Читать книгу "Её цветочки - Шеннон Морган"

был очень этим горд.

Но Фрэнсин слишком хорошо помнила его обзывалки. Учась в начальной школе, она была «дочерью ведьмы», затем в средней школе стала «сестрой шлюхи», – все это оскорблявшее ее презрение обрушивалось на нее из-за ее родных. Не может не отрезвлять сознание, что мало кто знает о ней хоть что-то помимо того, что она живет в разваливающемся елизаветинском доме и держится особняком. И это люди, которые знают ее всю жизнь…

А хуже всего то, что даже теперь Гай Постлтуэйт называет ее…

– Фрэнки! Вот твой заказ, – и он протянул ее бекон, завернутый в вощеную бумагу.

К своему стыду, Фрэнсин поспешила вперед, выхватила сверток из его протянутой руки и, горбясь, торопливо вышла из магазина, как будто ей до сих пор было двенадцать, а ему четырнадцать лет.

После визита в магазин Постлтуэйта ей всегда приходилось делать мысленное усилие, напоминая себе, что она уже не ребенок, а взрослая женщина. Фрэнсин скользнула в безлюдный переулок и невидящим взглядом уставилась на фронтон дома, стараясь выровнять свое судорожное дыхание и привести в порядок свои мысли. Но незажившие раны, нанесенные ей в детстве, были глубоки, и произносимые шепотом колкости в ее адрес по-прежнему уязвляли ее.

Прошло не менее получаса, и только тогда Фрэнсин почувствовала, что готова идти на почту. Она нетерпеливо стояла в очереди, отчаянно желая пойти домой. Дома безопасно. Дома она защищена и от старых, и от новых обид.

Фрэнсин постаралась сделать так, чтобы между ней и теми, кто стоял перед ней и за ней, оставались широкие промежутки. Ей было бы невыносимо, если б кто-то из чужих коснулся ее, пусть даже случайно.

– Вот я и говорю ей, что наша Молли ни за что бы не сделала такое. И знаешь, что мне сказала эта самая Хилари? Я была так поражена…

– А что она сказала?

Фрэнсин сердито уставилась на Марджори Уиткоум, которая в своем желании услышать, что же сказала Хилари, так перегнулась через стойку, что, кажется, была готова вот-вот опрокинуться на пол.

Женщина, которую она обслуживала, шепнула что-то ей на ухо, и Марджори вытаращила глаза, после чего выпрямилась и объявила:

– Не может быть!

– А вот и может. Ты же знаешь, на что она способна. Не девка, а огонь. Неудивительно, что…

Фрэнсин громко кашлянула, не в силах и дальше терпеть ожидание.

Обе женщины повернулись и посмотрели на очередь, затем Марджори недовольно сжала губы.

– Это Фрэнсин Туэйт, – сказала она так громко, чтобы ее могли услышать все, кто находился в здании почты. – Лучше мне разобраться с ней быстро, чтобы она опять не увидела здесь привидение и не распугала всех моих клиентов.

– Попридержи свой змеиный язык, Марджори Уиткоум, – раздался надтреснутый голос, говорящий откуда-то сзади.

– О, здравствуйте, мисс Си, – поздоровалась Марджори, виновато улыбаясь, как нашкодившая школьница.

Мисс Кэвендиш[6] фыркнула.

– Ты всегда была ужасной сплетницей. Я помню, как на игровой площадке ты вечно вот так же шепталась с юной Китти, прикрывая рот рукой. – Она неодобрительно нахмурилась, глядя на незадачливую Китти, которая потупилась и смущенно уставилась на свои ноги. – Так что давай, Китти, иди по своим делам, чтобы мы могли разобраться с нашими.

– Да, мисс Кэвендиш, – пролепетала Китти и, все так же опустив глаза, поспешила к выходу.

Фрэнсин не смогла сдержать довольную ухмылку, потому что в школе она училась с Китти и Марджори. В то время объектом их сплетен становилась она сама, и сейчас ей было приятно вкушать блюдо мести, которое, как известно, время от времени может подаваться холодным и притом мелкими порциями.

– А ты, Фрэнсин Туэйт, можешь стереть с лица эту ухмылку, – сказала мисс Кэвендиш.

Фрэнсин повернулась к хрупкой старой даме и улыбнулась ей с искренней теплотой.

– Доброе утро, мисс Си, я не заметила вас сзади. Я рада видеть, что вы здоровы и на ногах.

– Человеку негоже бездельничать, хотя мои ноги уже не те, что прежде.

– Я загляну к вам через пару дней и принесу что-нибудь от боли в них.

– Да, Фрэн, принеси, ведь по ночам они у меня ужас как болят. А если честно, то и днем. – Мисс Кэвендиш замолчала, затем добавила: – Я хотела сама зайти к тебе, чтобы навестить твою мать. Мне ее не хватает.

– Мне тоже, – ответила Фрэнсин.

Мисс Кэвендиш была директрисой местной школы вот уже несколько десятилетий, и в округе не было ни одного мужчины, женщины или ребенка, который не питал бы огромной привязанности к этой старой даме и не побаивался ее острого языка. Она также была самой старой и самой близкой подругой матери Фрэнсин и единственным человеком, который до сих пор навещал могилу Элинор Туэйт.

– Она как кобея лазающая, – пробормотала мисс Кэвендиш так тихо, чтобы услышать ее могла только Фрэнсин.

Та прикусила губу, чтобы спрятать улыбку, нежную и печальную. Мать часто говорила на тайном языке цветов, который понимали только она и мисс Кэвендиш. Элинор пошла еще дальше – она считала, что каждому человеку соответствует свой цветок, что это что-то вроде тотема, который характеризует его натуру. Фрэнсин тоже давно полагала, что Марджори Уиткоум соответствует именно кобея, ведь у нее имелась информационная сеть, быстродействующая, широкоохватная и бесстыжая, сеть, очень похожая на неумолимо ползущие стебли кобеи с их складчатыми фиолетовыми колокольчиками.

Теперь, когда на Марджори был устремлен сердитый взгляд мисс Кэвендиш, очередь двигалась быстро.

– Для меня есть сообщение? – спросила Фрэнсин, дойдя до стойки.

– Откуда ты знаешь, что тебе могло прийти сообщение? – резко спросила Марджори.

Фрэнсин пожала плечами. Она не собиралась объяснять, что ей сказали чайные листья.

– Это ненормально. Ты заявляешься сюда еще до того, как я могу сообщить тебе, что для тебя что-то пришло. – У Марджори была полная фигура с огромным бюстом, который, казалось, жил своей собственной тайной жизнью. Пока она поворачивалась к ящичкам для корреспонденции за ее спиной, Фрэнсин, у которой вообще не было бюста, как завороженная смотрела, как эти две могучие горы величаво повертываются вправо еще до того, как это делает сама Марджори.

– Если б ты согласилась провести в свой дом телефон, – вступила в разговор молоденькая помощница Марджори, сидящая за другой стойкой, – тебе вообще не надо было бы приходить в нашу деревню.

– Замолчи, Эмма, – сказала Марджори с виноватым выражением, выглядящим странно на ее лице, на котором обычно отображалось одно только острое любопытство.

– Без обид, – пробормотала Эмма. – Просто она не хочет видеть нас, а мы не хотим видеть ее.

– Так у тебя есть для меня сообщение? – Фрэнсин сумела сохранить вежливый