Читать книгу "При реках Вавилонских - Нельсон Демилль"

Он облизал пересохшие губы. Алжирец не питал симпатии к этим людям и не сочувствовал делу, за которое они боролись. И еще он знал, что совершил великий грех. С самого начала у него не было ни малейшего желания вмешиваться в чужие проблемы. Но, по словам Риша, каждый араб, от Касабланки в Марокко до высушенных солнцем пустынь Ирака, каждый араб на этой протянувшейся на пять тысяч километров территории должен считать себя воином. По словам Риша, все они братья, все сто с лишним миллионов человек. Нури не верил ни единому слову этого человека, но его родители и сестры остались в Алжире, что послужило веским аргументом убеждения.

– Я горжусь тем, что сделал, – сказал Саламех, чтобы как-то заполнить гнетущую тишину, хотя и понимал, что его слова ничего уже не изменят.

Он вдруг с отчетливой ясностью понял, что судьба его решилась в тот момент, когда эти люди в первый раз пришли к нему.

Риш словно и не слышал ничего, думая, вероятно, о том, что занимало его куда больше.

– Plastique? Ты сказал, что она не заметна на фоне бака? А может быть, тебе следовало покрыть ее алюминиевой краской? – рассеянно спросил он.

Саламех с готовностью ухватился за предоставленную возможность сообщить добрую весть, успокоить присутствующих или даже рассеять демонов сомнения:

– Туда никто не заглянет. Отсек отделен от кабины герметичной переборкой. Управление гидравликой и электрическими системами ведется снаружи, с эксплуатационной панели. Чтобы снять заклепанную пластину, нужна серьезная причина, например, выход из строя какого-то компонента. Ни один человек никогда не увидит эту сторону топливного бака.

Теперь Нури уже ясно слышал нетерпеливое дыхание по крайней мере трех человек, скрывавшихся в тени за спиной Риша. К этому времени в конце туннеля стало совсем темно. Иногда с реки или залива доносился звук корабельной сирены, приглушенным диссонансом прокатывавшийся над водой и проникавший в холодный и темный док.

Риш пробормотал что-то.

Саламех приготовился к худшему. Зачем назначать встречу в пустынном, скрытом от людских глаз месте, если для разговора вполне подошли бы уютное бистро или снятая квартира? В глубине души он знал ответ, но отчаянно, из последних сил стремился отвратить неизбежное.

– Как ты и хотел, я попросил перевести меня в Тулузу. Если разрешат, я и там с гордостью выполню любое твое поручение, – с надеждой сказал алжирец.

Риш издал звук, напоминающий смех, от которого по спине у Нури пробежала холодная дрожь. Очевидно, ждать развязки оставалось уже недолго.

– Нет, друг мой, – раздался голос из темноты. – Об этом уже позаботились. Твой джокер в колоде, а скоро к нему прибавится еще один.

Саламех понял метафору. Именно так называли себя эти люди – джокеры в колоде. Так же называли они и те операции, которые осуществляли сами или с помощью других. Цивилизованные народы вели игру по правилам до тех пор, пока в нее не вступал джокер в колоде, и тогда взрывались самолеты или аэропорты, происходили похищения и рассылались письма-бомбы. Игра, которую вели дипломаты и министры, путалась и выходила из-под контроля. Никто не знал правил, которыми руководствовался падавший на зеленое сукно игрового стола джокер. Люди начинали кричать друг на друга, из-под стола извлекались ножи и пистолеты. Дела принимали зловещий оборот.

Саламех сглотнул подступивший к горлу сухой комок:

– Но ведь…

Он услышал, как Риш хлопнул в ладоши.

В следующее мгновение чьи-то руки прижали его к скользкой стене старого дока. Нури почувствовал, как острое и холодное лезвие коснулось его горла. Он не мог кричать, потому что невидимая ладонь зажала ему рот. Второй и третий ножи воткнулись в грудь, целясь в сердце, но убийцы нервничали и лишь пробили легкое жертвы. Саламех почувствовал, как его собственная теплая кровь потекла по холодной, липкой от пота коже, и услышал вырвавшиеся из горла булькающие звуки. Еще один нож ударил ему сзади в шею, но скользнул вниз, наткнувшись на позвонок. Алжирец сопротивлялся, но делал это механически, не веря в успех. Он понимал, что убийцы хотят закончить все побыстрее, но из-за волнения и спешки плохо справляются с порученной работой. Он подумал о жене и детях, оставшихся дома и ждущих его к ужину. В этот миг острие кинжала нашло наконец сердце, и Саламех освободился от боли и мучителей с последним спазмом, содрогнувшим его тело.

Риш что-то негромко сказал, и тут же несколько теней склонились над умершим алжирцем. У него вывернули карманы, забрали кошелек и часы, сняли ботинки. Потом тело спустили с мостика, поддерживая за лодыжки, и на мгновение мертвый Нури Саламех повис вниз головой над черной стоячей водой, мерно накатывавшей на стены дока с обеих сторон. Водяные крысы, беспрерывно пищавшие в течение всей этой короткой схватки, выжидающе затихли. Они смотрели на происходящее своими маленькими красными глазками, в которых словно горел некий собственный внутренний свет. Лицо Саламеха, залитое ручейками крови, коснулось холодной черной воды, и тогда убийцы отпустили его. Тело исчезло практически без всплеска. Длинную галерею наполнил шум – это водяные крысы прыгали с мостика в грязную, вонючую воду.

* * *

Рабочие в масках еще раз прошлись по корпусу пистолетами-распылителями. Краскопульты с шипением умолкли. Теперь стоявший в просторном покрасочном цехе «конкорд» сверкал белой эмалью. Звуки стихли, движение прекратилось. В помещении наступила тишина. Белесый туман наполнил помещение, повиснув над самолетом, отливавшим красноватым отраженным светом. Потом призрачно замерцали инфракрасные нагревательные лампы. Заработали, отсасывая туман, кондиционеры.

Кондиционеры отключились сами, а вслед за ними погасли и нагревательные лампы. Внезапно темный цех наполнился голубовато-белым светом сотен флуоресцентных огней.

Тихо и спокойно, словно в священное место, в цех вошли люди в белых комбинезонах. Несколько секунд они молча смотрели на длинную, грациозную птицу. Со стороны могло показаться, что и воздушный корабль, стоя на длинных ногах, смотрит на них в классической высокомерно-презрительной и равнодушно-бесстрастной манере Ибиса, священной птицы Нила.

Люди принесли трафареты и распылители, вкатили двухсотлитровые бочки с голубой краской, установили лестницы и развернули трафареты.

Они работали, экономя слова. Время от времени бригадир сверялся с эскизом. Один из работавших приложил трафарет к хвостовой секции, к тому самому месту, где под свежей белой эмалью просвечивал серийный номер. Теперь этот номер стал постоянным международным регистрационным номером. «4Х» обозначали страну, которой отныне принадлежал самолет, а «LPN» превратились в индивидуальный регистрационный номер самого воздушного судна.

Стоявшие еще выше сняли с хвоста черный виниловый трафарет. На белом поле остались голубая шестиконечная Звезда Давида и под ней два коротких слова – «Эль-Аль».

Книга первая Израиль Равнина Шарона

…врачуют раны народа моего легкомысленно, говоря: «Мир! мир!», а мира нет.