Читать книгу "Виртуоз - Александр Проханов"

Черненко был пепельного цвета, глаза не видны под кожаными чехлами век, плоти на лице почти не осталось, и оно напоминало уложенный в целлофановый пакет костяной череп. Сохранился длинный обрубок шеи с кадыком и отвисшей кожей. Из шеи выпадал трубчатый, все еще розоватый пищевод и похожей на пластмассовую трубку трахея.

Голова Горбачева была круглая, глянцевитая, целлулоидная, с аккуратным родимым пятном, очертаниями напоминавшим остров Суматра. Глаза смотрели в разные стороны, а губы, приоткрытые, беспокойные, казалось, продолжали говорить что-то частое, непрерывное, захлебывались в незавершенных лихорадочных мыслях. Черенок шеи был рваный, лохматый, словно голову отпиливали бензопилой. Плавала соединенная с шеей длинная жилка, напоминавшая медицинскую нить. Наверное, голову сначала отрезали, а потом пытались пришить.

Экспозицию завершала колба с головой Ельцина. Так выглядит огромные корявые наросты на березах, шершавые, грязно-белые. Они служат материалом для скульпторов-самоучек, которым вдруг померещится в дереве образ лешего, или дикого животного, или странного сказочного чудища. Голова выражала тупое неодолимое стремление, которое и в смерти грозило разрушением. Голову отделили от туловища сразу после отпевания в Храме Христа Спасителя, где гроб Ельцина, убранный белыми жирными цветами, казался кремовым тортом с орехами и марципанами.

На удаленных столах поблескивало множество стеклянных ваз, в которых угадывались головы видных государственных деятелей, окружавших преданной толпой былых вождей и генсеков. На каменном столе, возле сосуда Ельцина, стояла пустая колба с нежно-золотистым настоем, ожидая очередной, пока еще живой головы. Весь этот ряд голов внимательно и испытующе осмотрел Виртуоз, заглядывая в мертвые глаза, читая на ликах предсмертные переживания.

«Стоглав» был пантеоном, учрежденным по велению Сталина, который распорядился собирать в него головы государственных деятелей, в том числе и опальных. Чтобы накопленная в мозговых клетках субстанция власти концентрировалась в одном месте, увеличивая гравитацию могучих сил, сберегающих империю в ее грозные и трагические периоды. На поверхности, на брусчатке Красной площади, могли кататься легкомысленные конькобежцы, проходить развязные рок-фестивали, дефилировать развратные гей-парады, но таинственная подземная сила просачивалась сквозь толщу, сохраняя на священной площади ощущение чудовищного величия, неодолимого всесилия, заповедного волшебства, от которого у обывателя вдруг расширялись зрачки, немело сердце, останавливались часы.

Однако хранилище не было просто пантеоном или механическим средоточием мертвых голов. Тогда же, по распоряжению Сталина, оно было превращено в секретный исследовательский центр, сберегаемый органами государственной безопасности не менее тщательно, чем «атомный проект». Множество ученых — биологов и нейрохирургов, энергетиков и знатоков информатики, лингвистов и специалистов по распознанию образов — трудились в лаборатории. Они исследовали мертвый мозг, считывая запечатленную в нем информацию, которая не покидала центры памяти и после смерти. Исследовалась сама субстанция власти, бесконечные комбинации и замыслы, возникавшие в сознании властителя, позволявшие управлять огромным народом. Направлять его на войны и стройки. Подавлять недовольство. Отвлекать от мучительных нужд. Переигрывать соперников в смертельно опасной игре. Добытые данные ложились в основание Теории власти — науки будущего, которая должна была сохранить за Россией ведущее место в мире.

Виртуоз явился в лабораторию, чтобы узнать результаты последних экспериментов. А также для того, чтобы поместить свой живой, переутомленный борениями мозг в поле таинственного магнетизма, витавшего в подземельях «Стоглава». Так, утративший свои природные свойства магнит вносится в поле могучего соленоида, вновь заряжаясь от неисчерпаемого источника.

Каждая склянка была накрыта колпаком, в котором содержались микроизлучатели, источники световых и ультразвуковых импульсов, крохотные электронные пушки, генераторы элементарных частиц, невидимые датчики, микроскопические экраны и сканеры. По определенной программе, заложенной в компьютере, голова подвергалась воздействию. Просвечивалась, бомбардировалась частицами, прожигалась импульсами плазмы, прокалыва– лась лазером. Тончайшие слои облучались, охватывались кодированными сигналами, возбуждались разноцветными вспышками, будоражились вторжением звука. Крохотные генераторы тревожили мертвый мозг, извлекая из него отпечатки исчезнувших переживаний, оттиски мыслей и образов, интеллектуальные модели и стратегические замыслы. Множество световодов и волноводов, кабелей и проводников тянулось от каждого, накрывавшего банку колпака в соседнее помещение.

Суперкомпьютеры денно и нощно поглощали информацию, наращивали объем искусственного мозга, приближали его электронную копию к прототипу. В «Стоглаве» создавались электронные аналоги выдающихся политических лидеров, управлявших Россией в продолжение двадцатого века.

Виртуоз наблюдал, как в колпаках возникали едва заметные вспышки. Голова царя Николая озарялась алым, изумрудным, серебряным цветом, будто где-то, невидимый, взлетал фейерверк. Из головы Горбачева начинали истекать пузырьки — из ушей, ноздрей, приоткрытого рта. Кустистые брови Брежнева колыхались, как водоросли. Из черепа Троцкого, в том месте, где его пробил ледоруб, сочилась розоватая муть. У Сталина дергалось левое веко, будто его мучил тик.

Неслышно подошел профессор Коногонов, крупнейший нейрохирург и специалист по физиологии мозга. Любезно поздоровался:

— Давно вы не были у нас в подземном царстве, Илларион Васильевич. Видно, там у вас на земле назревают большие проблемы.

— «Мы все сойдем под вечны своды, и чей-нибудь уж близок час», — Виртуоз ненароком взглянул на пустой сосуд, предназначенный для очередной головы. Его взгляд перехватил профессор и тонко усмехнулся:

— Надеюсь, соперничество наших двух лидеров не приведет к преждевременному расчленению шейных позвонков. Хотелось бы знать заранее, чтобы позаботиться о приобретении компьютерной группы.

— Я вас предупрежу за неделю.

Оба с удовольствием осмотрели друг друга. Испытав на себе взгляд проницательных темно-синих глаз. Виртуоз подумал, что так оглядывают пациента, прежде чем снять у того купол черепа и залезть в мозг.

— Какие новые откровения в вашей работе, господин профессор? В прошлый раз мы обсуждали сталинские технологии Большого террора и использование смерти Кирова для начала массовых чисток.

— Мы сканируем срезы сталинской памяти, относящиеся к тридцать четвертому и тридцать седьмому годам. Удивительно, но все это время Сталин внимательно перечитывал Пушкина. Учил наизусть фрагменты «Медного всадника» и «Полтавы», «Клеветникам России» и «Бородинскую годовщину». Такое впечатление, что постановление пленумов, передовицы «Правды», докладные записки Ягоды и протоколы допросов Зиновьева занимали в его сознании меньше места, чем строки: «От потрясенного Кремля до стен недвижного Китая, стальной щетиною сверкая, не встанет русская земля»?

— «Большой террор», дорогой профессор, способствовал перекодированию советского общества, которое порывало с «большевизмом» и Интернационалом, расставалось с идеей «мировой революции» и превращалось в национальную империю, которой предстояло выиграть войну с Германией. Пушкин был символом русской империи. Недаром завершение массовых репрессий совпало с академическим изданием Пушкина в тридцать седьмом году и всенародным чествованием русского поэта через сто лет после его убийства. Заметьте, — не смерти, а убийства. Волна репрессий странным образом ассоциировалась с возмездием, которое с опозданием в сто лет постигло убийцу Пушкина, иноземца, врага имперской России.