Читать книгу "Шуты и скоморохи всех времен и народов - А. Газо"

в искаженном виде идеи Зенона. Некогда жил гениальный человек по имени Зенон, его последователи назывались стоиками. Вот некоторые из его догматов и его принципов: «Мудрец не знает милости и ничего не прощает. Сострадание, снисходительность не более как легкомыслие и глупость; человек не достигнет своего назначения, если его может что-либо тронуть или поколебать. Только один мудрец может быть прекрасен, даже и в том случае, если он уродлив: если он и живет в бедности, то он все же богат; если он и живет в рабстве, то все же он царь. На тех, которые нефилософы, смотрят как на бежавших рабов, изгнанников, врагов, безумных. Все грехи совершенно одинаковы; всякая погрешность уже есть преступление; убить своего отца не составляет большего преступления, чем зарезать курицу без всякой необходимости. Мудрец никогда ни в чем не сомневается, никогда не раскаивается, никогда не ошибается, никогда не изменяет своего мнения».

Что же касается до циников, то им легко было возбудить всеобщий смех, когда они являлись на веселое пиршество среди статуй, цветов со своими растрепанными длинными бородами, в своих грязных и рваных плащах, со своими нищенскими сумами, в сандалиях и с палками в руках. Весьма понятно, что из уст таких людей не лилось мудрых нравоучений, напротив того, они изрыгали парадоксальные сентенции, которые заимствовали у Крата или у Диогена. Они проповедовали совершенно серьезно, что мудрец должен стоять как можно ближе к природе. Легко себе представить, каковы были эти речи, судя уже по тем анекдотам, которые рассказывают о циниках, хотя и достоверность этих анекдотов подлежит некоторому сомнению, но все же можно положительно сказать, что подобные разглагольствования циников только возбуждали в гостях смех и шутки.

Но подобные шуты появлялись не только во время пиршеств, а даже жили в домах римских богачей и были тесно связаны с их домашнею жизнью. Дионисий Галикарнасский[12] рассказывает, что шуты и скоморохи фигурировали и в похоронных процессиях; они всегда шли за плакальщицами и флейтистами. Римские вельможи часто окружали себя целою толпою таких фигляров и скоморохов. Так, Плутарх[13] рассказывает о Сулле, который почти всю свою жизнь проводил в обществе шутов и фигляров, подражая их коверканьям и шуткам. Точно так же и Антоний любил окружать себя шутами и всегда с большим торжеством справлял их свадьбы. Так, на свадьбе своего знаменитого шута Гиппиаса Антоний бражничал целую ночь и так много пил вина и ел говядины, что на следующий день с ним чуть не сделалась рвота на Форуме в присутствии собравшегося там народа. Когда Антоний сделался триумвиром, то, по словам Плутарха, на него не могли смотреть без негодования: он часто закрывал двери своего дома полководцам и послам, а отворял их скоморохам и шутам, с которыми предавался всевозможным кутежам. Позднее, когда Антоний отправился в Азию, чтобы собрать там деньги, обещанные легионам, то входил в каждый город этой части света в сопровождении целой толпы азиатских фигляров и балагуров, которые, по мнению Антония, во многом превосходили своих собратьев, привезенных триумвиром из Италии. Мы можем привести множество примеров подобного рода, так как обычай держать у себя шутов берет свое начало из самой глубокой древности, продолжался в Средние века и даже в начале новой истории.

Одним из самых знаменитых шутов древности был известный баснописец Эзоп. Конечно, очень многие считают Эзопа мифическим лицом, но мы положительно говорим, что Эзоп существовал; даже хорошо известно, что этот древний баснописец родился около (520 года до P. X. и умер в 560 году до P.X. Плануд, греческий монах, живший в XIV столетии после P.X., написал «Жизнеописание Эзопа», которое перевел Лафонтен и поставил вместо предисловия в начале своего «Сборника басен». Плануд[14] говорит, что Эзоп был фригийский раб и отличался отвратительным безобразием и уродливостью. Природа даже отказала ему в употреблении языка: но впоследствии, как рассказывает Плануд, Фортуна возвратила ему дар слова в награду за совершенное им доброе дело. Лафонтен привел нам массу анекдотов об Эзопе, некоторые из них очень остроумны и занимательны; от других же веет каким-то ребячеством и детской наивностью. Эзоп был в рабстве у многих хозяев, и последним из них был Ксанф. У него Эзоп исполнял должность домашнего шута или морозофа, т.е. безумного мудреца, который говорил философские сентенции и, кроме того, часто выводил своего господина из разных затруднений.

Однажды Ксанфу вздумалось угостить своих друзей, и он приказал Эзопу купить на рынке самых лучших припасов для обеда. Эзоп купил только языки и приготовил их к обеду под разными соусами: гости сначала хвалили кушанье, а потом уже стали и морщиться. Ксанф рассердился, позвал к себе фригийца и гневно сказал ему:

– Я приказал тебе купить на рынке самых лучших припасов, не так ли?

– А что может быть лучше языков? – возразил Эзоп. – Язык – это главное связующее начало гражданской жизни, орудие истины и разума, ключ к наукам. Язык воздвигает целые города и содержит их в стройном порядке. Язык научает, убеждает, руководит массами людей. Наконец, языком мы прославляем богов.

– Хорошо, – сказал Ксанф, – теперь завтра приготовь мне самый дурной обед, ко мне придут те же гости, и я хочу их позабавить.

На другой день Эзоп опять приготовил обед из языков и мотивировал это тем, что «язык – это самое худшее зло на свете. Благодаря языку на земле происходят и споры, и брань, раздоры и войны. Если язык – орудие истины, то в то же время он и орудие лжи и клеветы. Если, с одной стороны, язык восхваляет богов, то, с другой, он часто и богохульствует». Конечно, все согласились, что фригиец был совершенно прав.

Однажды Ксанф, пируя со своими приятелями и учениками, опьянел до такой степени, что сам не помнил, о чем говорил; так, он побился об заклад с одним из своих учеников, что может выпить все море: на другой день, когда он очнулся от опьянения, то, вспомнив о своем безумном закладе, не знал, что делать; но тут находчивый Эзоп дал ему хороший совет, и Ксанф выпутался из своего затруднительного положения.

Когда наступил день, назначенный для выполнения заклада, все жители Самоса столпились у берега моря, чтобы посмотреть на посрамление философа. Тот из его учеников, который бился с ним об заклад, явился с торжествующим видом, так как хорошо знал, что победа останется за ним.

Ксанф явился также совершенно спокойный и, обратившись к толпе, сказал:

– Я действительно бился об заклад, что могу выпить все море, но в данном