Читать книгу "Заступник. Твари третьего круга - Арина Свобода"

Она замялась, – дальше никак не придумывалось – но госпожа Игги пришла на помощь.

– Интересный вопрос, – учительница улыбнулась. – Может, спросим у ребят? Прежде чем я выскажу свое мнение, было бы интересно послушать, что думают по этому поводу твои одноклассники, правда?

Ланка с облегчением кивнула и упала на стул – пронесло! А госпожа Игги уже расхаживала перед зеленой доской, изящно жестикулируя и обращаясь сразу ко всем ученикам:

– Итак… Давайте попробуем разобраться, что же несет Заступник людям: добро или зло? Ну, кто хочет сказать? Да, Микаэль?..

Мик лениво поднялся, стрельнул глазами в сторону Ланки и заговорил:

– Так чего хорошего-то? Они же того, преступники… А он, значит, им помогает. Так неправильно.

– Угу, – госпожа Игги довольно покивала. – А что ты скажешь насчет стихотворения, которое мы сейчас проходим?

– А чего насчет стихотворения? – Мик явно растерялся – похоже, не одна Ланка забыла подготовиться к уроку.

– Ну как же – великий поэт Айм Граниш написал свое произведение «К Заступнику», так?

Микаэль неуверенно кивнул. Учительница чуть заметно нахмурилась, но продолжила:

– В этом произведении поэт обращается к мифическому персонажу – к Заступнику – со следующими словами: «Сон мой возьмешь в ладони/ Ночь станет добрым другом/ Вечно же будь свободен/ Вечно иди по кругу…»

Госпожа Игги замолчала и вопросительно приподняла бровь. Мик пожал плечами:

– Ну да… И что?

– Как что? – всплеснула руками учительница. – Ведь поэт обращается к Заступнику, как к другу. Благодарит его! То есть, тем самым говорит нам, что деяния этого человека несут благо! Ты согласен с этим, Микаэль?

– Не-а, – парень упрямо помотал головой. – Если чего натворил – пусть отвечает!

Ланка вдруг вспомнила смешной розовый плеер в белой от холода руке. И неожиданно для себя тихо сказала:

– А может, он не виноват?

Почему-то эти негромкие слова услышали все. Тридцать пар изумленных глаз уставились на Ланку, успевшую пожалеть о том, что вообще затеяла этот разговор. Пусть бы двойку поставили – велика беда!

– Алана… – госпожа Игги успела подойти и теперь пыталась заглянуть в Ланкино низко опущенное лицо. – Алана! А разве может сон прийти к тому, кто не виноват?

– Нет, – буркнула Ланка.

– Тогда что означают твои слова? Объясни нам, пожалуйста.

Ланка вздохнула. Как можно объяснить то, чего сама не понимаешь? Только мелькают иногда на самом краю сознания странные, пугающие мысли. Вот, как сейчас.

– Не знаю, – честно призналась она. – Мне… просто так подумалось. Простите, госпожа Игги.

– Ну что ты, девочка. Это замечательно, когда человек не просто слепо воспринимает то, что пытаются вложить в него учителя, родители или еще кто-то. Только думающий и может называть себя человеком. Взрослым человеком!

От этих слов в груди у Ланки похолодело. Взрослым. Самостоятельно отвечающим за свои поступки. Замерзающим на белой скамейке…

Ланка сердито выдохнула. Хватит! Она не собирается делать ничего, за что придется расплачиваться! А если подобное и случится – по нелепой случайности, не иначе, – она не будет бегать от заслуженного наказания, как трусливая крыса!

* * *

Глава 2

Зима медленно спускалась на поселок с горных вершин. Каждое утро Никел наблюдал, как расширяется граница снежного царства. Сначала во власти зимы оказались горные луга, затем она выбелила могучие ели на склонах, а еще через неделю почувствовала себя полноправной хозяйкой. Прикрыла грязные дороги беленым полотном, расшила морозными узорами маленький поселок. И от этого у всех сразу появилось радостное праздничное настроение. У всех, кроме Фолка.

После дня рождения Фолк совсем забросил школу, стал пропадать целыми днями на другом конце поселка, за рекой, с друзьями и девчонками. Пытался найти то одну работу, то другую, и поздно возвращался домой, если вообще возвращался. Он все больше мрачнел. Ник рассказывал брату смешные истории, вычитанные в книжках, ластился, как щенок, но в глазах Фолка появился неяркий опасный огонек. Так что и подойти к нему лишний раз было страшно.

Зато теперь Нику не нужно было по ночам тайком пробираться в родительскую спальню. Стычки с призрачной мглой давались ему нелегко. Наутро он чувствовал себя разбитым. Почему-то больше всего болели глаза, да так, что Ник не мог даже смотреть на свет, не говоря уж о том, чтобы идти в школу. Мама прикладывала прохладную руку к его пылающему лбу и позволяла остаться дома. Он валялся в постели и перечитывал любимую книгу о Зорком Рыцаре.

В последнее время мама помолодела. Это заметили все, даже отец. Вернувшись из сна, отец смотрел на нее исподлобья, точно не узнавал. Как будто сравнивал ту, вечно уставшую и запуганную, с этой – смешливой и разговорчивой. Иногда его свинцовый взгляд останавливался на младшем сыне. В эти минуты Нику хотелось вжаться в стул, и он находил любой предлог, чтобы выскользнуть из дома и побродить в одиночку по колено в снегу за околицей или съехать с горы на старой автомобильной камере, если там не было соседских мальчишек. Но иногда стычек избежать не удавалось…

Никел зазевался, любуясь тревожно-красным, как глаз чудовища, солнцем, спускавшимся за плотные дымные столбы из печных труб. Вайет, подло подкравшись сзади, столкнул его с горы под улюлюканье друзей. Ватага мальчишек скатилась следом, догнав жертву у подножия. Вайет напихал Нику полные горсти снега за пазуху, а напоследок засунул головой в сугроб. Колючий снег набился в нос и рот, так что не продохнуть.

Вырвавшись из цепких, словно обезьяньих, лап, Никел, отплевываясь, бежал домой в быстро сгущавшейся синеве. Злые горячие слезы застилали глаза. Он сердито оттирал их кулаком. Гадский Вайет! Шакалы! Впятером на одного! Был бы тут Фолли, он бы им показал! Чтоб им навсегда заблудиться в Темном городе! Задыхаясь от быстрого бега и обиды, он торопился в безопасное тепло родного дома, туда, где одинокий фонарь моргал подслеповатым глазом.

Ник долго топтался в сенях, не решаясь войти. Обмел веником снег с пальтишка и ботинок, утерся рукавом рубашки. Щеки горели, голова в ушанке взмокла, а ноги отмерзли так, что он не чувствовал пальцев. Нужно быстрей проскочить в свою комнату, чтобы мама не увидела. Ник толкнул тяжелую дверь и обмер. Перевернутый обеденный стол, рядом лавка с треснувшей ножкой. Кружевная занавеска сиротливо висит на сорванной с окна веревке. На полу осколки разбитых тарелок, рассыпанные ложки, пятна крови. Тяжелая духота, кислый противный запах. И тишина… Только ветер завывает в потухшем камине.

По спине побежали мурашки. Во рту пересохло.

– Ма-а-ам?!

Из родительской спальни раздался слабый стон.

Он кинулся на звук, с разбегу ударил дверь ногой. На кровати лежала женщина в маминой одежде с распухшим лицом и разбитыми в кровь губами. Рука до локтя замотана тряпкой, на которой расплылись багровые пятна.