Читать книгу "Робин Гуд - Ирина Измайлова"

– Но убивать-то было зачем? – упрямо не понимал старый пастух Том.

В глазах аббата мелькнуло сомнение, потом он усмехнулся:

– Этого вам тоже лучше не знать, братья. Только верьте моему слову: убили его вовсе не из-за того давнего дела. Прошло семь лет, и если бы норманнские бароны хотели, то за это время наверняка десять раз покончили бы с графом. После разорения ему ведь даже дружину свою пришлось распустить. Нет, или это и в самом деле был несчастный случай на охоте, или у лорда Экберта были и другие враги.

И добавил совсем тихо, так что крестьяне не могли его услышать:

– Скорее всего, мы их сейчас видели.

Глава 2

Встреча на дороге

Свинцово-синий горизонт перечертили одна за другой две молнии, и следом дважды грохотнул гром. Но прозвучал он уже не грозно, почти лениво, давая понять, что гроза уходит, и его дело просто дать ей отбой.

Однако дождь и не думал заканчиваться – напротив, стал крупнее и пошел чаще. Рытвины дороги переполнились, вода, желтая от перемешанной с песком глины, ручейками потекла к обочинам.

Возчику стало еще труднее: сверкавшие время от времени молнии, по крайней мере, освещали путь, а теперь его и вовсе не было видно – фонарь, коптивший на прибитой к передку телеги палке, давал света ровно столько, чтобы возчик мог рассматривать тощий зад своего мерина и его перепачканный в глине хвост. Да и сам мерин тянул слабо. Разбитая, набухшая водой дорога, в которой колеса телеги вязли все больше и больше, была ему не по силам. И только привычка служить своим хозяевам мешала ему (вот уже который год) мирно околеть от старости.

– Матушка! – возчик обернулся, ежась под толстым, грубого сукна плащом, с ворота которого ему за шиворот то и дело проливались холодящие струйки. – Матушка, мы сейчас увязнем! Темнеет прямо на глазах – вот-вот ночь, дороги уже не видно. А впереди – ни огонечка… Может, остановимся? Страсть, как хочется залезть к тебе, под парусину!

– Ты совсем потерял совесть, Тимоти! Не можем мы торчать ночью посреди дороги – нам надо отыскать жилье, чтобы позаботиться о бедной хозяйке, и о детках.

При этих словах парусиновый полог откинулся, и из-под низкого навеса, натянутого на четыре половинки бочечных ободьев и прикрывающего сзади две трети телеги, высунулась женщина в простом, но опрятном чепце. Чепец обрамлял круглое лицо с мелкими чертами и ярким румянцем на полных щеках. Уж если на севере Англии у женщины лет сорока с лишним такой румянец, то здоровьем ее Бог не обделил. Ее сын, тот, что правил старым мерином, очень походил на мать. У этого двадцатилетнего парня лицо было как круглое спелое яблоко, да к тому же, от глаз и до подбородка по нему рассыпалось великое множество веснушек.

Услыхав гневный ответ матери, Тимоти лишь уныло пожал плечами под мокрым сукном.

– Да хозяйке-то, матушка, уж ничего от нас не надобно… А деток ты и накормила, и укутала, как следует. Парусину я сам просмолил, весной еще, помнишь – когда дядюшка Майлс в нашей телеге сукно на ярмарку возил, дождь ее не промочит, хоть бы и до утра шел. Места под навесом и для меня хватит, глядишь, и дождались бы рассвета, а там уж…

Но женщина не пожелала дослушать до конца рассуждения сына.

– Ах ты, ленивый оболтус! – еще пуще разгневалась она. – Это значит, бедной покойнице еще неизвестно, сколько лежать без отпевания, детишкам спать в холодной телеге, пускай даже и закутанным, чтоб только ты, разбойник эдакий, не промок да, не приведи Господь, не простудился?! А ты подумал своей рыжей головой, что если дождь будет идти до утра, то утром мы можем и вовсе не проехать по этой дороге? Мерин и так чуть жив, а еще и накормить его можно только соломой, на которой сижу я с детьми, да лежит наша бедная хозяюшка. Ну-ка, слезай с передка, снимай фонарь, да веди мерина под уздцы. И ему легче будет, и дорога станет тебе видна.

– Как скажешь! – уныло повиновался Тимоти, немного повозился с фонарем, и в следующую минуту деревянные подошвы его башмаков гулко шлепнули о дорожную грязь.

– Еще, туда ли мы едем? – через какое-то время вновь подал голос парень. – Вдруг дорога раздвоилась? В темноте можно было и не заметить.

– Да нет тут другой дороги! На много миль нету, ни вперед, ни назад. – уверенно возразила из-под навеса женщина. – Я ведь помню эту дорогу: еще мили[9]две, ну три, никак не больше, и мы доберемся до мельницы, она первая на пути к большому селу. Мельник, надо думать, меня вспомнит: года четыре назад мы с братцем Майлсом ночевали на мельнице, когда вместе ехали в Ноттингем, на ярмарку. Я тогда еще помогла повитухе принимать пятого сыночка мельничихи. Дам пару монеток, так мельник и священника позовет – там хороший священник. И похороны устроим – уж я придумаю, что им рассказать: откуда, мол, женщина и отчего родила посреди дороги. Вряд ли стоит говорить правду чужим людям: может статься, нас уже ищут? Но дальше везти ее никак нельзя.

Последних слов матери парень уже почти не расслышал – их заглушили шум дождя и скрип тележных колес. К тому же, Тимоти был занят теперь одной мыслью: как выбрать лучший путь между заполненными водой рытвинами. Слюдяные оконца фонаря совсем закоптились, а горевшая в нем сальная свеча грозила вот-вот потухнуть: и дождь, и поднявшийся ветер могли легко проникнуть под медную крышку.

Прошло, должно быть, около получаса, но путники были наверняка еще очень далеко от заветной мельницы, как вдруг позади них послышался отчетливый топот копыт и голоса, а вскоре телегу догнали двое всадников. Ехавший вторым, держал в руке почти такой же фонарь, как тот, которым пытался освещать дорогу молодой возчик.

– Куда держишь путь, добрый человек? – окликнул один из них, обращаясь к Тимоти.

– В Ноттингем, – отозвался юноша, останавливая мерина и кланяясь, ибо даже в дождливой мгле сумел рассмотреть всадника и понял, что перед ним рыцарь. – То есть, пока что нам надобно в селение, что под Ноттингемом, как же его?.. Мы хотим остановиться на мельнице.

– И я еду в Ноттингем. – всадник поправил капюшон плаща, с которого струями стекала вода, и лучше вгляделся в склонившегося перед ним парня. – Но и нам с моим слугой не помешало бы заночевать в тепле. Что там за село и что за мельница?

В этот момент мать Тимоти решила вмешаться в разговор. Она вновь высунулась из-под навеса и проговорила по-английски (ибо всадник обратился к ее сыну именно на этом языке), стараясь, однако, использовать норманнские обращения, чтобы путник, не дай Бог, не обиделся:

– Бог вам в помощь, мессир рыцарь! Не обессудьте, мой сын плохо знает эту дорогу, а вот я ее знаю. Селение называется Бенксли, оно в шестнадцати с половиной милях от Ноттингема, а мельница принадлежит вольному крестьянину[10]по имени Кристиан Кей. Мы хотим попросить у него приюта, во-первых потому, что места в его доме достаточно, а во-вторых, нам нужна помощь: мы везем маленьких детишек и покойницу.