Читать книгу "Дрянь погода - Карл Хайасен"

– Так я и думал, – сказал одноглазый. – Слишком далеко забрался на юг. Мог бы догадаться по небу.

Он натянул на голову цветастую купальную шапочку. Джек заметил это в зеркало, но ничего не сказал. Его больше заботило, как он объяснит отцу разбитое окно и упорное пятно на кожаном сиденье, которое, наверное, останется от дохлой белки.

– Зачем веревка? – спросил Вебо Дрейк.

– Хороший вопрос, – только и ответил одноглазый.

Через час автострада расширилась до четырех полос, и поток машин двинулся шустрее. Встречных автомобилей почти не было. У Норт-Ки-Ларго дорога разветвлялась, и незнакомец велел свернуть направо к окружному шоссе № 905.

– Вон знак, там платный проезд, – сказал Джек.

– И что?

– Понимаете, у нас денег нет.

На переднее сиденье между Джеком Флемингом и Вебо Дрейком опустилась промокшая десятидолларовая банкнота.

И вновь громыхнул голос:

– Доедем до моста – остановись.

Через двадцать минут они подъехали к мосту через пролив Кард-Саунд, соединявшему Норт-Ки-Ларго с материком. Джек притормозил и подрулил к обочине.

– Не здесь, – сказал незнакомец. – Въезжай на верх.

– На верх моста?

– Ты глухой, сынок?

Джек медленно повел машину на мост. Ветер дул безбожно, «лексус» покачивало на рессорах. На гребне среднего пролета Джек прижался к краю, насколько хватило смелости, чтобы не сдуло совсем. Незнакомец изъял у Вебо Дрейка свой стеклянный глаз и вышел из машины. Стянув с головы купальную шапочку, засунул ее за пояс штанов.

– Выходите, – приказал одноглазый молодым людям. – Обвяжете меня.

Он вставил глаз в глазницу и протер уголком банданы. Потом перелез через ограждение, развернулся и умостился над краем пропасти на коленях, просунув их между стойками перил.

Прочие беженцы от урагана притормаживали, видя безумную сцену, но остановиться никто не рискнул – слишком уж дико выглядел человек, которого привязывали к мосту. Джек Флеминг и Вебо Дрейк работали сноровисто, насколько позволяли сильный ветер и накатывавшее похмелье. Незнакомец подробно растолковал, как его следует привязать. Одним концом веревки однокашники послушно обвязали мощные лодыжки одноглазого, а другим, перекинув через бетонное ограждение, четыре раза обмотали грудь незнакомца и затянули так, что он хрюкнул. Оставшийся конец пропустили под перила и закрепили на связанных щиколотках.

Получилась крепкая упряжь, руки человека остались на свободе. Вебо проверил узлы и объявил, что завязано туго.

– Нам теперь можно идти? – спросил он.

– Вне всякого сомнения.

– А как быть с белкой, сэр?

– Она ваша, – ответил одноглазый. – Владейте.

У подножия моста Джек съехал с дороги, чтобы не мешать движению. В мусорной куче Вебо раскопал ржавую палку для штор, которой Джек выкинул труп зверька из отцовского «лексуса». Вебо держался поодаль, пытаясь закурить.

А на мосту незнакомец, стоявший на коленях под убийственно мрачными небесами, вскинул руки к набрякшим серым тучам. Вздыбленные порывами горячего ветра волосы казались ореолом серебряных искр.

– Вот чокнутый хмырь! – просипел Джек. Он перешагнул через мертвую белку и забросил палку в мангровые заросли. – Как считаешь, у него был пистолет? Потому что я своему старику так и скажу: какой-то псих с пистолетом выбил в машине стекло.

– Знаешь, чего он ждет, Джек? – Вебо Дрейк ткнул сигаретой. – Этот бешеный идиот – он ведь ждет урагана.

Молодые люди стояли в двухстах ярдах от моста, но видели, как одноглазый незнакомец безумно скалится вгрызавшемуся в него ветру. В сумраке светилась его улыбка.

– Атас, – сказал Джек, – сваливаем отсюда к чертовой матери.

В будке контролера платной дороги никого не было, и парни, просвистев мимо на скорости пятьдесят миль в час, влетели на парковку «Алабамского Джека». Там они истратили полученную от одноглазого десятку на четыре банки холодной вишневой колы, которую и выпили по дороге вдоль Кард-Саунд. Пустые банки из машины выбрасывать не стали.

Бонни разбудил шум. Хлопнула крышка чемодана. И что это означает, когда полностью одетый муж пакует вещи в четыре утра?

– Хотел сделать сюрприз, – сказал Макс.

– Бросаешь меня? – спросила Бонни. – Всего через две ночи?

Макс улыбнулся и присел на кровать.

– Я пакую наши вещи.

Он хотел погладить Бонни по щеке, но жена, прячась от света, зарылась лицом в подушку. Дождь усилился, струи лупили в окно высотного отеля горизонтально. Бонни радовалась, что супруг одумался. ЭПОБ подождет до другого раза. Она выглянула из подушки и спросила:

– Милый, аэропорт открыт?

– Честно говоря, не знаю.

– Может, лучше сначала позвонить?

– Зачем? – Макс похлопал по одеялу, повторявшему изгиб бедра жены.

– Мы ведь возвращаемся домой, да? – Бонни села в кровати. – Ты же для этого пакуешься.

Оказалось, нет.

– Мы едем за приключениями! – объявил Макс.

– Понятно. А куда?

– В Майами.

– Это и есть сюрприз?

– Он самый. – Макс стянул с Бонни простыни. – Вставай, ехать долго…

Бонни даже не пошевелилась.

– Ты серьезно, да?

– …а мне еще нужно тебе показать, как снимают видеокамерой.

– У меня есть предложение получше, – сказала Бонни. – Остаться здесь и три дня не вылезать из постели. От темна до темна, а? Так, чтоб стены ходуном ходили. Разумеется, если ты хочешь такого приключения.

Но Макс Лэм снова подскочил к чемоданам.

– Ты не понимаешь! Такой шанс выпадает раз в жизни.

Ага, подумала Бонни, шанс угробить медовый месяц.

– Я бы предпочла остаться там, где сухо и тепло. И даже буду смотреть по «Спектравижну» «Эммануэль-IV», как тебе вчера хотелось. – Бонни считала это серьезной уступкой.

– Пока доберемся до Майами, – говорил Макс, – заваруха кончится. Да уже, наверное, кончилась.

– Тогда какой смысл?

– Сама увидишь.

– Макс, мне не хочется. Прошу тебя.

Муж сел рядом и крепко, по-отечески ее приобнял. Бонни уже знала, что сейчас он заговорит со своей молодой женой, как с шестилетним ребенком.

– Бонни, прекрасная моя маленькая Бонни, послушай меня. В «Мир Диснея» мы съездим когда угодно. Стоит только захотеть. А ураганы случаются редко. Ты же слышала, милая, что говорил синоптик? Он назвал это «Бурей века»! Часто ли выпадает человеку увидеть такое?

Его покровительственный тон был невыносим. Настолько невыносим, что Бонни согласилась бы на что угодно, лишь супруг заткнулся.