Читать книгу "Кровавый отпуск - Виктор Кнут"

«Вот ведь рыжая задница! — корила себя. — Взяла и покрутила хвостом перед носом несчастного, брошенного женой мужичка. Пробудила в нем несбыточные надежды, а потом взяла и…»

«Что „и“? — тут же спрашивала саму себя. — Как положено, попрощалась, поблагодарила за поход в ночной клуб, позволила поцеловать себя в щечку. А что, ложиться под него в первый же вечер? Ну уж нет! Дудки! Ни в первый, ни во второй, ни в десятый, ни в сотый. Каким бы он ни был там несчастным и брошенным. Еще не хватает делать это из чувства товарищества! И жалости!.. А если господин Самохин изволил обидеться на меня за то, что не пригласила к себе, то он, извините, осел. И нам с ним не по пути!

Хотя в любом варианте не по пути».

Но он был иного мнения. И на шестой день обложил мою крепость фашинами и начал планомерную осаду. Слава Богу, пока лишь осаду, не штурм. Впрочем, до штурма уже оставалось недолго…

Итак, на шестой день, Самохин скромненько звякнул в дверь моей квартиры и, стоило мне глянуть в глазок, расплылся в счастливой улыбке олигофрена. К круглому пивному животику он бережно прижимал внушительный букет красных роз, который, если за него расплачиваться сполна, потянул бы на месячную зарплату врача или учителя. Вот только, я сомневаюсь, что Николаю он стоил каких-нибудь денег. Мент как-никак…

— Привет! — радостно пошевелил он усами, когда я открыла дверь, и, разве что не встав на одно колено, торжественно протянул мне цветы. Он умел порой казаться истинным рыцарем, этот Самохин. — Ничего, что я без звонка? Не спутал тебе твои планы? Если что, ты только скажи, и я отвалю…

— Да нет, все равно я бездельничаю. И даже рада, что ты зашел, — выдала я дежурную фразу. А следом еще одну, уткнувшись носом в букет. — О Боже, какая прелесть! — При всем при том, что из цветов я, порождение Сатаны, любила лишь кактусы. — Чего стоишь? Разувайся и проходи. Сейчас будем пить чай.

Весь вечер Николай вел себя, как пай-мальчик, и единственным, что я с неприязнью отметила в его поведении, были жадные оценивающие взгляды, которыми он пожирал глазами обстановку моей квартиры, мой компьютер, мой плазменный телевизор… И прагматично оценивал, сколько же за мной может оказаться приданого.

А может быть, я это только придумала. Впрочем, как бы то ни было, мне были до фонаря завидущие взгляды всяких там неустроенных в жизни Самохиных. Которым не светит вообще ничего в этой квартире…

«Надо все-таки поговорить с ним об этом, расставить все точки над i», — подумала я уже, наверное, в сотый раз, когда ровно в полночь Самохин, на прощание робко вякнув: «А может, я все же останусь?», был решительно выдворен вон. Но не сказала ни слова ни об Антоне, ни о том, что беременна, ни на следующий вечер, когда Николай приперся ко мне с огромным тортом, ни через день, когда он пригласил меня на концерт в «Юбилейный». А надо было сказать. И резко прервать эти дурацкие ухаживания совершенно несимпатичного мне мужика. Даже возместить ему все расходы — на тортики, там, на цветочки и на билетики, И не было бы тогда, возмож- но, того Геморроя, который он мне учинил. Геморроя, который пишется с большой буквы. Геморроя, который лечится не свечами и не таблетками…

…а исключительно пулями. И шоковой терапией.

* * *

Но сначала была прелюдия. В воскресенье… Или это была суббота? Или это было девятое мая? Не знаю. Я, сидя почти безвылазно дома, успела к этому времени напрочь запутаться в днях недели и датах. Так что уверена только в том, что тогда был выходной. Теплый солнечный выходной, выманивший из душных квартир всех, кто был в состоянии двигаться. Народ в легких шортиках и коротеньких юбочках битком набил улицы. Народ жадно пил пиво. Народ дружной толпой ломанулся в парк. Жарить шашлыки, загорать и пьянствовать на природе.

А я в это время возилась на кухне. Полдня возилась на кухне, зачем-то варила обед, что-то чистила, что-то мыла… Потом на все плюнула и отправилась откапывать из комода бикини и какое-нибудь дряхлое покрывало.

А не пошел бы он в задницу, этот обед! Все равно, его некому есть. Великий грех вдыхать аромат мясного бульона и горько плакать, шинкуя лук, если природа подарила хмурому Питеру такую погоду. И куда же запропастился проклятый купальник?!!

Отыскать его в туго набитом тряпьем комоде так и не удалось. В дверь длинно и настойчиво позвонили, и я, торопливо засунув обратно все барахло, которое успела вывалить на пол, пошла открывать, почти точно зная, что это Самохин. Кому еще я могла быть нужна? Последнее время обо мне помнил лишь он…

Это и правда был он… Самохин, черт побери! Пьяный в дрова! С бутылкой мартини в левой руке. С бутылкой «Посольской» в правой руке. С красной рожей и мощным чесночно-сивушным выхлопом изо рта. И с весьма недвусмысленными намерениями. Я не смогла это все разглядеть через глазок. К сожалению, не смогла и распахнула дверь.

— Привет, княжна Мэри, — пробубнил он и ввалился в квартиру. Раскрасавец!

— Ну и какого же хрена?.. — удивилась я и предприняла пустую попытку вытолкать его вон.

Приблизительно центнер проспиртованной протоплазмы против меня, весящей в два раза меньше. Это было смешным, и закончи- лось тем, что эта пьяная тварь отложила свои бутылки, подхватила меня под мышки и, легко оторвав от пола, обмусолила мне все губы.

Я обалдела!!! Застыла, как статуя, и мучительно соображала, что бы такое сказать. Но в голову приходила лишь исключительная похабщина.

— Слышь, ты, коматоза… — наконец с трудом проскрипела я, но Самохин пропустил мой скрип мимо ушей.

Произнес:

— А ну-ка, красавица, собери нам чего-нибудь закусить. Посидим, выпьем… — И, не снимая ботинок, поперся, сволочь такая, в гостиную.

А я пошла в ванную мыть с мылом рот. И обдумывать варианты как избавиться от незваного гостя.

Ничего не придумалось, и следующий час я провела на диване, обреченно наблюдая за тем, как Николай, уютно устроившись в кресле, хлещет водку и, с трудом связывая слова, пытается уговорить меня выпить с ним на брудершафт. И закрепить этот брудершафт поцелуем. И вообще выходить за него замуж. За такого хорошего, крутого и незаменимого… Короче, идиотка я буду, если упущу свое счастье, пьяное и вонючее, сидящее напротив меня со стаканом в руке.

В ответ я молчала, как Зина Портнова, и пыталась прикинуть, хватит ли у меня силенок на то, чтобы вытащить эту падаль из квартиры на лестницу, когда он допьет водку и вырубится. Но Самохин, как это ни странно, продолжал оставаться на той же стадии опьянения, что и тогда, когда ворвался в мою квартиру.

— …Ты не смотри, что я выпивши, — хрюкал он. — И даже не вздумай… Главное, в меру. А то, что я выпил, так это нормально. Это евст… это ествестенно… Выпей тоже и разбирай постель. Сегодня у нас первая брачная ночь… Хи-хи… Вернее, день… Солнечный день… Хи-хи-хи…

А я в это время размышляла о том, что теперь проще пареной репы послать урода Самохина на хрен, когда он протрезвеет и позвонит (или припрется) в следующий раз. Все, мистер гибэдэдэшник, лавочка закрывается. Не оправдал ты доверия, а потому проваливай к черту. Я не знаю тебя, ты не знаешь меня. Все при своих, а у разливочных топчется много кандидатур в твои спутницы жизни. Куда более покладистых, нежели я…