Читать книгу "В дурном обществе - Энн Грэнджер"

Потом он шумно отхлебнул горячего кофе, и я поняла, что его слизистые тоже утратили способность различать горячее и холодное. Свой кофе я пила осторожно, мелкими глотками — он до сих пор был почти невыносимо горячим. Непонятно, зачем его продают таким раскаленным? Ведь знают, что пассажиры ждут поезда и у них совсем мало времени на то, чтобы выпить кофе.

— Я только что из метро, — продолжал мой сосед, подтвердив мою раннюю догадку. Он ткнул пальцем в сторону входа в метро, который располагался сбоку, у билетных касс. — Там тепло и уютно. В такое время года я почти все время провожу там, пока копы не выставляют меня вон. Подонки они бесчувственные, вот что! Вынуждают меня ночевать на улице, в подъезде и так далее, а там просто зверский холод!

Я могла бы с ним согласиться, потому что знала, о чем он говорит, но ничего не ответила, мне не хотелось его поощрять. Правда, спохватилась я поздно, и ему уже не требовалось поощрения.

Мой новый знакомый шумно высморкался и вытер нос рукавом.

— От холода грудь так и ломит!

— Не пробовали пойти в ночлежку Армии спасения? — спросила я.

— Никогда не сплю в ночлежках, только если нет другого выхода, — с достоинством ответил Алби. — У них там пунктик насчет ванн… А что хорошего в ванне? Смывается естественная смазка. — Он с шумом втянул в себя воздух, посопел, фыркнул и спросил:

— У тебя есть работа, дорогуша, или ты живешь на пособие?

— Сейчас у меня нет работы, — ответила я. — Была официанткой в одном кафе, но оно сгорело.

— Жаль, — посочувствовал он. — Небось кафе подожгли, чтобы получить страховку?

— Нет, просто забыли выключить жаровню на ночь.

— Жуть, — ответил он.

— Я хочу стать актрисой, — вдруг сказала я, сама не знаю почему. Может, для того, чтобы он перестал шмыгать носом.

— В Сохо в барах всегда требуются девушки. Они там и напитки разносят, и танцуют стриптиз. Говорят, неплохо зарабатывают.

— Я хочу стать актрисой, Алби! — возразила я. — Актрисой, а не стриптизершей! Ясно?

— Ну да, драматической актрисой! — с важным видом кивнул он. — Я знаю, что это такое. Я не невежда. «Быть или не быть, вот фишка в чем!»

— «Вот в чем вопрос», Алби! — Я и сама не знала, почему беседую с ним, но понимала, что под слоем грязи кроется добродушная общительность. И потому я как-то не могла приказать бедному старику проваливать.

— Я тоже когда-то выступал на подмостках. — Он откинулся на металлическую спинку и с мечтательным видом уставился на лоток с закусками.

Другие пассажиры предпочитали обходить нас стороной, и мы сидели в уютном уединении.

Я подумала, что старик еще не растерял навыков, раз ему удалось так легко раскрутить меня на чашку кофе. Но следующие его слова меня просто сразили.

— Я выступал в мюзик-холле, — продолжал он. — Теперь-то таких представлений, варьете, больше нет. Телевидение — вот что нас погубило. И все-таки мы чудесно выступали в варьете.

— Продолжайте, Алби. — Его слова удивили меня и по-настоящему заинтересовали. Бедняга! Оказывается, он — представитель творческой профессии… Его слова лишний раз доказывали, что нельзя судить человека по его внешнему виду. Выступал в варьете — а посмотрите на него сейчас! Господи, неужели и я когда-нибудь такой стану? Буду бездомной, совсем спятившей старухой, которая таскает все свое имущество в паре пакетов…

— У меня были пудели, — сказал он. — Пудели — они очень умные. Быстро всему обучаются. У меня три их было. Мими, Чау-Чау и Фифи. Исполняли разные трюки. Ты и представить себе не можешь, до чего они сообразительные! Играли в футбол, ходили на задних лапах, изображали мертвых. Мими возила Фифи в детской коляске, одетая как няня, в кружевном чепце, а на Фифи я надевал детский чепчик. Но самым умным из них все-таки был Чау-Чау. Он у меня считал и угадывал цифры. Бывало, я поднимаю карту с цифрой, а он лает нужное число раз. Конечно, мне приходилось подавать ему сигнал, но зрители-то этого не видели! Чау-Чау был самым лучшим моим псом, и учить его было одно удовольствие. Очень он уважал крепкое пиво. Бывало, готов был что угодно сделать ради кружечки пивка.

— Хотелось бы мне взглянуть на ваше представление, — искренне сказала я, но не спросила, отчего он перестал выступать. Если честно, мне и знать не хотелось. Может быть, просто спад спроса на варьете, но, скорее всего, все дело было в его пристрастии к спиртному. Наверное, Алби начал выходить на сцену пьяным, пару раз не мог выступать, подвел устроителей — и конец. Интересно, что случилось с Мими, Чау-Чау и Фифи.

Как будто прочитав мои мысли, он сказал:

— Когда я перестал выступать, я уже не мог их прокормить. Я и себя-то не мог прокормить, не то что их… Умные они были собачки. Их забрала одна женщина и обещала пристроить в новые семьи. Надеюсь, она хорошо их пристроила. Я просил ее, чтобы их взяли вместе. Они ведь привыкли друг к другу. Но, наверное, их все-таки разлучили. Кто ж захочет взять сразу трех собак? Они, наверное, очень тосковали.

Я подумала, что тосковали не только пудели.

Старик взял себя в руки — как мне показалось, с большим трудом.

— Ну а чем ты еще занимаешься? — спросил он. — Как подхалтуриваешь, как говорится у нас в профессии? — Он явно решил, что мы с ним коллеги, люди искусства.

— Помогаю другим искать разные вещи. Исполняю работу детектива — неофициально, конечно, — ответила я, стараясь не выглядеть самодовольной.

Старик поставил стаканчик на лавку и уставился на меня во все глаза:

— Выходит, ты вроде частного сыщика?

— Вроде, хотя и не по-настоящему. У меня нет конторы. Пришлось бы вести бухгалтерию, платить налоги и все такое. А я работаю неофициально. Без лицензии.

— И как… — очень медленно произнес он. Когда я позже вспоминала его слова, то сообразила, что он говорил очень серьезно. Мне бы тогда встать и убежать, но я сдуру не сообразила. — И как, получается?

— Да вроде неплохо, — ответила я, хотя меня и кольнула совесть, потому что до сих пор мне пришлось расследовать всего одно дело. Но оно мне замечательно удалось, поэтому проигрышей у меня не было ни одного, а ведь так про себя могут сказать немногие детективы, верно?

Мой новый знакомый довольно долго молчал, за что я была ему только благодарна. С перрона начали заходить люди, — значит, движение восстановилось. Должно быть, сломанный состав починили или отогнали на запасный путь.

— Когда ночуешь на улице, как я, приходится видеть много всякого.

— Что? — Я выглядывала в толпе пассажиров Ганеша и потому не расслышала, что говорил Алби.

Он охотно повторил и продолжал:

— Только я предпочитаю смотреть себе под ноги. Неприятности мне ни к чему. Как и всем, кто вынужден всю ночь проводить на улице. Они много всякого видят, только помалкивают. Особенно много всего видят мусорщики, которые объезжают рестораны и другие заведения. Им надо успеть до утра. Так вот, они много всякого замечают, только никогда ничего не рассказывают. Поэтому мусорщиков никто не беспокоит, а ведь только так они и могут спокойно работать, верно?