Читать книгу "Определенно голодна - Челси Саммерс"

рассудка зрелой женщины, красным спортивным автомобильчиком, который хочется заполучить, последним глубоким вдохом перед прыжком в менопаузу со всеми ее гормональными ужасами, которые под стать только пубертату. Но кем бы Казимир ни оказался для меня, он оказался не один раз и остался, кажется, со мной навсегда. Я отмечена Казимиром. Ирония в том, что мы соединены смертью, и я не могу об этом не думать.

Так я провела с Казимиром несколько недель, мы трахались по ночам в его номере. Даже под столом он ласкал меня, раздвигая пальцами половые губы. Я придвигалась ближе, скользила вперед на банкетке, принимая неудобные позы и приглушенно оргазмируя. Как-то, если мне не изменяет память, мы оказались в совершенно роскошной туалетной комнате, цок-цок-цок — стук дорогих каблуков по винтажной плитке и удивленно раскрытый рот какой-то дамочки с ярко-алыми губами, которая явно перебрала с алкоголем (и недополучила секса). Несколько недель Казимир виделся со мной, и ни один из нас даже не подозревал, что его жизнь вот-вот оборвется. Я не то чтобы планировала это.

Я не была настолько сумасшедшей, чтобы убить Казимира в его номере, и настолько тупой, чтобы убить его в своей квартире — да он даже квартиру мою никогда не видел изнутри! В действительности только трое моих любовников видели, где я живу. Мой дом принадлежит только мне — и я не люблю делиться.

Полагаю, вы следили за процессом, раз теперь читаете эту книгу, а если следили, значит, знаете, где и как я убила Казимира. Точнее, вам кажется, что вы знаете. Вы видели, как Нэнси Грейс назвала меня кровожадной; читали, как репортеры зависали на судебных заседаниях, чтобы всем доложить, во что я была одета, и наделать гифок с моим лицом. А в какой восторг они приходили от показаний Эммы Эбсинт! Вы явно видели серию «Преступления в объективе» про мое дело. Вы читали твиты — и они вам понравились так, что в горячем дофаминовом порыве вы лайкали их, тыкая в красное сердечко. А как меня называли таблоиды? Убийственная красотка не первой свежести? Критик-потрошитель? И никто из них не угадал, никто ничего не понял. Вы знаете обо мне ровно то, на что хватает вашего интереса, чтобы купить эту книгу. Или не купить, если у вас нет денег, а пойти и покопаться в публичной библиотеке, чтобы отыскать там экземпляр. Поэтому вы сколько угодно можете думать, будто знаете обо мне все, но поверьте — это не так.

У меня были ключи от дома моих друзей на Файер-Айленде. Стоял октябрь. Воздух был наполнен ароматами яблок и деревьев, паромы еще ходили, но по уже урезанному расписанию. Я пригласила Казимира провести со мной выходные в Робинс-Ресте, крошечном городке, расположенном между Атлантикой и Оушен-Бич. Там нет никаких дорог, нет даже укатанной твердой тропинки, и багаж приходится волочить за собой по мягкому песку. В Робинс-Рест не так-то просто попасть и не так-то просто оттуда выбраться. Но если уж вы отправились туда, значит, будете тащиться по пляжу, пока не доберетесь до жилых кварталов. Легкая доступность — не главный козырь этого городишки. Его главный козырь — это удаленность.

Файер-Айленд — Огненный остров — совершенно пуст, бесплоден и прекрасен. Ветер там, точно чистая рука великана, деликатно отбрасывает волосы с лица. Вокруг стоит тишина, если не считать редких автомобильных сигналов где-то вдалеке, собачьего лая и звука волн, бьющихся, точно сердце огромного сонного зверя.

Я встретила Казимира на пристани в Данвуде. Точнее, не совсем на пристани, паром уже давно прибыл, так что недалеко от нее. Я немного опоздала. Как раз готовила утиное конфи, утка уже была в духовке, я не могла ее оставить. Единственное, что годится для обогрева холодного дома больше, чем утиное конфи, — это пекущийся хлеб. Я и его приготовила — буханку тосканского хлеба без соли. Прекрасное дополнение к утиному конфи — им просто идеально собирать в тарелке утиный жир. (С топленым утиным жиром можно многое сделать. Он совершенно божественен, просто невыносимо. Лучший, самый щедрый липид. В утином жире можно обжарить что угодно, и все будет невероятно вкусным. Можно прожить без многого, но не без утиного жира, лишиться его — все равно что лишиться всего, и я теперь это хорошо, до боли, до безумия хорошо знаю.)

Я нашла Казимира, который бродил, точно испуганный опоссум, возле пристани. Он поцеловал меня по-европейски, и я повела его тихими тропинками. Мы шли, солнце закатывалось за горизонт, как последняя согласная в слове; еще немного — и ночь, точно старый темно-синий бархат, усыпанный золотыми звездами, опустится на этот городок. Казимир взял меня за руку. Такой очаровательный жест — аффект привязанности. Три оленя настороженно наблюдали за нами, пока мы, стуча ботинками по деревянному настилу, проходили мимо. Наблюдали, но не убегали. Олени на Файер-Айленде такие же дерзкие, как чуваки из банды «Ракеты» в Вестсайдской истории: жесткие, с чинариками в рукавах и свистом вместо слов. А ведь кто-то может легко пристрелить их тут же. Стейк из оленины лучше всего делать слабой прожарки и подавать с вишней, инжиром и финиками. Это мясо любит сладкое.

Мы с Казимиром медленно брели по Робинс-Ресту к дому. Тайные тропки посреди деревьев приводили его в восторг. Файер-Айленд и впрямь похож на место, где проводят каникулы эльфы Лориэна. Здесь уже почти никого не было, все жители разъехались, дома стояли тихие, пустые и темные, точно подавленные желания. Хотя время от времени где-то все же мелькал свет, точно огонек на спасательной шлюпке «Титаника».

Войдя в дом, мы почувствовали, как хорошо тут пахнет. Какое аппетитное тепло, как мягко оно заключает нас в свои объятия. Я не смогла найти здесь сушилку для салата — неудивительно, это ведь не мой дом. И попросила Казимира наколоть лед для наших коктейлей винтажным ножом, специально предназначенным для этого. Кубики тоже, конечно, были наморожены, но они слишком угловаты и непростительно заурядны.

Я разожгла огонь (весь фокус состоит в том, чтобы заранее залить спиртом винные пробки в стеклянной банке). Мы потягивали старомодные коктейли вприкуску с миндалем от Маркони, утка шипела в духовке. Чуть позже мы ели ее прямо руками, утиная шкурка, точно промасленная бумага, хрустела на языке, жир стекал по подбородкам. Все это мы запили хорошим брунелло девяносто девятого жаркого года. Вы никогда не ошибетесь с Джанфранко Солдерой, несмотря на то что он был тем еще мудаком.

Потом, как это и должно происходить, мы трахнулись в свете камина. Его яркие всполохи превращали белую кожу Казимира в тигровую