как мы собрали все вещи и унесли мебель, они тоже были всюду. Небольшая вмятина в стене, куда я запустила книгой, пятна на потолке кухни после маминого эксперимента с миксером, синие каракули по углам, где любил рисовать Бен. У меня в груди все сжалось. Бен уже никогда не оставит меток в этой квартире.

Пока мама ахает и охает, а папа тихонько шныряет по комнатам, я собираю все свое мужество, чтобы сделать шаг через порог. И тут я чувствую его.

Легкое царапанье по бумаге. На моем листке из Архива написали новое имя. Я достаю его из кармана — неприметный, размером не больше квитанции, и странно шелестящий — и перед моими глазами возникает имя Истории, написанное ровным курсивом.

Эмма Клэринг, 7.

— Мак, — окликает папа. — Ты идешь?

Я делаю шаг назад, в холл.

— Забыла свою сумку в машине. Сейчас вернусь.

Что-то мелькает в папиных глазах, но он покорно кивает и отворачивается от меня. Дверь со щелчком закрывается, я вздыхаю и поворачиваюсь в холл.

Нужно разыскать эту историю.

Для этого мне требуется выйти в Коридоры.

Значит, мне необходима дверь.

Глава вторая

Мне одиннадцать, и мы сидим за столом друг напротив друга, тихонько переговариваясь, так, чтобы нас не было слышно за шумом из кухни. Одежда стала висеть на тебе мешком — рубашки, брюки, и даже кольцо болтается на пальце. Я подслушала разговор мамы и папы: они говорили, что ты умираешь. Не молниеносно и быстро, и не внезапно, но мне не становится легче. Я смотрю на тебя, болезненно щурясь, пытаясь разглядеть гложущую тебя злодейку-болезнь, укус за укусом отбирающую тебя у меня.

Ты рассказываешь мне что-то об Архиве, как он меняется и разрастается, а я слушаю вполуха, покручивая кольцо на пальце. Сейчас оно нужно мне, как никогда. Осколки воспоминаний и чужие эмоции начинают проникать в мое сознание, стоит кому-либо прикоснуться ко мне. Они не страшны и не противны, но оставляют неприятный осадок. Я пожаловалась тебе, а ты сказал, что станет еще хуже, и выглядел искренне расстроенным за меня. Ты добавил, что эта способность передается генетически, но не проявляет себя до тех пор, пока твой предшественник не сделал свой окончательный выбор. И ты выбрал меня. Надеюсь, ты не пожалел об этом. Я же жалею только об одном: в то время как я становилась сильнее, ты будто слабел с каждым днем.

— Ты меня вообще слушаешь? — не выдерживаешь ты: слишком очевидно, что я где-то в собственных мыслях.

— Я не хочу, чтобы ты умирал, — говорю я неожиданно для нас обоих. Мгновение будто замирает, и ты смотришь мне в глаза. Затем смягчаешься, устраиваешься поудобнее на стуле, а я будто слышу, как движутся твои кости.

— Кензи, чего ты боишься? — спрашиваешь ты.

После того как ты сообщил, что передал мне все свои полномочия, я не могу выкинуть из головы мысль, что именно по этой причине ты стал так быстро стареть. Угасать прямо на глазах.

— Потерять тебя.

— Невозможно что-либо потерять. Никогда.

На мгновение мне кажется, что ты просто пытаешься меня успокоить, и скажешь какую-нибудь чушь вроде «я буду жить в твоем сердце». Но ты никогда не сделаешь подобного.

— Ты думаешь, я рассказываю тебе все это, чтобы послушать собственный голос? Я действительно имею в виду то, что говорю. Ничто и никогда не будет забыто или утеряно. Именно для этого и существует Архив.

Дерево, камень и витражи, и всепроникающее чувство покоя…

— Так вот куда мы уходим после смерти? В Архив?

— Это не совсем точно. Ты — нет, а вот твоя История — да.

И тут ты заговариваешь тем самым голосом призванным навечно оседать в моей памяти, будто вырубая слова в граните.

— Ты знаешь, что такое История?

— Это прошлое.

— Нет, Кензи. Ты говоришь об истории с маленькой буквы «и». А я говорю об Истории с заглавной буквы. История — это… — Ты достаешь сигарету и задумчиво покручиваешь ее между пальцами. — Ты можешь считать ее привидением, но это неверно. Истории — это свидетельства.

— Свидетельства чего?

— Нас самих. Каждого из нас. Представь файл, содержащий всю твою жизнь, каждый момент, каждый случай. Все без исключения. Только вместо папки или книги вся информация заключена в теле.

— И как это выглядит?

— Так же, как люди выглядели на момент смерти. Точнее, до нее. Никаких ран и разбухших трупов. В Архиве бы эта идея не понравилась. Тело выступает как оболочка заключенной внутри жизни.

— Как обложка у книги?

— Да. — Ты вкладываешь сигарету в рот, но вспоминаешь, что в доме ее зажечь нельзя. — Обложка может поведать тебе о книге. А тело — об Истории.

Я закусываю губу.

— Получается, когда ты умрешь, копию твоей жизни поместят в Архиве?

— Именно.

Я хмурюсь.

— Что такое, Кензи?

— Если Внешний мир — то, где мы живем, а в Архиве хранятся наши истории, то для чего тогда нужны Коридоры?

Ты грустно улыбаешься.

— Коридоры выступают, как буферная зона между первыми двумя. Иногда Истории просыпаются и выбираются из Архива, попадая в Коридоры. И когда случается подобное, обязанность Хранителя — вернуть все на свои места.