Читать книгу "Под созвездием змееносца - Нэм Иртэк"

— А у вас тут только вдовы промышляют или ещё какие интересные личности имеются?

— Как не быть, где люди, там и нечисть с нежитью появляется. Чего им в пустынях-то делать? — бодро ответствовал мужик, подгоняя почти заснувшую кобылу кнутом.

— У нас в округе ещё тихо, благодаря монахам, что ходят и изгоняют всю эту пакость. Но бывает и упырь какой заглянет ноченькой тёмной, и оборотни леса наши жалуют. Но ты не боись, днём никто из исчадий этих не высовывается.

Задумалась. Наличие вампиров и прочей гадости меня почему-то не удивило, вероятно, благодаря стараниям бабушки-сказочницы, а вот борцы с ними весьма занятные. М-да, интересные у них тут монахи — боевые. Не словом же и водой святой они упырей успокаивают, в самом деле…

— Днём, значит, не опасно путешествовать. Это замечательно, конечно. И часто приходится хм… процедуры по изгнанию всех этих представителей нежити с нечистью проводить?

— По-разному бывает. Сейчас вот только начало лета, а скоро наступит самая пора. По зиме даже упыри не любят на мороз вылезать, спят наверное. И сырость не особо уважают, здоровьем, видать, слабоваты. Сначала то в одном месте, то в другом безобразничают, но редко. А уж когда ягодно-грибной срок придёт, там уж девок одних в лес нельзя отпускать. Да и ребятам молодым на реке к вечеру лучше не появляться, шибко русалки лютуют. Дык мы привычные уже, талисманы заговорённые монахами носим опять же. Во, — мой возница достал из-за пазухи кругляшок и с довольным лицом его продемонстрировал.

— Помогает? — недоверчиво повертела в руках амулет, болтающийся на плетёном шнурке, разве что на зуб его не попробовав.

— Не мешает точно, — кажется, обиделся мой собеседник и убрал свой оберег обратно за ворот рубахи.

— А расскажи мне про монахов этих. Святые люди, наверное, — примирительно улыбнулась усачу.

Мужик мне в попутчики попался хороший, незлобный и необидчивый, поскольку снова заулыбался и заговорщически подмигнул.

— Не святее нашего. И мясо уважают, и вино, а уж до баб охочи… Всегда вдовицы радуются их приезду. Монахами их кличут потому, как в монастыре живут, что в самой ледяной пустоши стоит, а с виду да повадками обычные мужики. Только тем и странные, что смысл бытия для них в убиении тех тварей, которые любят жизни людские губить. Бросаются в бой с радостью такой, будто ничего не боятся. Поговаривают, что они, могёт быть, и бессмертные. Только я так разумею, брешут. Мне и сеструха сказывала, лечат они их часто, а значит, обычные они, из плоти и крови.

Угу, получается, святые места, к которым я сейчас направляюсь, сами по себе и воинствующие спасатели к ним никакого отношения не имеют. Кто же они такие на самом деле? Теперь ещё и пустошь какая-то ледяная с монастырём объявилась… Интересно это всё и, пожалуй, не меньше, чем то, кто же, собственно, я такая. Ладно, будем считать, что странница, которой для начала выздороветь не помешало бы, а потом уже с местными необычностями разбираться. Это я всё настолько забыла, что не ориентируюсь абсолютно ни в чём, или я откуда-то издалека? Молчать я, конечно, была в не в силах, меня так и распирало от любопытства и вопросов, которыми я могла бы вызвать нездоровые подозрения в отношении себя. Пусть на нежить я и не походила, хотя бы потому, что спокойно вышла к людям днём, но всё же. Но, к моему неудовольствию мы уже прибыли к пункту назначения.

Кобылка облегчённо замерла у чахлого островка прошлогодней травы и сделала вид, что смертельно голодна. А, может, так оно и было. Её хозяин, деловито насвистывая, спрыгнул с телеги, перевязал поводья, набросив их на торчащее прямо из земли приспособление, и взял на закорки один из своих мешков. Я с интересом осматривалась, пока плелась за разговорчивым селянином по весьма утоптанной дорожке в сторону длинного деревянного дома. Отдать невысокому мужичку должное, он умудрялся давать мне пространные пояснения, даже кряхтя под тяжестью ноши.

— Это, стало быть, дом, где пришлые живут. А за ним пригорок, видишь? Так это самое святое место в наших краях и есть. Чегой-то сегодня зерно тяжелее, чем седмицу назад. Там вход в пещеру, где отшельник живёт, ему еду и питьё оставляют, он ночами забирает. А иногда выходит и днём, так этого уже, почитай, год не случалось. Но раз дары принимает, значится, живой ещё.

— Так он один здесь, святой-то ваш? А жрицы чьи?

Мужичок рассмеялся, а потом и вовсе закашлялся от моих слов, бедняга.

— Жрицы бывают токмо у богов, не знаешь что ли?! Холм этот сыздавна святым был, здесь и алтарь есть божественный, тут и жрицы, они в доме, что на той стороне стоит, живут. А отшельники… Они то есть, то нет их. Откуда берутся никто не знает, но привыкли мы к ним. Если помирает один, то вскоре обязательно следующий придёт. Как-то так… Ох, еле дотащил тяжесть эту, — выдохнул в усы мой сопровождающий, сгрузив мешок на ступени дома. — А там ещё с дюжину таких же. Эй, мамочка Доож, выходи гостей встречать!

Вскоре после этого довольно грубого окрика распахнулась дверь и на улицу вышла весьма обширных размеров женщина. И я даже сразу поняла, почему усач назвал её «мамочка». Именно это слово я мысленно и крикнула, когда её увидела.

— Фрол, это опять ты?! Мы ещё всё то, что ты в прошлый раз привёз, не съели. Скоро жрицы запретят нам столько денег тебе отдавать, — низким грудным голосом ответила Доож.

— Не запретят, знают они, что я только половину цены беру. И всё из-за любви к тебе, моя красавица, — подбоченился усач.

— Вся твоя любовь в том, чтобы я твои мешки таскала, — спустилась по ступеням женщина и подошла ко мне. — Новенькая?

Да вроде не старенькая, во всяком случае, для себя так только сегодня родилась. Но великанша мне понравилась, сразу было видно, что душа у неё такая же большая, как и рост. Мы разговорились, пока она помогала Фролу мешки таскать, и я решила остаться пока в этом доме, где, оказывается, всегда есть место для таких бродяг, как я.

ГЛАВА 2

Добротный дом был наполнен не менее радушными женщинами, чем великанша Доож, хотя и обладали более скромными размерами, что не могло не радовать. А то я уже начала себе казаться недорослем. Одна из хозяюшек, как раз накрывающих большой стол к завтраку, едва встретившись со мной в дверях, сразу заохала и, бубня что-то скороговоркой, потащила обалдевшую меня, как выяснилось, в умывальню. Над вёдрами с горячей водой курился пар и чудесно пахло свежестью и травами.

— Тяжко тебе, видать пришлось, если грын-травой натираться пришлось, — наконец, членораздельно произнесла моя сопровождающая.

— Чем? — поинтересовалась, уже скидывая с себя одежду и с вожделением протягивая руки к мочалке.

Тело, как будто только и ждало команды, зачесалось и потребовало немедленно смыть всю ту грязь, которая на меня налипла, пока я ночью в лесу развлекалась.

— Грын-трава, что в чащах самых глухих растёт, нечистую силу отпугивает. У тебя, вон личико всё ею перемазано, цвет она имеет особый — как небо предгрозовое.