Читать книгу "Материнский инстинкт - Лина Манило"

Аккуратно пошевелилась, справедливо опасаясь, что ночные "приключения" даром не прошли — даже самое осторожное движение отдавалось во всем теле страшной болью. Собравшись с духом и сцепив для надежности зубы, я всё-таки смогла сползти с кровати. Перед глазами заплясали кровавые чертики, и я зажмурилась на мгновение, чтобы их унять.

С опаской сделала один шаг, другой, расставив в стороны руки — для баланса. И вот так, шаг за шагом, всхлипывая от боли, я кое-как дошагала до кухни. Наверное, это было самое сложное путешествие в моей жизни, самое изматывающее и болезненное.

Конечной точкой моего путешествия была кухня. Открыв кран, долго смотрела, как вода с шумом стекает в раковину. Вид льющейся из крана воды не успокаивал, а наоборот — только будоражил, как будто напоминая, как текла кровь из ран на теле. Меня трясло, руки дрожали. Я не понимала, как жить дальше, если даже вид стекающей из крана воды причиняет столько душевной боли? Одна мысль пронзила насквозь, лишив на секунду способности дышать: мои ученики-мальчики! Как мне теперь общаться с ними и их отцами? Но я отогнала эту глупость от себя, словно надоедливую муху — мои ребята, которых я беззаветно любила, не заслужили моего страха.

Все эти безрадостные мысли толпились в моем сознании, били наотмашь, рвали остатки моего самоконтроля на части.

Глядя на текущую шумную воду, я вспомнила, как пришла домой – сил хватило только на то, чтобы посмотреть на часы. Час ночи. Даже не обработав ран и не умывшись, упала на кровать и тут же заснула. А во сне без малейшего перерыва пережила все то же самое. Как будто мое сознание решило поиздеваться надо мною, заставляя снова окунуться во весь этот ужас с головой.

Я посмотрела на часы и поняла, что проспала всего несколько часов. На стене висело зеркало (раньше я очень любила зеркала), но сейчас смотреть в него я боялась. Боялась увидеть там не свое привычное весьма симпатичное отражение, а кого-то мне совсем незнакомого. Я боялась увидеть жалкую, избитую женщину, уничтоженную и раздавленную, с потухшими навсегда глазами. Но, вдохнув полные легкие воздуха, как перед опасным прыжком, я всё-таки отважилась посмотреть себе в лицо. Правде в лицо.

От увиденного я чуть не разрыдалась — нос распух и увеличился, как минимум, в два раза. Оба глаза заплыли, кровь запеклась. Зубы, к счастью, целы, но губы оставляли желать лучшего. Щека свезена и глядя на весь тот кошмар, во что превратилось мое лицо, у меня оставалось одно желание – отмотать время назад и не допустить всего этого. Но это было невозможно, и за чью-то отвратительную похоть мне придется теперь расплачиваться всю жизнь. Осторожно ощупав больные места, я с облегчением вздохнула — переломов, по всей видимости, не было, а ушибы скоро пройдут.

Отойдя с тяжелым вздохом от зеркала, я открыла шкафчик в поисках хоть чего-нибудь, что поможет унять дикую боль, разрывающую мое тело изнутри. После долгих поисков единственным, что я нашла, была мазь от ушибов, валяющаяся там с позапрошлого лета, когда я по неосторожности упала и сильно повредила колено. Аннотация обещала, что синяки исчезнут после применения мази чуть ли не волшебным образом и в самые кратчайшие сроки. Хмыкнув, я положила мазь на стол и открыла холодильник, где нашла бутылку водки, непонятно как там оказавшуюся. Вскрыла, отпила совсем чуть-чуть прямо из горла – искать стопки не было ни сил, ни желания. Обжигающая жидкость потекла по телу, разгоняя кровь и даруя иллюзорный покой. Подумала и выпила ещё чуть больше. В итоге, очень скоро от бутылки осталась лишь половина.

Водка помогла на время забыться — она подарила странную эйфорию и высушила ненадолго слезы.

На столе я обнаружила забытую приятельницей пачку сигарет. Немного подумав, достала одну и закурила. Иногда я баловалась табаком в компании приятельниц, но никогда не злоупотребляла, но что мне было терять, когда жизнь и так рухнула? Должна ли я была беспокоиться о своем здоровье? Наверное, только зачем?

Села на стул и закурила. Руки перестали трястись – то ли алкоголь помог, то ли удалось самой немного успокоиться. Мысль о самоубийстве всплывала поверх всех остальных, манила меня, выпячивая перед мысленным взором все прелести забытья. Я всерьез обдумывала варианты отхода в иной мир, выпуская дым в потолок и заполняя душевную пустоту алкоголем.

Одна сигарета сменялась другой, и вот уже в пачке практически ничего не осталось. От дыма в комнате невозможно было дышать, но я будто впала в какое-то вегетативное состояние, ничего вокруг не замечая. Сидела, уставившись в одну точку, и ничего не понимала. Из меня как будто вышел весь дух, вся воля к жизни – в тот момент больше всего я походила на пустую оболочку, сдувшийся воздушный шар.

Я не знала, как мне жить дальше. Одно я понимала четко: так как раньше больше уже никогда не будет. Я не понимала, как смогу выйти на улицу. Казалось, уже весь город знает о том, что со мной произошло. Я выпила ещё водки. Желудок обожгло, но на душе стало немного легче.

Для себя тогда я приняла решение, что никому ничего не скажу. Ни подругам, ни коллегам знать об этом эпизоде в моей жизни совсем необязательно.

К моему счастью, к тому моменту в школе я закончила все дела досрочно (не зря же задерживалась) — итоговые оценки выставлены, до зимних каникул оставалась самая малость и можно было со спокойной совестью уйти на короткий больничный. Я планировала утром отправить директору смс, сославшись на тяжелейшую ангину, жутко заразную, которая буквально угрожала моей жизни и жизни всех окружающих.

До серого и безрадостного декабрьского рассвета оставалась пара часов, сто грамм водки и одна сигарета.

Глава 3

Пустые дни сменялись бессонными ночами. Стоило хоть ненадолго заснуть, как все кошмары выстраивались в ряд, прыгали вокруг, смеялись надо мной, издевались. За три недели, проведенные в закрытой квартире, наедине со своей болью, так и не решила, как дальше быть. Путалась в своих желаниях. Сначала хотелось умереть, и я даже попыталась воплотить безумную идею в жизнь — свесилась с балкона, но так и не решилась оторвать от пола ноги и взмахнуть на прощание своей унылой и разрушенной жизни руками-крыльями. Сотни раз прокручивала в голове этот последний полет, но так и не взлетела. Потом хотела все бросить и уехать, куда глаза глядят. Просто оставить школу, запереть квартиру и, прихватив нехитрые сбережения, уехать в путешествие. Может быть, в Индию или Таиланд, где яркое солнце раскаляло горизонт, а горячий ветер высушивал кожу и мысли. Даже сложила вещи, смахнула пыль с загранпаспорта, но и на это сил в себе не нашла. Просто сидела, уставившись в одну точку. Почти ничего не ела, много пила и курила — плохие привычки быстро становятся частью жизни как будто всегда частью тебя и являлись.

Однажды, за неделю до выхода на работу, когда все новогодние праздники закончились, и город впал в анабиоз похмелья, я осторожно вышла из дома — решила прогуляться не только до соседнего сигаретного киоска, но на более дальнее расстояние. Мне по-прежнему никого не хотелось видеть, да и саму себя с трудом выносила, о каком общении с внешним миром могла идти речь? Но впервые за долгое время захотелось кушать, а мой холодильник был звеняще пуст, как будто это шкаф, а не устройство для хранения продуктов. Стоял прекрасный день — один из тех немногих за всю зиму, когда город становится похож на иллюстрацию рождественской сказки. Я любила зиму, мне всегда в морозные дни легче дышалось. Я шла по улице к ближайшему магазину, стараясь ни о чем не думать, а просто наслаждаться окружающей меня пасторалью. Навстречу шли редкие прохожие, но я старалась на них не смотреть, не вглядываться в их лица и особенно опасалась смотреть на мужчин — в каждом встречном боялась увидеть того, кто уже однажды так некстати встретился на пути. Не знала, как бы реагировала, встретив его. Кинулась бы с кулаками? Расцарапала лицо? Заорав, убежала в ужасе? Хлопнулась в обморок? Не знаю — у меня не было ответа на этот вопрос. Предпочла просто идти, как будто это и не я вовсе, а только лишь моя оболочка.