Читать книгу "Венгерская рапсодия - Джессика Стил"

Элла вела себя безупречно, во всем уступала. Хотя, по правде говоря, несколько раз за семейным обедом возникали напряженные ситуации: отец язвил, а она с трудом хранила молчание. Но, сдерживаясь и не отвечая на колкости, она понимала, что платит за то, чтобы ее мать поехала в следующую субботу в Южную Америку.

Последние дни Элла чувствовала, что ходит по краю пропасти. Когда отец бывал дома, ей казалось, что, раз так долго ничего не происходит, значит, зреет ужасный скандал, и он разразится в любой момент.

В пятницу утром Элла проснулась с мыслью, что через 24 часа ее мать уедет. Завтрак прошел довольно сносно, так как отец рано отправился в офис. А вечером, боясь совершить какую-нибудь оплошность, Элла решила не спускаться к обеду. Да, но прислуга доложит отцу, что я жива — здорова и сижу в своей комнате! — размышляла она. Отец помешан на хороших манерах, он, конечно, разозлится и потребует объяснить причину моего отсутствия…

В итоге Элла появилась в столовой вовремя. Когда ее мать заняла свое место, Элла заметила, что та держится напряженно. Констанс Торнелоу никогда не перечила мужу и потому боялась, что даже перед самым отлетом он вынудит ее отменить долгожданное путешествие.

Элла одарила ее теплой улыбкой, с трудом удержавшись от вполне естественного вопроса: «Ты уже все упаковала?» Вместо этого она вежливо обратилась к отцу:

— Как прошел рабочий день?

— Довольно хорошо, — ответил тот любезно, и Элла подумала: либо он получил огромную прибыль от очередной партии товара, либо что-то замышляет.

— Ты хочешь сказать, что дела идут удачно? — тихо спросила она.

— Великолепно! — просиял отец. И пока ее мысли вертелись вокруг отпуска матери, он внезапно повторил: — Великолепно! Я сегодня звонил Золтану Фазекашу. Он согласился писать твой портрет.

Элла была потрясена до глубины души: за весь месяц ни на одну минуту она не вспомнила о портрете, уверенная в том, что Золтан Фазекаш не согласится рисовать ее.

— Согласился? — спросила она, и снова всплыли все возражения, выдвигавшиеся ею ранее. Она по-прежнему не знала, почему этот портрет вызывает в ней такой протест, однако теперь ей казалось, что на карту поставлено нечто принципиально важное.

— Согласился, именно так я и сказал. И далеко не сразу согласился, — заметил отец.

— Значит, тебе пришлось уговаривать его… — начала Элла, чувствуя себя задетой, хотя у нее не было желания, чтобы Золтан Фазекаш — или кто бы там ни было — писал ее портрет.

— Более того, мне пришлось просить, чтобы он втиснул тебя в свой график, — отрезал отец.

— Втиснул?! — Она пыталась выиграть время, раздумывая над тем, что ее отец не знает венгерского, значит, художник говорит по-английски достаточно хорошо. — Ну и когда он приедет? — Элла подумала, что для начала нужно поддержать тему. Но ее оглушил крик отца:

— Он не приедет! Ради всего святого, Арабелла, о чем ты говоришь? Это один из самых талантливых современных художников! Ты должна гордиться уже тем, что…

— Но если он пока не собирается сюда, — перебила она, решив, что попала в график путешествия художника по Англии, — тогда о чем же речь?

— Ты сама поедешь к нему! — гаркнул отец.

— Куда? — скептически спросила она.

— В Венгрию, конечно.

— В Венгрию? — удивилась она, и ее прекрасные синие глаза округлились.

— Ты обязательно должна все время повторять за мной? — вспылил Рольф Торнелоу. — Ты едешь в Венгрию. — И быстро продолжил, боясь, что она снова прервет: — А поскольку он хочет писать тебя при определенном освещении, ты проведешь в его доме столько времени, сколько понадобится для создания портрета.

— Но… — Она судорожно подыскивала какую-нибудь новую отговорку, шокированная тем, что отец все уже сделал, и ухватилась за последнюю соломинку: — Его жене вряд ли будет приятно мое присутствие.

— Золтан Фазекаш не женат.

Чтоб тебе провалиться! — подумала она с бессильной злобой, но по-прежнему не сдавалась.

— Тогда я тем более не могу жить в его доме.

— Не смеши меня! — оборвал отец, — Ты будешь под присмотром его экономки, не говоря уже о твоем хорошем воспитании и чувстве приличия, да и у мистера Фазекаша есть более интересные занятия, чем совращение мисс Торнелоу.

Элла возмутилась, но выдержала и эту колкость, однако сдаваться не собиралась. Зная, что может навлечь на себя бурю возмущения, она упрямо спросила:

— А что, если я не захочу ехать?

Ей показалось, что она услышала хриплое дыхание матери, которой весь этот спор причинял боль. Однако остановиться была уже не в силах.

— Ну что же, — сердито ответил отец. — Если ты не поедешь в Венгрию, я лишу тебя содержания!

— Наконец-то я пойду работать! — тут же парировала она, зная, что это сильнее всего может задеть отца. Ей показалось, что Дэвид, сидевший напротив, мечтает очутиться за много-много миль от этой бури.

— Поступай как хочешь, Арабелла, — грозно ответил Рольф Торнелоу. — Но ни я, ни твоя мать, — коварно добавил он, — своего согласия не дадим.

И тогда, переводя взгляд с брата на мать и видя тревогу и печаль в их глазах, Элла осознала, что должна отступить. Она могла противостоять отцу, но только не в ущерб матери.

Конечно, будет неприятно, если отец лишит меня содержания, кроме того, принципиальность тогда хороша, когда мы можем это себе позволить. Надо трезво оценить ситуацию: либо я еду в Венгрию, либо мама может попрощаться со своим путешествием.

— А нельзя ли… — спокойно начала она, чувствуя, как тяжело уступать, — послать мистеру Фазекашу мою фотографию? — Это была последняя попытка поставить на своем и не позировать для портрета. — Вероятно, он умеет работать и без…

— Я уже послал ему твою фотографию! — прервал отец. — Ты едешь в Будапешт, и точка, — угрюмо заключил он.

Этой ночью Элла лежала в своей кровати, мучаясь бессильной злобой. Я должна была догадаться еще месяц назад, когда отец вдруг перестал упоминать об этом несчастном портрете! Его молчание еще не означало, что он отступился от своей затеи, наоборот! А как он обвел меня вокруг пальца с этой фотографией! Словно невзначай сказал как-то о своем желании, чтобы на его письменном столе были фотографии жены и дочери. И мы с мамой безропотно отправились к фотографу…

Элла долго не могла заснуть. Теперь уже не только отец вызывал у нее раздражение. С какой это радости Золтан Фазекаш согласился меня рисовать? — думала она. В деньгах он, конечно, не нуждается, и у него наверняка есть чем заняться!

Когда на следующее утро Элла провожала свою мать в аэропорт, она и виду не подала, что раздражена. Тщательно скрывая свое настроение за ослепительными улыбками, она сердечно наставляла Констанс:

— Забудь о нас и думай только о себе. И не посылай нам никаких открыток, если тебе не захочется.