Читать книгу "Дом Евы - Садека Джонсон"

все она! Сказала, ей деньги на автобус нужны. Повисла на мне, я и поделать ничего не успел.

– Врешь! – прошипела я. – Это ты виноват!

– А ну вали отсюда. – Мама вскинула руку, будто собиралась сделать предупредительный выстрел. Из хвоста у нее выбились пряди, а кожа – обычно такого же орехового оттенка, как у меня, – побагровела.

Я повернулась к Липу, чтобы увидеть, как он отреагирует. Наконец‐то мама приняла мою сторону! И тут я поняла: она смотрит на меня. Она это мне говорит. Меня винит. Ее взгляд резал меня как ножом.

– Давай, иди отсюда, из молодых да ранних!

Я подхватила четвертак, а когда подошла к двери, мама меня еще и в затылок пихнула.

– Нечего лезть к моему мужику! Веди себя как ребенок!

Она с такой силой захлопнула за мной дверь, что дверные петли аж затряслись. Я двинулась вниз по крутым ступеням, хватаясь за перила, чтобы не упасть. На улице я попыталась прогнать из головы всю эту сцену, но пока бежала три квартала до автобусной остановки, все так и чувствовала впившиеся в меня пальцы Липа и обжигающую ярость Инес.

Автобус подъехал к тротуару, когда мне оставалось полквартала. Я пустилась бежать быстрее – колени под юбкой ходили туда-сюда, сумка колотилась о бедро. Я закричала и замахала руками, пытаясь привлечь внимание водителя. Оставалось всего несколько метров, и тут дверь закрылась. Я успела постучать кулаком по металлической обшивке автобуса.

– Подождите, пожалуйста! – заорала я.

Но водитель отъехал от тротуара, будто не слышал меня. Будто я не имела никакого значения. Будто меня не существовало. Я швырнула школьную сумку на землю, потом наклонилась и сплюнула, чтобы избавиться от невыносимого вкуса Липа во рту.

Глава 2

Вашингтон, округ Колумбия, октябрь 1948 года

В строю

Элинор

Элинор деловито шагала по территории университета Говард, сжимая в правой руке письмо. На штемпеле была эмблема Альфа Бета Хи, так что она знала – внутри то, чего она ждала: ответ на ее просьбу о вступлении в сестричество.

Весь прошлый год она наблюдала за девушками из Альфа Бета Хи, за тем, насколько важную роль они играли в университете. Шикарно выглядели – всегда в одинаковых сиреневых шарфах, облегающих трикотажных свитерах, в туфельках на каблуке и с блестящими кудряшками. Занимались важными вещами – организовывали передвижные библиотеки для детей сельского Юга, рисовали плакаты в помощь Мэри Чёрч Террелл, которая неустанно боролась с запретом для чернокожих посещать общественные места, и собирали еду для бедных. А еще – и это самое важное – они круче всех в университете танцевали степ. Когда они встряхивали хорошенькими головками, что‐то выкрикивали, притопывали и прихлопывали, все вокруг останавливались и смотрели. В университете были и другие сестричества, но девушки в серебряном и сиреневом явно были круче всех – а теперь Элинор перешла на второй курс, наконец получила право претендовать на вступление в сестричество, и ей очень хотелось в АБХ, как их часто называли.

Она пересекла газон, стараясь не наступить на студентов, которые занимались или отдыхали между лекциями на траве, и взбежала по лестнице к своей комнате в общежитии, по пути нечаянно отдавив какому‐то молодому человеку ногу – уж больно она была большая.

– Ох, извините! – крикнула Элинор через плечо и поспешила к своей комнате, которая располагалась по левой стороне коридора.

Сердце у Элинор взволнованно стучало. Она попыталась успокоиться, прижав письмо к груди. Наверняка там приглашение в сестричество! Оно изменит ее жизнь. Сделает ее яркой, а не скучной. Популярной, а не незаметной. Сделает частью веселой компании, а не одинокой простушкой.

Элинор не представляла, где взять деньги на вступительный взнос, – после трех семестров родители уже с трудом наскребали плату за учебники и все необходимое. Но это мелочи, она что‐нибудь придумает. Элинор просунула палец под клапан конверта из дорогой плотной бумаги и принялась его отклеивать. Руки у нее дрожали. Из конверта выпал листок такой же дорогой бумаги.

1 октября 1948 года

Дорогая мисс Куорлс,

большое спасибо за заявку на вступление и интерес, проявленный к сестричеству Альфа Бета Хи. Мы ценим Ваш энтузиазм и уважение к членам АБХ и к нашим задачам. У Вас правильный настрой, но в этом году у нас было много интересных заявок и мы не сможем предложить Вам место. Старайтесь участвовать в жизни студенчества, хорошо учитесь и попробуйте еще раз в следующем году.

Ваша сестра по духу

Грета Хепберн,

президент «Альфа Бета Хи, Инкорпорейтед»

Перед глазами у Элинор все расплывалось; она несколько раз моргнула, потом перечитала письмо еще раз, теперь помедленнее. Она вчитывалась в каждое слово, пытаясь выжать из него значение, противоположное тому, что прочитала в первый раз. Но к третьему прочтению глаза у нее уже жгло от слез. Она все правильно прочла, ей действительно отказали. Элинор скомкала письмо, и тут в комнату вбежала ее соседка Надин Шервуд.

– Почему у тебя такой вид, будто кто‐то умер?

Элинор сунула смятое письмо подруге. Надин расправила его одетой в перчатку рукой, просмотрела, а потом бросила в мусорную корзину возле комода.

– Знала бы, что ты хочешь в АБХ, – сразу бы тебя предупредила, что этим все кончится. Чего ты мне не сказала‐то? – Надин сняла жакет, одновременно скинув туфли с открытым носком.

– Хотела тебя удивить.

– Милая моя, все знают, что они берут только девушек, у которых волосы прямые как линейка, а кожа светлее бумажного пакета. Как ты‐то этого умудрилась не заметить? – Надин уселась на свою кровать, постукивая пальцем по золотому портсигару. – Иногда ты ведешь себя так, будто Огайо на другой планете.

Элинор уже слышала такое про АБХ, но решила, что это просто сплетни. Во-первых, потому что глупо же судить о девушке по цвету кожи, а во‐вторых, она знала как минимум двух студенток, которые попали в АБХ и не соответствовали этим требованиям.

– Миллисент в АБХ, а у нее кожа темнее моей.

– Папа Миллисент судья, и семья у них богатая. – Надин закурила «Честерфилд». – Ее мать была в АБХ, и ее родители оба окончили Говард. Это называется «места по наследству».

Этого Элинор не знала. Для нее все это было в новинку. Она развернулась и уставилась на себя в зеркало, висевшее справа от двери. Глаза до сих пор заплаканные, а еще кожа теплого бронзового оттенка, широкий нос, высокие скулы и неплохая копна на голове. Так о ее волосах всегда говорила мать, водя по