Читать книгу "Второй после президента - Сергей Донской"

– Кому?

– Тебе, отец… Э-э, семье.

– Родина понесла убытки, родина! – завопил Председатель, ноздри которого раздулись, как у дракона, приготовившегося выпустить порцию дыма. – Своими необдуманными действиями ты бросил тень на весь китайский народ, мальчишка!

Сорокалетний «мальчишка» поджал ноги, шмыгнул носом и потупился. Ему хотелось провалиться сквозь землю, но это было только начало его мучений. Брезгливо взяв с журнального столика досье на сына, Председатель несколько раз взмахнул им в воздухе и внезапно швырнул через всю комнату, так, что после удара о стенку рассыпались страницы. При своей фотографической памяти Дзинтяо вполне мог обходиться без подсказок, а наигранная ярость понадобилась ему для того, чтобы произвести неизгладимое впечатление на сына.

Он знал, как обращаться с людьми. Своего владыку они должны любить и бояться. Одного обожания мало – оно подобно солнцу, растапливающему волю и мозги. Страх без любви сковывает людей, словно зимняя стужа. То и другое вместе дают наилучший результат.

– Неужели тебе мало тех денег, которые ты уже имеешь? – вскричал Дзинтяо, вставая. – Неужели ты не понимаешь, что все твои миллионы подобны степной пыли на ветру? Ты похож на ребенка, гоняющегося за бабочками вместо того, чтобы владеть миром.

– Миром, – машинально повторил Хайфон, поправляя очки, едва не свалившиеся с него во время отцовской тирады.

– Да, сын мой, тысячу раз да! Только власть над людьми дает настоящее наслаждение. Конечно, богатый человек тоже повелевает другими, однако возможности его ограничены, а положение шатко. Скажи, что стало бы с тобой, если бы не я, твой отец?

– Благодарю, благодарю тебя за все, что ты для меня сделал…

– Ты не ответил на мой вопрос, – перебил Дзинтяо.

– Я… мне… моя…

– Ну что ты блеешь, как овца, отбившаяся от стада!

– Против меня открыли уголовное дело, – пожаловался Хайфон, лицо которого приняло чуть ли не плаксивое выражение. – Они угрожают, что все равно доберутся до меня.

– Вздор, – отмахнулся Дзинтяо. – Пока я у власти, ни один волосок не упадет с твоей головы. – Сделав паузу, он многозначительно добавил: – Без моего ведома.

После такого уточнения облегчение блудного сына оказалось не таким полным, как ему бы того хотелось. Отец немного походил по комнате, заложив руки за спину, посопел раздраженно и заговорил:

– Впрочем, ты можешь уехать в любую страну, если хочешь. Что тебе делать в Китае? Здесь тирания, тоталитарный режим, произвол властей. Ведь именно так ты считаешь, признайся?

– Нет! – ужаснулся Хайфон. – Нет, отец, нет!

– Как же «нет», когда «да»? Ты произнес эти слова во время телефонного разговора с американским партнером. Он, наверное, очень порадовался таким откровениям наследника Председателя… – Не прекращая расхаживать вокруг дивана с понурившимся Хайфоном, Дзинтяо досадливо щелкнул языком. – Но самое возмутительное, что ты посмел сравнить великий Китай с жалкой Северной Кореей. Какая болезнь омрачила твой ум?

– Ты знаешь, отец, что я долго не был дома, – заговорил Хайфон, глядя в пол и тщательно подбирая слова. – И вот, вернувшись, я обнаружил, что немного отвык от наших традиций. После жизни в Европе и Гонконге некоторые обычаи показались мне… показались… – Поискав замену слову «дикими», он кашлянул и произнес: – Странными.

– Какие же? – нахмурился Председатель, остановившись напротив сына и глядя на него сверху вниз.

– По пути из аэропорта, – приступил к рассказу Хайфон, – моя машина остановилась возле базара. На площади у входа собралась толпа. Я послал шофера узнать, в чем дело, и он выяснил, что там избивают мальчика, укравшего дешевый фонарик. Когда народ стал расходиться, я увидел мальчика, лежащего на мостовой в луже крови. Он был мертв. Прибыли полицейские, бросили труп в фургон и уехали, не задав зевакам ни одного вопроса. Они не стали проводить расследование, понимаешь, отец?

– Если тебе не нравятся наши порядки, – ехидно заметил Председатель, – поезжай в Намибию. Уж там-то ты не станешь жаловаться на бездеятельность полиции. – Довольный своей шуткой, он расхохотался, запрокинув голову; затем, внезапно помрачнев, сказал, скрестив руки на груди: – Ты, конечно, знаешь, что не так давно у нас были наказаны тысячи чиновников, обвиненные в воровстве, взяточничестве и коррупции. Многие из них приговорены к расстрелу. Преступление есть преступление, независимо от его размеров. Сегодня мальчик крадет фонарики, а завтра вступит в «Триаду» и станет работать на мафию. Мы не имеем права щадить преступников, иначе они станут плодиться, подобно паразитам. – Пристально глядя на сына, Председатель помолчал, определяя, ясно ли он выразился. – Ты можешь жалеть преступников в глубине души, но не имеешь права высказывать сочувствие вслух, как это было сделано вчера вечером, когда ты находился на вечеринке у английского дипломата.

Хайфон вздрогнул. Сколько он помнил себя, столько вздрагивал, потел, бледнел и заикался под уничтожающим отцовским взглядом. Это было унизительно. Это было мучительно. Хайфон даже не знал, кого сильнее ненавидел в такие минуты – грозного отца или самого себя.

Конечно, ему было известно, что за ним ведется круглосуточная слежка, но он не подозревал, насколько хорошо отец осведомлен о каждом его шаге. Вчерашняя коктейль-пати могла обернуться Хайфону крупными неприятностями. Помнится, зашел разговор о телевизионном сюжете, в котором китайцы передавали северокорейским пограничникам восьмерых корейцев-перебежчиков. Хайфон, стоявший возле оживленно беседующих дам, обронил, что если китайца, убежавшего в другую страну, ожидает каторга, то корейцев, несомненно, расстреляют. Этим он хотел сказать, что у него на родине царят не такие жестокие нравы, как в Северной Корее, но одна из англичанок сурово посмотрела на него и отчеканила:

«Если вы знаете об этом, то почему же вы отправляете несчастных в эту ужасную страну? Сшиваете их вместе проволокой за ребра, сбрасываете, орущих от боли, на землю и волочите эту кровавую вереницу на корейскую сторону… Не кажется ли вам, что это еще более бесчеловечно, чем просто расстреливать перебежчиков?»

К счастью, Хайфон не нашелся с ответом, а просто пожал плечами. Или шпионы успели проинформировать отца и об этом невинном жесте? Может быть, в данном случае молчание будет расценено как согласие?

Хайфон правильно угадал ход мыслей своего отца. Качнувшись с пятки на носок и обратно, тот сказал:

– Тебе следовало объяснить тем напыщенным англичанкам, что Китай не может позволить себе кормить непрошеных гостей. Нас и так слишком много. Зачем же нам еще корейцы?

Оставалось лишь с виноватым видом развести руками, что Хайфон и проделал. Уже довольно давно семье в Китае было запрещено рожать более одного ребенка в городе, и более двоих детей – в сельской местности. Конечно же, снизить с ходу рождаемость не удалось, и китайцы продолжали плодиться стремительно, словно личинки червей в протухающей на солнце конской туше. Незаконнорожденных с рождения зачисляли в изгои, лишая их паспортов и права на труд. За каждого лишнего ребенка семья должна была заплатить непомерный штраф, а то и лишиться крыши над головой. Не удивительно, что чужаков попросту вышвыривали из страны, нимало не заботясь об их дальнейшей судьбе. Здесь, в отцовских апартаментах, это представлялось Хайфону совершенно оправданным и естественным. В присутствии же иностранцев ему бывало неловко, как будто его родители собственноручно пытали и казнили преступников.