Читать книгу "Долгая дорога домой - Александр Афанасьев"

Я ждал от него того, что он снова упомянет Абашидзе, но Пескарев просто смутился.

– Откуда у него это?

– Хороший вопрос. Я бы поинтересовался вдобавок – зачем все это здесь?

Пескарев какое-то время думал, но потом решил пустить в ход козыри:

– Генерал-губернатор Абашидзе отзывался о вас как о патриоте.

Опять это слово.

– Только поэтому я разговариваю с вами, а не передал эти документы дальше.

– Хорошо. Если... если так, то вот вам ответ. Есть определенные экспортные ограничения, понимаете?

– Нет.

– Ну... скажем, «Шкода». Вы знаете заводы «Шкода»?

– Не бывал, но слышал.

– Один из крупнейших машиностроительных концернов Европы. В принципе, с ними может сравниться только Крупп, ДЕМАГ... если не считать наших. Несколько заводов, каждый из которых, можно сказать, шагнул в двадцать первый век. Поставщики и подрядчики во всем мире, продукция от механических мясорубок до крылатых ракет высокой точности. У них есть подразделение, занимающееся энергетическим машиностроением – котлы с кипящим слоем, котлы на обедненной угольной пыли, турбины, рассчитанные на критические и закритические параметры теплоносителя, – все это у них есть. Но в атомное машиностроение они не суются. И знаете, почему?

– Почему же?

– Ограничения. Проклятые ограничения, Вашингтонская конвенция о нераспространении. Она просто не дает нам жить, не дает дышать, все друг за другом следят. И знаете, почему на распространение технологий наложены такие жесткие ограничения?

– Вероятно, чтобы они не попали не в те руки.

– Верно! Но не в том смысле, какой вы в это вкладываете. Дело в том, что основные залежи урана расположены в Африке, Афганистане, Австралии – то есть в захолустье. А все технологии – у стран первого мира. Они их охраняют, чтобы не дать дешевую энергию развивающимся странам. Потому что, если к тем же бурам попадут современные атомные технологии – они будут топить свои топки не углем, они перестанут торговать желтым кеком и начнут торговать энергией, а германцы с их каскадами африканских АЭС просто разорятся!

– А в чем наш интерес?

Вопрос застал Пескарева врасплох, я это видел.

– Ну... мы заработаем деньги – это раз. Приобретем новых друзей – это два...

– А старых потеряем...

– Да бросьте! Немцы нам кто угодно, но только не друзья. Они нас боятся, а страх рождает ненависть. Они зарабатывают на нас деньги, но считают нас дикарями, которых должен колонизировать германский капитал, потому что тевтонским мечом нас колонизировать невозможно.

Если я правильно помню цифры по сотрудничеству – еще неизвестно, кто кого колонизирует. Прошли те времена.

Пескарев подмигнул.

– Есть схема, позволяющая неплохо зарабатывать. Почему я назвал «Шкоду» – шкодовские турбины отлично поддаются конвертации. То, что можно производить – производит «Шкода», а то, что нельзя – производим здесь мы. Если все это объединить – то получится набор для постройки пятисотмегаваттного реактора.

Уму непостижимо. Так, возможно, и немцы, и итальянцы, и североамериканцы из-за этого и нервничают? Чисто коммерческий интерес, понятно же, что те, кто нарушает эмбарго, зарабатывают огромные деньги. Может, на нас так косо смотрят из-за нечестной игры здесь?

– Давайте пройдемся по цехам... – сказал я.

По цехам мы прошлись – ничего особенного. Обычное производство так называемого пятого передела – то, в которое впускают в белых халатах и в одноразовых бахилах.

То, что я искал, я нашел, когда мы вышли из цехов. Везде был постелен готовый зеленый ковер, орошаемый из опрыскивателей, а в одном месте его сняли, прямо как он и был, квадратом, а опрыскиватель продолжал работать, и получилось грязное месиво. В него я и вступил по неосторожности, сойдя с пешеходной дорожки, хорошо, что бахилы еще не снял. Глянул вниз – и похолодел.

Вид грязных, испачканных бахил кое-что мне напомнил. Днище «Хорьха», когда я его осматривал...

– Осторожнее... С дорожек лучше не сходить, – сказал Пескарев.

– Интересно. Я думал, что в Персии нет глин...

– Почему нет? Есть же в стране гончарные изделия, они не из привозной глины делаются. Здесь это единственное месторождение, других нет.

Естественно, штурмовать Екатеринбург-1000 что в одиночку, что с другими людьми – нашел бы, найти не вопрос – я не мог. По многим причинам. Оставалось только ждать.

30 июня 2002 года

Варшава, штаб Висленского военного округа

К счастью, а может быть, и к несчастью – гусары не читают газет. Не потому, что не умеют читать, а потому, что презирают всю эту досужую болтовню. Труп пана Ковальчека обнаружила приходящая домработница двадцать девятого утром – у нее был свой ключ, она пришла убраться в квартире и, как только открыла дверь, почувствовала неприятный, подозрительный запах. Пытаясь найти его источник, она осторожно прошла в комнату и... взвыла, как сирена автомобильной сигнализации.

Прибывшая полиция в раздувшемся и источавшем отвратительное зловоние трупе – в эти дни в Варшаве держалась жара – опознала квартиросъемщика, пана Юзефа Ковальчека, больше тут никого быть не могло. Тут же нашли и передали на экспертизу три гильзы, тело отвезли в морг, на вскрытие.

Конечно, полиция предпочла бы хранить это дело в тайне, но шила в мешке, как известно, не утаишь. У любого репортера, занимающегося криминальной хроникой, существует рация со сканером полицейской волны, однако в этот раз полиции удалось вывезти тело до того, как на место прибыли первые журналистов, а потом они задержали на сорок восемь часов домработницу и не допустили журналистов к месту преступления. Тем самым они сделали себе хуже – в дневных газетах Варшавы появились сообщения о том, что известный диссидент пан Юзеф Ковальчек, профессор университета, арестован из-за своих политических взглядов. Таким образом полиция, сама того не желая, сильно усугубила свое положение, загнав себя в угол. Потому что уже к вечеру подкупленный репортерами сотрудник полиции сообщил, что пан Юзеф Ковальчек мертв, более того – убит. В вечерние газеты это не попало, но утренние вышли с аршинными заголовками. Естественно, в них было сказано, что пан Юзеф убит кем-то по наводке властей за то, что говорил неудобную правду, и именно поэтому власти скрывают правду о его смерти.

Полиция тем временем шла по следу – по тому самому, который и предвидел неизвестный убийца.

Днем в морге Варшавского университета было сделано вскрытие и выписано свидетельство о смерти. Причина смерти – пулевое ранение, одна из пуль повредила желудочек сердца. С такими ранениями не живут. Еще две пули прошли менее точно, одна вообще не задела никаких жизненно важных органов, еще одна повредила позвоночник. Все три пули были извлечены, отсканированы и отправлены на экспертизу. Двадцать лет назад о таком приходилось только мечтать – на трассологическую экспертизу уходило до месяца, центрального файла не было вообще. Сейчас – пули был отсканированы специальным сканером, позволяющим строить трехмерные изображения объекта, данные были отправлены не фототелеграфом, а через спутник на центральный компьютер МВД. В нем содержалось больше четырехсот миллионов (!!!) записей с изображениями самых разных пуль, полученных при обстреле продаваемого в частные руки оружия, извлеченных из тел убитых, выпущенных при обстреле изъятого у преступников оружия. Компьютер быстро определил полученное из Варшавы, как пули калибра 9 парабеллум, выпущенные, скорее всего, из пистолета марки «Орел» производства оружейной фабрики в Радоме, в Висленском крае[6]– там были специфические следы от выбрасывателя на гильзе, да и «Орел» этого калибра производился только малыми частными фабриками на заказ, там, в Радоме. Из четырехсот миллионов возможных вариантов разом осталась восемьдесят одна тысяча – с ними компьютер и начал работать.