Читать книгу "Сломанные звезды. Новейшая китайская фантастика - Кен Лю"

Это заставило многих вспомнить о знаменитом тесте Тьюринга, но студенты отказывались верить в то, что в 1950-х кто-то – даже сам Алан Тьюринг – мог создать компьютерную программу, способную поддерживать разговор с человеком. Гипотетического собеседника Тьюринга они назвали «Дух» и придумали про него кучу нелепых легенд.

В любом случае, гипотеза Ньюмен предложила будущим дешифровщикам несколько обходных путей. Они, например, стали искать повторения в последовательностях букв и в грамматических структурах, а затем выстраивать страницы так, чтобы найти вопросы и соответствующие им ответы. Они также попытались использовать списки родных и друзей Тьюринга, чтобы угадать имя собеседника, и в конце концов нашли шифротекст для имени «Кристофер». Возможно, это была отсылка к Кристоферу Моркому – мальчику, в которого был влюблен шестнадцатилетний Тьюринг. Юные Алан и Кристофер обожали науку и однажды, холодной зимней ночью вместе наблюдали за полетом кометы. В феврале 1930 года Кристофер умер от туберкулеза, когда ему было всего восемнадцать.

Тьюринг говорил, что для взламывания шифров необходимы не только логические выводы, но и интуитивные озарения, причем последние иногда даже важнее первых. Иными словами, все научные исследования можно было представить в виде задач на интуицию и неординарное мышление. В конце концов загадку, оставленную Тьюрингом, разгадали интуиция Ньюмен и логика компьютера. Из расшифрованных разговоров стало ясно, что «Кристофер» – это не дух, а машина, программа для разговоров, написанная самим Тьюрингом.

Вскоре возник новый вопрос: могла ли машина Тьюринга действительно отвечать, словно человек? Иными словами, прошел ли «Кристофер» тест Тьюринга?

* * *

Линди (2)

В углу темного экрана «айволла» мигали числа, которые извещали меня о пропущенных звонках и новых сообщениях, но просмотреть их не было времени. Я была слишком занята, чтобы выполнять свои социальные обязательства.

Вспыхнул голубой огонек. Его сопровождал грохот, похожий на стук в дверь. Я подняла взгляд и увидела на «айволле» яркие, крупные буквы.

17:00. ПОРА ГУЛЯТЬ С ЛИНДИ.

Психотерапевт сказал, что Линди нужен солнечный свет. Ее глаза были оснащены фоторецепторами, которые точно измеряли ежедневную дозу полученного ею ультрафиолета. Круглосуточное пребывание дома не способствовало выздоровлению.

Я вздохнула. Моя голова была тяжелой и холодной, словно свинцовый шар. Уход за Ноко и так отнимал у меня много времени, а теперь нужно разбираться еще и… нет, нет, жаловаться нельзя. Жалобы ничего не изменят. Надо настроиться на позитив. Любое настроение – это не просто реакция на внешние события, но и наше понимание их на самом глубоком уровне. Этот когнитивный процесс часто происходит подсознательно, словно по привычке, и завершается еще до того, как мы успеваем что-то сообразить. Часто нами овладевает какое-то настроение, и мы не можем понять почему, а изменить его усилием воли очень сложно.

Взять, к примеру, наполовину съеденное яблоко: кто-то восхитится, увидев его, а других оно приведет в уныние. Те, кем часто овладевает отчаяние и чувство собственной беспомощности, связывают обгрызенное яблоко с другими потерями, которые они понесли в жизни.

Это пустяк, просто прогулка. Через час вернемся. Линди нужен солнечный свет, а мне – свежий воздух.

Наносить макияж не было сил, и, кроме того, мне не хотелось, чтобы он привлекал ко мне внимание: за несколько дней сидения дома я совсем перестала за собой следить. В качестве компромисса я собрала волосы в хвост, надела кепку-бейсболку, худи и кроссовки. Этот худи с надписью «Я ♥ СФ» я купила в Сан-Франциско, в районе Рыбацкая пристань. Его текстура и цвета напоминали мне о том далеком летнем дне: о чайках, холодном ветре и о вишне в коробочках, которую продавали на улицах, – такой спелой, что, казалось, еще немного, и из нее брызнет красный сок.

Крепко взяв Линди за руку, я вышла из квартиры и спустилась вниз на лифте. Транспортные трубы и «айкарты» значительно облегчили жизнь: чтобы попасть из одного конца города в другой или перейти напрямую из одного небоскреба в другой, требовалось менее двадцати минут. Для сравнения: мне понадобилось значительно больше усилий, чтобы просто выбраться из своего дома на улицу.

Хмурое небо. Легкий ветерок. Тишина. Я направилась к парку за домом. На дворе был май: яркие весенние цветы уже увяли, и осталась лишь чистая зелень. В воздухе витал слабый аромат белых акаций.

В парке было малолюдно: днем, в разгар рабочей недели, на улицу выходили только старики и дети. Они обитали в уголках и закоулках города, похожего на эффективную, стремительную машину, и измеряли пространство своими ногами, а не скоростью передачи информации. Я увидела девочку с волосами, собранными в хвостики, которая училась ходить. Крепко сжав пухлые кулачки, она вцепилась в длинные, сильные пальцы няни «айватара» и смотрела по сторонам. Ее темные живые глаза напомнили мне о Ноко. Ковыляя, она потеряла равновесие и упала ничком. Няня «айватар» ловко подхватила ее и поставила на ноги. Девочка радостно взвизгнула, словно наслаждаясь новыми ощущениями. Все в мире было для нее новым.

Старуха в электрическом кресле на колесах подняла голову и сонно посмотрела на смеющуюся девочку. Уголки ее рта опустились – может, от угрюмости, а может, от веса прожитых лет. Ее возраст я определить не могла: в наше время почти все жили долго. Через несколько секунд женщина положила покрытую редкими белыми волосами голову на руки, словно засыпая.

У меня вдруг возникло сильное ощущение того, что старая женщина, я и девочка находимся в трех совершенно разных мирах. Один из этих миров мчался ко мне, в то время как другой уходил все дальше и дальше. Но, с другой точки зрения, именно я медленно шла к этому темному миру, из которого не возвращаются.

Линди шаркала, стараясь не отстать от меня, – молча, словно крошечная тень.

– Хорошая погода, верно? – шепнула я. – Не жарко, но и не холодно. Смотри, одуванчики.

Рядом с дорожкой белые пушистые шарики раскачивались на ветру. Я взяла Линди за руку, и мы постояли немного, разглядывая их, словно пытаясь разгадать смысл этих повторяющихся движений.

Смысл нельзя свести к языку. Но если о нем нельзя говорить, как он может существовать?

– Знаешь, Линди, почему ты несчастлива? – спросила я. – Потому что слишком много думаешь. Посмотри на эти семена. У них тоже есть душа, но они вообще не думают. Им нужно только одно: весело танцевать вместе со своими товарищами. Их не заботит мысль о том, куда их унесет ветер.

Блейз Паскаль сказал: «Человек – всего лишь тростник, самое слабое существо в природе, но он – тростник мыслящий». Однако, если бы тростник мог мыслить, каким ужасным стало бы его существование! Сильный ветер может повалить все стебли тростника. Смогли бы они танцевать, если бы их тревожила мысль о подобной судьбе?

Линди ничего не ответила.

Подул ветерок. Я закрыла глаза и почувствовала, как волосы бьют меня по лицу. Рано или поздно шарики с семенами разрушатся, но одуванчики это не опечалит. Я открыла глаза.