Читать книгу "Жаркое лето сорок второго - Владимир Панин"

Любая война не бывает без ошибок, и генерал-лейтенант Козлов не был застрахован от них, как любой другой советский генерал того времени. Однако, совершая плохо продуманные и плохо подготовленные действия, он не стремился сделать надлежащие выводы из постигших его неудач. Более того, он всячески сопротивлялся действиям Мехлиса по наведению порядка в войсках фронта, делая все, о чем говорил представитель Ставки, что называется, «из-под палки».

Больших трудов стоило Льву Захаровичу добиться переноса штаба фронта из Тбилиси, откуда Козлов совершал руководство войсками, в Крым. Только вмешательство Сталина заставило командующего покинуть тихую и уютную столицу Грузии и отправиться в Керчь, где каждый день можно было угодить под бомбежку или артобстрел.

Столь напряженные отношения между комфронта и представителем Ставки не могли закончиться ничем хорошим, и предпринятое Крымским фронтом наступление в конце февраля закончилось безрезультатно. Войска фронта не смогли прорвать оборону врага на всю его глубину, несмотря на отдельные успехи в начале операции. И если постигшую его неудачу Козлов объяснил неукомплектованностью дивизий, усталостью личного состава и малым количеством артиллерии и танков, то Мехлис напрямую обвинил его в неумении руководить войсками. В телефонном разговоре со Сталиным сразу после прекращения операции он потребовал снятия Козлова с должности командующего войсками фронта.

– Козлов – советский барин, который любит сладко поесть и попить и не любит заниматься делами, – дал нелестную характеристику комфронта Мехлис. – Он ленив, не любит кропотливой и повседневной работы, не проверяет выполнение отданных им приказов и распоряжений. Оперативными вопросами не интересуется, руководит войсками исключительно из штаба, любая поездка в район передовой для него наказание. По этой причине среди личного состава армий фронта он не пользуется авторитетом, войска не знают своего командующего. Я настойчиво прошу вас заменить Козлова, товарищ Сталин.

На том конце провода вождь терпеливо дал высказаться своей «левой руке», а затем заговорил:

– Товарищ Мехлис. Вы рисуете портрет командиров, составляющих около сорока процентов генералитета Красной Армии, и это вам известно не хуже чем мне. В настоящий момент у нас нет под рукой Гинденбурга, который сможет исправить все ошибки, допущенные руководством фронта, и разгромить противника в Крыму. Мы воюем тем, что есть в нашем распоряжении, и смею вас заверить, воюем неплохо. Очень надеюсь, что вы сделаете надлежащие выводы и последуете нашему примеру. Как у представителя Ставки, полномочий для решения подобных проблем у вас хватает.

– Я не прошу прислать мне Гинденбурга, товарищ Сталин. Для исправления положения дел нужен толковый и решительный генерал. Месяц назад я просил прислать мне генерала Клыкова, но вы мне отказали. Теперь, как представитель Ставки, я очень прошу вас прислать в Крым генерала Рокоссовского.

– Кого? – удивленно переспросил Сталин.

– Генерал-майора Рокоссовского, бывшего командующего 16-й армией, – уверенно повторил Мехлис, и в трубке на несколько секунд повисла тишина. Память у вождя мирового пролетариата была отменная, и он вскоре продолжил разговор, не заглядывая в бумаги или блокнот.

– Насколько мне известно, генерал Рокоссовский ранен и сейчас находится на излечении в одном из госпиталей столицы. Или у вас другая информация? – неторопливо произнес Сталин.

– Нет, все верно. Но по утверждению врачей, рана у генерала неопасная, и к началу следующего месяца они планируют его выписать.

– Это вам сказал сам Рокоссовский? Вы с ним разговаривали?

– Нет, я говорил с главным врачом госпиталя, а тот при мне по телефону спрашивал лечащего врача генерала.

– Не будем торопиться, товарищ Мехлис. Человек ещё не отошел от ранения, а вы его уже на фронт гоните. Возможно, ему необходимо как следует подлечиться перед возвращением в строй. Не будем торопиться… – подвел черту в разговоре Сталин, но собеседник был с ним не согласен.

– По словам врачей, генерал настаивает на скорой выписке и просит это сделать к концу марта, – продемонстрировал свою хорошую информированность заместитель наркома.

– Боюсь, что генерал Жуков не будет согласен с подобным решением. Он давно ждет возвращения генерала Рокоссовского на должность командарма, – многозначительно намекнул вождь собеседнику, но тот остался глух к его намекам.

– Генерал Жуков действует исходя из своих фронтовых интересов, тогда как здесь, в Крыму, решается судьба целого направления. Если мы в ближайшее время не сможем переломить ход событий, то к лету можем потерять Севастополь, товарищ Сталин. Как коммунисту и представителю Ставки, мне тяжело об этом говорить, но я должен сказать вам правду. Положение очень серьезное, и если не мы сбросим Манштейна в Сиваш, то он сбросит нас в Черное море, третьего не дано.

После этих слов в трубке вновь повисла тишина, которая на этот раз продержалась несколько дольше. Мехлис знал, на какие кнопки нужно давить, и пользовался этим.

– Думаю, что не стоит излишне драматизировать результаты наших неудач в Крыму, товарищ Мехлис. Я и маршал Шапошников не склонны видеть все происходящее у вас в черном цвете. Возможно, все не так плохо, как вам кажется.

– Я нисколько не сгущаю краски, товарищ Сталин, а стараюсь докладывать вам все, как есть. И то, что я вижу здесь, сейчас, очень во многом мне напоминает события августа прошлого года под Лугой. Нужно как можно скорее менять руководство фронта, и лучшей кандидатуры на пост командующего Крымским фронтом, чем генерал Рокоссовский, я не вижу, говорю честно, как на духу, – честно признался комиссар, и Сталин услышал голос своего посланника.

– Спасибо за откровенность, товарищ Мехлис. Ставка постарается в самое короткое время дать ответ на вашу просьбу.

Верховный никогда не бросал слов на ветер, и по прошествии нескольких дней Рокоссовский, в новенькой форме генерал-лейтенанта, был доставлен на прием к Сталину.

Столь быстрое изменение звания Константина Константиновича было обусловлено двумя фактами: во-первых, он хорошо воевал в битве за Москву, был ранен, а раненых командиров перед отправкой на фронт Сталин всегда повышал в звании; со стороны вождя это был хитрый ход, который, с одной стороны, воздавал должное за пролитую кровь, а с другой – обязывал оправдать оказанное ему доверие; во-вторых, Сталин ознакомился с учетной карточкой генерала и был вынужден согласиться с мнением Мехлиса. Генерал действительно подавал большие надежды. Его можно было попробовать на посту командующего фронтом, а звание генерал-майор никак не соответствовало этой высокой должности.

Как правило, окончательное решение по вопросам назначения командующего фронтом Сталин принимал только после личной встречи с кандидатом, и потому Рокоссовский был доставлен в Кремль.

– Здравствуйте, товарищ Рокоссовский. Рад видеть вас в добром здравии. Как ваше самочувствие после ранения? Врачи говорят, что вы грозитесь сбежать из госпиталя и вернуться на фронт, – лукаво улыбнулся вождь, дружески пожимая руку опешившему генералу. От столь неожиданного вопроса Рокоссовский замешкался, чем вызвал улыбку у Сталина.